Аркадий Ровнер

Аркадий Ровнер

Вольтеровское кресло № 11 (71) от 11 апреля 2008 года

Пустыня растёт

 
* * *

Я, призванный служить опорой

ослабших и слепых кротов

поводырём, я тот который

всем чужд и ко всему готов,
 

я, видевший себя поэтом,

неосквернённым суетой,

о как наказан я за это

отчаяньем и немотой.
 

Другие знают всё что надо,

другим даны права и честь

нести из рая и из ада

благую весть и злую весть.
 

Пусть так, а я по бездорожью

пойду один на склоне дней

и с наслаждением и дрожью

встречаться с маскою своей.

 
* * *
 
Не подобает на шестом витке,

чтобы висело всё на волоске,

чтобы поток то ник, то разливался,

то иссякал, а то взвивался.
 

Не подобает наполнять пустой

сосуд гранёный бренной суетой,

и отрезвляясь, безусловно знать,

чем подобает горечь заливать.
 

Не подобает в королевстве лис

актёров поощрять из-за кулис,

когда одни отчаянно чадят,

другие молча гадят и глядят,

а третьи приносят вам фатом

и заметают след ободранным хвостом.
 

Но подобает в век самоутраты,

когда идёт расплата за растраты,

когда гарсон разматывает счёт,

когда шофёр гудит нетерпеливо

и заявляет женщина крикливо

свои права на твой косой полёт –

лететь на ведьме задом наперёд.
 
1998
 
* * *
 
Памяти Л. Черткова и Б. Козлова
 
Ушёл поэт, ушёл художник,

кто оплошал –

свободный дух или заложник

пустых зеркал,
 

и есть ли где-нибудь свобода

и ровный свет,

и в чем значенье перехода –

ответа нет.
 

Пустой колышется треножник,

экран погас,

ушёл поэт, ушёл художник,

который час,
 

какое там тысячелетье,

и век какой,

отчаянное лихолетье

или покой?
 

Блажен, кто верит в Провиденье,

в загадки снов,

кто скор отгадывать значенье

и суть основ,
 

кто слышит отзвук неслучайный

созвучных муз,

кому открыты двери тайны

сердечных уз.
 

Но мы, но мы – нам нет спасенья,

надежды нет,

нам, кто не ведает сомнений,

не светел свет,
 

для нас беспечных и холодных –

лишь темнота,

существование пустотно

и смерть пуста.
 

Женихи Пенелопы

 
Каждый из нас в этом доме хозяин,

Дом этот наш и по праву

Мы в нём и пируем, и пляшем…
Гораций
 
Мы – благородные гости женихи Пенелопы,

Мы из знатных семей, не бродяжки и не попрошайки.

Спать до полудня и холить себя не считаем зазорным,

После готовим пиры и пируем мы без приглашенья,

Ломти быков мы кромсаем большими ножами, на вертелах жарим, когда же

Жир закипит, зарумянится корка, и запах душистый от мяса

Ноздри наполнит, расставят нам слуги столы,

Губкой протрут их и хлеб испечённый положат в корзины,

А музыканты начнут своё пенье под струны,

В круг мы садимся тогда и едим мы, вином запивая и мясо макая в приправы.

Целыми днями в себя мы вливаем вино,

С каждым глотком его в нас просыпается ярость.

Также служанок заваливать – наша забава.

Сколько мы выпьем вина, сколько мяса съедим, сколько дев мы завалим –

поди посчитай-ка!

После танцуем мы под монотонную музыку колхов

Или под бешеный ритм эфиопов свирепых

Среди столов и скамей опрокинутых и среди битой посуды.

К ночи поближе к себе вызываем мы нашу невесту.

К нам наряжённой выходит тогда Пенелопа,

Чтобы сказать нам, кого она хочет в мужья себе выбрать,

Кто окончательно в доме её воцарится,

Кто установит в нём строгий порядок,

но Пенелопа лукавит и медлит с решеньем.

День переходит в другой, и летучие годы проходят, и слепнет наш разум,

Нет у нас больше терпения ждать перемены,

Ветер судьбы не торопится бросить свой жребий,

Боги молчат, отвернувшись, и Бездна безмолвна.

Стали в последнее время к нам шляться бродяги,

Требуют пищи и наглыми нас удручают речами.

Солнце слепит нас, и тени почти что не стало,

Кажется горьким вино, и не радует мясо быков и баранов,

Девки-служанки податливы, нет в них задора и страсти,

Только б сорвать им подарок себе подороже.

Всё опостылело нам, и себе опостылели сами.

Но продолжается пир, и не видно конца наважденью.

 
* * *
 
Я живу, не понимая,

что за милость, что за мука

эта жизнь глухонемая –

наша встреча и разлука...
 

Ты ушла, мой друг старинный,

ты лежишь в могиле тесной,

и неясны мне причины

этой муки бесполезной.
 

За окном ревут моторы,

топчут лошади газоны,

и заводит разговоры

мой сосед неугомонный.
 

Он талдычит мне надсадно,

а в глазах такая нежность:

В этой жизни безоглядной

торжествует безутешность.
 

