Аркадий Ровнер

Аркадий Ровнер

Новый Монтень № 34 (490) от 1 декабря 2019 года

Человеческая окраина (часть 2)

Фрагменты ненаписанной книги

 

Начало см. в 33 (489) 21 ноября 2019 г.

 

Межзвёздная пыль

 

Не случайно астрологи связывают человеческий муравейник с муравейником светил. Люди на самом деле не что иное, как галактики, звёзды, планеты, кометы, астероиды, межзвёздная пыль… Одни образуют центры вращения, другие вращаются вокруг этих центров, но и вокруг последних вращаются ещё более мелкие объекты. Однако было бы легкомысленно устанавливать ценность человека по его положению в этом ансамбле, ведь нередко целые галактики кружатся вокруг ничтожных объектов, а достойнейшие люди сидят на обочине дороги, читая сочинения Ленина.

На спиркинском балагане произошло действительное чудо: пробудился от спячки сомнамбула Абай. И вокруг него, разгоняя звёздную пыль, закружились планеты, кометы и астероиды. Гадкий утёнок опять оказался лебедем. Он увидел рядом с собой людей, способных принять его амбиции, разделить его самооценку, понять то, что он узнал на Сулеймановой горе. Это были его однолетки, однодумки – физики, психологи, литераторы, артисты. Рядом с ним опять начались чудеса: странные совпадения, музыка, загадочные сны. Пригодились и папины связи, и личное обаяние – его облик восточного принца с тонкими манерами и загадочным прошлым. Была в его взгляде, в серых немного навыкате глазах, – поволока, притягивавшая и мужчин, и женщин, а в движениях – вкрадчивая сила. Поражала его способность замереть, застыть, вырубится из разговора, а потом как ни в чём не бывало спокойно продолжить с прерванного вопроса или замечания. Работал и контраст между его высокомерной требовательностью, презрением к окружающим и – внезапными порывами великодушия, открытости, восточной щедрости. Скоро вокруг него уже кружилась стайка планет, комет и астероидов, прилетевших из не менее экзотических миров. Среди них был Пестряцов, кандидат географических наук, магнетическая персона с определённой склонностью к насилию, каратист с группой молодых последователей, тоже каратистов, одержимых идеей проверки идей психотроники на человеческом материале. Игорь, заводной режиссёр из города N., бредящий идеей просветлённого мастера, готовый искать его на краю света. Москвич Золотов (Абая с ним познакомил Пестряцов) с созданной им командой, проводящий на своих семинарах крутые эксперименты с подопытными обывателями. Валентас, физик, тоже из N., с жёстким, ощупью бредущим умом, резкий от застенчивости, жадно ищущий паранормального опыта. Было ещё несколько близких друзей и великое множество шапочных знакомых – каждый из них втягивал его в свой круг ожиданий и проекций, знакомил со своими друзьями, искал его одобрения, дружбы.

У Байбакова Абай познакомился с Сергеем Ивановичем, человеком незаметным. Тот пообещал ему пропуск в библиотечный спецхран и своё обещание выполнил. Теперь Абай мог любовно листать выцветшие масонские книжечки позапрошлого века и вгрызаться в отчёты по свежим исследованиям паранормальных явлений, которые выписывались из Америки. Сергей Иванович намекнул, что может свести его с людьми, проводящими такие же эксперименты у нас – всё это под секретом. Абай дал обещание и даже подписал соответствующую бумажку, а через месяц-другой присоединился к одному закрытому проекту как специалист по Востоку.

В жизни его появилось новое измерение: он встретил несколько странных людей, каждый из них нёс в себе уникальный дар, но также – и его пределы. Некоторых он уже знал по спиркинскому семинару. Обычные и даже скучные в жизни, они совершали чудеса: передвигать на расстоянии незначительные предметы, находили спрятанные вещи, угадывали карту из перетасованной колоды, читали немудрёные мысли. К каждому из них был приставлен штат лаборантов с приборами, а в это время теоретики разрабатывали для них программы и писали отчёты, которые засекречивались на стадии рукописей.

