Аркадий Ровнер

Аркадий Ровнер

Вольтеровское кресло № 31 (379) от 1 ноября 2016 года

Пять стихотворений Валентину Никитину

* * *

 

В храме, мечети и пагоде
Каждый не так одинок,
Как у таинственной заводи 
На перепутье дорог.

Валентин Никитин

 

Одинокий в городской квартире,

запертый, свои считает стены,

пересчитывает, их четыре.

За одной поёт баритональный тенор:

 

Раз два три и раз два три и снова раз и два,

начинается сезон шуток, баловства.

Раз два три и раз два три и снова раз и два

мы играем, мы поём – всё нам трын-трава!

 

Одинокий в городском конвейере –

пешеходы топчут тротуары –

каждому отпущено по вере,

а красивым бонус – злые чары.

 

И тогда ожиданные заводи

открываются на перепутье,

каждому даются заповеди,

каждому по васильку и руте.

 

Одинокий путник на распутье,

у тебя дорога без дорог,

обойди сторонкой, милый путник,

заводи мечетей, синагог,

 

храмов, пагод и других молелен,

тех, где жажду утоляют многие,

путник, обойди их очень медленно,

вдумчиво, внимательно и строго.

 

Скоро-скоро растворятся тени,

расцветут озёра и леса,

и опять баритональный тенор

песенку закинет в небеса:

 

Раз два три и раз два три и снова раз и два,

начинается сезон шуток, баловства.

Раз два три и раз два три и снова раз и два

мы играем, мы поём – всё нам трын-трава!

 

* * *

 

Как будто влажный капюшон
Откинул горизонт на землю…
Мир изумлённо освежён,
И я восторг его приемлю.

Валентин Никитин

 

Не говорит со мной природа

слезами рос и звоном пчёл,

во мне нашла она урода,

а я сестры в ней не нашёл.

 

Я не нашёл в ней побратима

и даже дальнюю родню.

Вот пролетела птица мимо,

я слёз по ней не оброню.

 

Мне одуванчик о поэте

напомнил, Мите*, кто писал:

ты жёлтым был, и вот ты стал

седым, и нет тебя на свете.

 

Мне только пики мрачных скал

близки, как души нелюдимых

поэтов, судьбами гонимых

в безлюдья сумрачный оскал…

 

_____

*Одуванчик, ты уж сед,

а вчера ещё был жёлтый,

так зачем на этот свет

так ненадолго пришёл ты?

 

* * *

 

время сквозь пальцы,

а слёзы – из глаз

Валентин Никитин

 

Что толку унывать

и слёзы лить ручьями,

с надеждою смотреть

на запертую дверь,

давай смотреть трезвей

на то, что будет с нами,

а будет с нами то,

что с нами есть теперь.

 

А что мы есть теперь?

Мы утлые матрёшки,

и в нашей пустоте

живёт лишь пустота,

прикроют ли её

слова или серёжки,

убережёт ли страх,

поможет ли экстаз?

 

Пусть мужество придёт

и скажет нам сурово,

что платою красны

красивые слова,

и что ответим мы

за дело и за слово,

а где лежит асфальт,

там не растёт трава.

 

Не райские сады,

не адские кострища,

хоть не заслужено,

но всё равно

за всё, что мы прошли,

нас ждёт с тобой, дружище,

кавказский щедрый стол

и доброе вино.

 

* * *

 

Увидел радугу над Волгой,

И обомлел от красоты
Природы, ставшей богомолкой,
Чьи мысли девственно-чисты…

Не ею ли благословится
Земли святая ипостась?

Валентин Никитин

 

 

Мой друг живёт в плену своих картинок:

одна религия из дюжины других

была в него заложена тревожной

незащищенной юностью, когда

всех нас крушили примитивной догмой

и многих сокрушили, он же выплыл

на утлом корабле отцовской веры

в безбрежный океан, где только волны,

где только ветер, рвущий паруса.

Вселенная лежала перед ним

непостижимая, вручённая ему лишь,

но он ей дал готовые названья,

он населил её творениями предков

и смыслами, и образами, он им

поверил и в себе запечатлел их.

Другие смыслы он в себя не принял

и полюбить их он уже не смог. И так же

другие поступили, и расколот

был мир на много смыслов и названий,

и каждый оголтело утверждал

свои картины и свои названья. А мир

по-прежнему лежал непостижимый,

единственный, вручённый лишь ему

и ждущий имени, которого не знает

ещё никто. Но друг мой не пытался

назвать его, своим он верил предкам,

их смыслами богат. Феноменальный

замкнулся круг: и ангелы, и речка,

и радуга, и тучка – всё забито

в коробочку готовых соответствий,

ожиданных значений и эмоций. Осторожно

стучусь я в дверцу: Валентин, ты здесь?

 

* * *

 

Зрелая дева в кресле плетёном сидела,

Глядя на тёмного неба заплаты. Чреваты

Были зигзаги ветвистые молний. Раскаты

Издалека приближались к балкону. Несмело

 

Падали редкие капли в траву. Неумело

Ветер с ветвями заигрывал клёнов. Негромко

Голос мужчины в доме звучал. Шелестела

Штора. Жужжал мотоцикл. Темнеющей кромкой

 

Туча закрыла полнеба. Дева вздохнула. Улыбка

Вдруг оживила лицо её. Встала и, штору раздвинув,

«Страшно,  – сказала. – Кажется, будет гроза».