И выходит на анализ:

в этом мире мало смысла,

буквы все перемешались

перепутались все числа.
 

Зачарованность

(Из Эмили Бронте)
 

Шевелятся злые тени,

Наползает мрак ночной,

Странное оцепененье

Овладело мной.
 

Тучи носятся в смятеньи,

Ветер выбился из сил,

Я стою в оцепененьи

Посреди могил.
 

Нет надежды на спасенье –

Ужас, смерть и тьма.

Я стою в оцепененьи

И схожу с ума.
 

Три посвящения Игорю Лощилову

 
1
 

Плетенье слов серьёзная забава

и пение – не менее серьёзно

а также дуновенье и шипенье,

но всех важней молчание словес.

Весь чёрный, словно вымазанный сажей

я вышел из Петровского пассажа

с намереньем немного погулять

но вспомнилась мне станция Купавна

которую я посетил недавно

тому лет тридцать или тридцать пять
 

Тут загляделась на меня ворона

на ней была блестящая корона

пускай глядит – в поглядке нет урона

особенно когда глядят с небес

Я сам оттуда – чем мы с ней не пара –

я знаю все щербинки тротуара

но путаю излучины небес

я очень шустрый и партикулярный

мной был открыт и жанр эпистолярный

и клей столярный и медведь полярный

и множество других таких чудес
 
2
 

Кто это там стоит

один на всю Россию

он м. б. пиит

он м. б. мессия

а может он сидит

или прилёг на лавку

а может он сердит

что проглотил булавку

кто это там бежит

олень или мужчина

он м. б. пиит

он м. б. Лощилов

он кажется упал

и кажется ушибся

он кажется устал

и кажется ошибся

кто там заводит речь

как будто бы пластинку

про вечер и про печь

про пламя и тростинку

про то что он стоит

один на всю Россию

про то что он пиит

про то что он мессия

кто там издалека

ему цветочком машет

речей или река

или девчушка маша

и для чего они

стоят, лежат в постели

и для чего нам дни

и сутки и недели

зачем нам табурет

и родина впридачу

зачем нам этот свет

и что всё это значит

и для чего гранит

подумайте Лощилов

вы всё-таки пиит

вы всё-таки мужчина…
 
3
 

Заткнув зловреднейшую балаболку

злодей пошёл по перелеску

жуя надкусанную булку

прикинувшуюся луной

шептали губы: или-или

а рядышком бродили

пенитенциарные потёмки

где государственник Потёмкин

просвистывал

семиписуарные тесёмки

повисшие меж мною и не-мной

К концу поближе появилось слово

«изюм», хоть нам теперь не до инжира

поэзия – она не фунт изюма

ей не до жира

она сегодня нездорова

поэзия равна

напёрстку чёрного Смирнова

бокалу красного вина

Лощилов что там налощил

щелкунчик иль лещом защёлкав

щеглёнок угощал

щавелевой щебенкой

щеголих

Лощилов волищоЛ

хил лих

иль это отэли?

Лощилов соглашайтесь на нули…

 
* * *
 
Ночью я плакал навзрыд, осознавая потерю.

Друг мой, утратив тебя, я и себя потерял.

Что значит «я» и что значит «ты» – я не знаю,

может быть, это метафоры, может пустые слова.

Так отчего же я плакал? Наверное, правда

то, что теперь мы с тобой неразделимы, мой друг.
 

Винегрет

 
*

Как хрупок человек. Сегодня он герой,

а завтра – дымка над горой.

 
*

Воспоминанья душат мысль.

От их когтей

ей хочется уйти.

Они как тигр.

Она как тень.

Она как мышь.

 
*

Дни мои однообразны

ни светлы, ни безобразны,

ни легки, ни тяжелы

ни велики, ни малы.

 
*

Как эфемерны тени

Гадеса.

Нет в них веса.

Они как гости наших сновидений.

 
*

Собака моего соседа

меня всегда встречает лаем

и провожает тоже лаем

и мы с моим соседом знаем

что прячется за этим лаем

 
*

Я глупею с каждым днём

стал я камнем, стал я пнём,

стал защёлкой, стал затычкой,

затирушкой, закавычкой –

самому себе привычкой.

 
*

Нет в мире равенства. Один

другому не ровня.

Возьми меня:

Я – Ровнер.

 
*

У цветочного ларёчка

поджидала мама дочку,

не дождавшись родила

двойню – крысу и орла.

 
*

Кто знает, где пасётся кит?

Я хоть не знаю, а киваю.

Сосед мой знает, но молчит.

А Змей-Горыныч вокруг сидит

и гневно головы вертит,

и в разны стороны кидает,

а изо рта огонь чадит.

 
*

В небе облако висит

и как баба голосит.
 

В небе облако парит,

на ветру огонь чадит.
 

В небе облако летит,

а на нём вверх брюхом кит.
 

Источник в городе Ессентуки

 
Чтобы работал мочеточник

и не ленился пищевод,

устроен в городе Источник

Кавказских Минеральных Вод.