Работа проходила в пансионатах, огороженных высокими заборами с колючей проволокой. Жили по принципу общества посвящённых – секрет их казённого служения прятался в тайниках системы. Система работала уверенно. Сбоев не было, но эффективность оставляла желать лучшего. Получали деньги под одно, делали другое, писали в отчётах третье. Главное требование: не болтать лишнее, в состоянии опьянения особенно. Между тем уже дул ветер перемен, и дул на Восток.

Восточная сказка начинается

 

Летом Абай под убедительным предлогом организовал экспедицию в Среднюю Азию, то есть попросту собрал группу друзей и отправился с нею искать просветлённого мастера. Выбрали маршрут по гробницам мусульманских святых, переезжали на автобусах, часть пути на объектах проходили пешком.

Приехали в Султан-бабу вечером, оставили рюкзаки в автобусе, пошли осмотреться. Темнело. Мавзолеи маячили на горизонте, вокруг сновали какие-то подозрительные личности. Абай построил спутников цепочкой, пошёл впереди. Прошли с полчаса. Идёт и чувствует: ноги будто налились свинцом, заплетаются. Вскоре он оказался в хвосте цепочки. Видит: в придорожной пыли сидит старик-бродяга и улыбается ему:

– Вот, – говорит – сижу Ленина читаю.

...Старик привёл их в мавзолей, запер скрипучую дверь на палку, развёл огонь в сводчатом зале, вытащил из сумки лепёшки и угостил их. Попили чаю, поели, хотели возвращаться, палку никак не вытащат из двери. Бились-бились, старик тоже вроде старался, и не смогли. Пришлось заночевать в мавзолее. Пристроились, кто как смог по углам. Бродяга тоже лёг в уголке и затих.

Абай долго не мог заснуть, а потом неожиданно провалился в сон. Увидел во сне Сергей Ивановича, похожего на шофёра из далёкого детства, длинным ножом он свежевал живого барана. Баран лежал перед ним неподвижно и только постанывал. Занимался он этим поглощено, не глядя по сторонам. Потом вдруг повернулся к Абаю и хмуро усмехнулся. Абай мгновенно понял, что будет дальше. Душа его ушла в пятки. Хотел бежать, но ноги одеревенели. В ужасе он вынырнул из сна, открыл глаза, не соображая, где он. Увидел перед собой физиономию бродяги.

– Что – испугался? – сказал ему тот на местном наречии, которое Абай понимал с детства, и заговорщицки подмигнул. – Ты с этим начальником лучше развяжись. Другая жизнь у тебя начнётся.

Абай вспомнил странные события предыдущего вечера, узнал старика с обочины и – провалился в новый сон.

Теперь он сидел на диване в пальто с поднятым воротником в незнакомой комнате, наполненной людьми. С потолка свисал плетёный соломенный абажур и тень его образовывала огромный – на весь потолок – узорчатый цветок. У ног его на разостланном ковре стояли тарелки с пловом, сырами, колбасами, бутылки водки. Он был нездоров, и ему было дурно. Преодолевая тошноту, он отдавал распоряжения. Все присутствующие были прозрачны и податливы, и только один смуглый красивый человек поставил между ним и собой непреодолимую преграду. От раздражения в нём поднялась волна дурноты. Абая стошнило прямо на персидский ковёр. На секунду он вырубился и почувствовал, что кто-то трясёт его за плечи.