 

* * *

 
Что предпочтительней всего –

глухая юность, злая старость

и беспощадная усталость,

когда не нужно ничего?

Что предпочтительней: цветок,

улыбка женщины счастливой,

иль из ручья под хрупкой ивой

прозрачной свежести глоток?

Что лучше: Север или Юг,

надежда или исполненье

желания, враг иль верный друг,

подарок или обещанье?

О если б знать, о кабы мочь,

догнал бы день, укрылся б в ночь,

но как, скажи, глупцу помочь,

слепца от ямы уволочь?

 
* * *
 
Косноязык я, господи, и жалок,

не повинуется мне мой родной язык,

я строки рифмовать давно отвык

и говорить, и думать без шпаргалок.

Мой дар – убожество и немота,

я падал не единожды, не дважды,

но где-то есть последняя черта,

переступить которую не дашь ты.

 
* * *
 
Осенняя печаль наполнила меня.

Дым плыл по небу в сторону реки,

пустой рукав вытягивая в гриву

и отрывая гриву от коня.

А безголовый конь был амфорой печали,

наградой бегуна, метателя копья,

он бросил камень тяжелее всех

и дальше всех, кого воспел Пиндар.
 

По небу плыл полупрозрачный пар.

Он плыл по небу в сторону реки.

И плыли очертания руки,

рисуя и в коня преображая.

И разрывался конь, и не было коня.

Осенняя печаль наполнила меня.

 
* * *
 
Христианское летосчисление,

потерянное поколение,

над всем довлеет предрешённость,

во всем господствует тщета,

утраченная искушённость,

потерянная простота.
 

Всё безутешно, всё напрасно,

чужая жизнь, чужая смерть,

ежеминутно, ежечасно

томительная круговерть.
 

Казалось всё давно погибло,

всё съела чёрная дыра,

надежда к якорю прилипла,

а с кожи содрана кора.
 

Но есть надежда, есть отрада,

еще не все пропало, нет –

пошли друзьям своим привет

и получи скорей награду

 
* * *
 
Экосистему нарушая,

угрюмо скалясь среди глыб,

глотает рыбина большая

четыре сотни мелких рыб,

которых в виде косяка

в большую пасть несёт река.

Теперь без этой мелкой рыбки

баланс в природе будет зыбкий.
 

* * *

 
В круговороте смыслов нет исхода,

и бездорожье не родит дорог,

и нет надежд у умного народа,

который, не родившись, изнемог,

из тяжести родится вдохновенье,

из воска происходит кислота,

и каждое ничтожное мгновенье

рождается бескрылая мечта,

из нежности рождается жестокость,

из такости выделывают чтокость,

из семени рождаются тираны,

из робости – покорные бараны,

ракеты производятся из мыла,

конфеты получают из дерьма,

из детских лиц выглядывают рыла,

и горе происходит от ума,

от ужаса у масс съезжают крыши,

из мышеловок выползают мыши,

из тех основ, что мы установили,

ослы, которых мы усыновили,

несут нам небывалые напасти.

Восходит солнце нового ненастья.

 
Пустыня растёт
 
Кто таит в себе пустыню,

пусть не прячется в пустыню.

Кто несёт в себе пожар,

пусть надует красный шар.

В мире нет такого блага,

чтоб залаяла дворняга,

и таких могучих сил,

чтобы ветер не носил.

В мире нет такой печали,

чтобы струны не звучали,

и таких сырых могил,

где б не рылся некрофил.

Мы по улицам гуляли

переулками плутали,

и на каждом перекрёстке

угреватые подростки

и девицы сполпьяна

наливали нам вина,

а с пожарной каланчи

нам кидали калачи.

 
* * *
 
Татьяне
 
Когда меня не будет больше с вами,

И вы останетесь одна с собою сами

наедине с озерами, с лесами,

с пустыми городскими небесами,

вы станете ли вспоминать ночами

меня, которого не будет больше с вами?
 

Когда меня не будет больше с вами,

Что станете вы говорить словами,

и будете ли вы грустить годами,

и будете ли плакать вы ночами,

когда меня не будет больше с вами?
 

Когда меня не будет больше с вами,

какими будете лукавить вы словами,

кого вы станете обманывать глазами,

кого дразнить своими волосами

и соблазнять горячими губами,

когда меня не будет больше с вами?
 

Когда меня не будет больше с вами,

Кто к вам придёт с холёными усами,

и с кем вы будете любезничать часами,

с кем будете касаться вы носами,

и чокаться и вместе есть салями,

когда меня не будет больше с вами?
 

Когда меня не будет больше с вами

И годы замелькают за годами,

Я буду к вам являться временами,

к вам прилетать низами и верхами,

когда меня не будет больше с вами.
 

Когда меня не будет больше с вами,

пускай накроет вас волной цунами,

пускай спасатели вас ищут месяцами,

пусть вас найдут потом в глубокой яме,

объеденной акулами местами,

когда меня не будет больше с вами.
 
© Аркадий Ровнер, 1998-2008.
© 45-я параллель, 2008.