Он очнулся: два его спутника будили его с тем, чтобы вернуться в автобус. Светало, из щелей в душное помещение наползал сизый туман. Стали искать остальных. В соседнем помещении нашли одного. Остальные как будто растворились. Бродяжку тоже не могли найти. С трудом отыскали дверь, начали вытаскивать палку из запора: палка не шла ни взад, ни вперёд. Не было ни топора, ни лома, чтобы сломать запор. Провозившись с час, пошли вглубь помещения искать выхода. В одном из коридоров наткнулись на старика и трёх своих людей, разводивших огонь. Теперь уже в полном составе вернулись к двери, стали опять возиться с запором. Старик снова попробовал вытащить палку и снова безуспешно. Один из спутников начал пилить её ножом, остальные готовили чай, благо заварка и котелок у старика были. Бродяга нервно суетился, помогал, подсказывал. Наконец, вода в котелке начала пузыриться. Сели пить чай. Возбуждённый, сияющий, старик сидел среди них и, не закрывая рта, лопотал чепуху, внося странное оживление в угрюмую компанию не выспавшихся раздосадованных москвичей, влипших в глупую историю. Чай с дымком несколько примирил их с действительностью.

Прислонившись к стене, обжигаясь крутым кипятком из оловянной кружки, Абай оцепенело смотрел на огонь, перебирая в уме два приснившихся ему сна. Первый сон был прозрачен, однако при чём тут старик-бродяга? Кроме того, он не мог понять, видел он ли старика наяву или во сне. Второй сон был тёмен и тревожен. Он попробовал вспомнить лица людей в незнакомой комнате с соломенным абажуром – и не смог. В нём снова поднялось раздражение на смуглого человека, противящегося его воле – где-то он встречал его, но где? «Сердиться не надо – учиться надо,» – проговорил как бы про себя сидящий с ним рядом бродяга и подлил чаю в его оловянную кружку. Приглядевшись к соседу, Абай вдруг обнаружил в нём крепкого и совсем не старого человека. Тот хитро подмигнул ему, как во сне, и сказал на этот раз по-русски: «Ленин что говорит? Учиться надо. Человек хочет учиться – не может. Почему?» − Бродяга весело рассмеялся: «Потому что не понимает: всегда пилюс, никогда минус». И Абаю стало вдруг весело. Он подумал, а не пожить ли ему немного рядом с бродягой.

Тем временем и дверь поддалась: палка без труда выскочила из запора. Вышли из мавзолея на свежий воздух и увидели: огромное солнце вставало над покрытыми кустарником холмами. И сразу навалилась жара.

 

Монотонная вечность

 

Первое время Абай непрерывно сравнивал то, что происходило с ним сейчас, с тем, что он узнал за полгода, проведённые им у старцев на Сулеймановой горе. Старцы с Сулеймановой горы учили его чистоте помыслов и почитанию Аллаха. Здесь же ничего такого не было. Его никто ничему не учил. Мирза жил своей обычной жизнью, боролся на базарах, на свадьбах, бродяжничал, просил милостыню, пил водку. И Абай сидел вместе с Мирзой возле мусульманских и зороастрийских гробниц, ел плов и шурпу, бормотал вместе с Мирзой молитвы по просьбе поминальщиков или переходил с одного места в другое, ночуя где придётся. По пути он встречал факиров и таких же как они бродяг, слушал их рассказы о чудесах, сам видел чудеса, которые совершались буднично и незаметно, без наблюдателей и измерительных приборов. Абай пил водку с Мирзой и его дружками, людьми с бычьими шеями и кривыми ногами, которые боролись друг с другом на потеху зевакам на базарах, на праздниках и свадьбах, а когда не было работы, бедствовали, промышляли кто чем горазд, пили вместе и, опьянев, налетали все на одного, били долго и методично в самые чувствительные места, пока тот не терял сознание, а потом, когда он приходил в себя, били снова. Абай пил вместе с ними, слушал их разговоры, шатался с ними по базарам, приглядывался к людям, и в нём пробуждалось знакомое детское ощущение монотонной вечности, когда всё вокруг становилось странным и чужим, как будто он заброшен на незнакомую планету, в какое-то незнакомое время: на миллионы лет назад или вперёд, – и время ничего не значит. И удивительное веселье овладевало им, будто бы он удрал из тюрьмы, в которой провёл много лет, может быть целую жизнь, и теперь он спасён, тела больше нет, и ему ничего не страшно.

Когда Абай, наконец, разыскал в Султан-бабе свой автобус и увидел обращённые на него молчаливые взгляды шести спутников, труднее всего ему было поверить тому, что с той ночи, когда все они оказались заперты бродягой на палку в древней гробнице, прошло всего-навсего четверо суток.

Через месяц, сидя с друзьями за заставленным бутылками столиком в Москве в ресторане «Арагви», Абай вспомнил о том, что случилось с ним в Султан-бабе. У него больше не было сомнений: не здесь, в Москве, а там, среди «артистов», бродяг и побирушек, под лукаво-жёстким взглядом Мирзабая оживало его истинное «я», свободное от тревог и учитываний, неодолимое и владеющее вселенной. Он вдруг понял, что встретил просветлённого мастера.

 

Изречения некоторых учителей

 

В нашу жизнь входят вопросы и мысли инопланетян, которым что-то нужно от нас или от Земли, или от некой планетарной сущности. Как и на каком языке они могут заговорить с нами?

Нильс Бор

 

В Платоне человек оказался всецело поглощён диалектиком.

Джордж Генри Льюис

 

Знание никогда не может быть захвачено снизу, оно может быть только спущено вниз.

Адин Штейнзальц

 

Каждый сыт своей мерой.

Игорь Чабанов

 

Всегда пилюс, никогда минус.

Мирзабай

 

Восток и запад

 

Запад есть Запад, Восток есть Восток...

Р. Киплинг

 

«Широка страна моя родная». Абай встретился с Валентасом на спиркинском семинаре. Случилось, как это обычно случается: увидели один другого, понравились, познакомились, подружились. Валентас – физик с тоской по Востоку, Абай для него восточный принц – обаяние, живость и пластика. Для Абая он – мыслящий физик, западный дисциплинированный ум, прибалт, что-то слышавший о суфизме. Оба открытые, без видимых подвохов. Оба искали себе применения, искали друзей. Кто первый к кому подошёл – не имеет значения. Каждый окружён своим облаком надежд и концепций – разговоры лились параллельными токами, каждый о своём, тем не менее, получались. Время было такое: общей отчуждённости от официоза достаточно было для дружбы. В то же самое время оба искали причастности к влиятельным сферам. И оба к ним причастились, оставшись свободными внутренне – клетка была не такой уж золотой и их нелегко было приручить: кесарю отдавалось кесарево, себе же брали с лихвой. Каждый знал о проекте другого достаточно. Впрочем, как уже было сказано: “деньги давали на одно, делали другое, в отчётах писали третье”.

Абай был постоянно окружён друзьями: компании, разговоры, проекты, гитара, женщины, исчезновения из Москвы – на юг, на Восток, на Запад – и опять возвращения в Москву. Посреди этой жизни – живое пульсирующее любопытство, острый ум и отвага, может быть, ясновидящего, прозорливца, и – воля. Внешне податливый Валентас брал аскетизмом и внутренней собранностью, мыслью, голой и резкой, как скальпель. Нередко с разных сторон, как охотники, друзья загоняли Истину – она гнулась, трепетала, дрожала, пока, наконец, не сдавалась – сразу двоим – и тут же, посмеявшись над ними, ускользала. И всё-таки ждали чудес.

Как-то Абай говорит: «Знаешь, я нашёл кое-что, поедем со мной, я тебе покажу». Предлагалось поехать к быку на рога, к просветлённому мастеру в Каракалпакию, в посёлок с романтичным названием «Шестая бригада» колхоза “Путь ленинизма” – чудеса падали отовсюду. И Валентас уже было собрался, но близкие роды Виргинии потребовали его возвращения в город N.

В городе N. дождик сыпал лениво и градусник был на нуле – это после московских февральских ветров и кусающей стужи. Врач успокоил и дал им ещё две недели до родов. Отправились на день рождения к другу в город L. С полдороги пришлось возвращаться: ребёнок задвигался. Едва дотащились до роддома, как начались схватки. В роддоме и слушать не стали его уговоров побыть с ней немного – выставили, и дверь на задвижку.

Обескураженный Валентас возвратился домой, а Абай с Мирзабаем сидят у него на диване: приехали, дескать, поздравить с рождением сына. Тут звонит телефон – из роддома с поздравлениями: сын родился. Выпили чаю и улетели, в городе N. проведя три часа.

«Мирзавцы»

Как это начиналось

 

Слух о Мирзабае разнёсся по городу N. и окрестностям. В «Шестую бригаду» колхоза «Путь Ленинизма» потянулись бездельники (так их величал Мирзабай) – группами и поодиночке. Ехали туда как на дело. Возвращались назад окрылённые – мирзавцами. Первым в «Шестую бригаду» поехал Валентас.

 

Рассказывает Валентас:

Самолёт прилетает в Ургенч, другой пункт Нукус. Это примерно 150-200 километров в другую сторону. Самое забавное было другое. В Азии я до того не был, а лето было отменное, было почти 50 градусов. Я дополз до переправы, там километров немало, переправился на другую сторону, а было всего около часу дня. Оказалось, что в ту сторону, куда мне надо, ничто принципиально не едет. Надо идти. И это оказалось километров 15. Ну что же остаётся. Пошёл.

Так вот: я начал топать. И через какое-то время чувствую – ни воды нет, ни черта – а по дороге идёт осел с оранжевым рюкзаком, то есть – я. На меня все издали смотрели. Рюкзак был оранжевый, а в то время оранжевых рюкзаков принципиально не продавали. Они появились этак лет через 15-20. Когда я прошёл километров пять, я понял, что мне чего-то не то видится и сейчас будет очень плохо. Я присел на обочине дороги, потому что точно физически не мог идти. И вот через какое-то время я очнулся, смотрю: я в тени. Тень в середине дня в Азии в разгар лета – это достаточно редкая вещь. Поднял глаза и вижу: такое маленькое облачко солнце закрывает. Вот это сам анекдот и есть. Я сижу, смотрю на это облачко, а оно тоже на месте сидит. Я как будто пришёл немножко в себя, начал идти. Через какое-то время я опять сел и понял, что я в той же тени сижу. Облачко не увеличивается. И вот с эти облаком я и пришёл в «Шестую бригаду». Почему я и не решаюсь рассказывать этот эпизод многим – явно спишут на что-то. Вот это основной номер. Так что все остальное оставило во мне большое впечатление.

Честно говоря, как я провёл там неделю, я не совсем помню. Вообще какие-то огрызки в памяти. Там вообще никого до этого не было. Там Абай поошивался до этого и исчез. Мирза поиздевался полчаса надо мною, а потом всё пошло прекрасно. Ходили вместе в Султан-бабу, собирали милостыню. Он милостыню просил, а к тому же заставил и меня, научного сотрудника, это делать. Первые полдня это было очень даже приятно. Приходилось шевелиться. В Азии никто не сидит. Люди там что-то делают. Если ты будешь сидеть, в Азии тебе никто ничего не даст. Нужно подходить, как-то взаимодействовать, просить, добывать что-то. Это совсем не то, что у нас на углу сидеть. Пришлось научиться. Это очень полезно. Я до этого ещё был обучен продавать цветы на базаре, так что опыт был.

 

Поехал туда и Дима с братом Виталиком.

Абай встретил их с поезда в затрапезном виде, в жёлтой шапочке, похожей на монгольский шлем, которую, по его словам, он получил как милостыню, одно ухо висело. Довёз в кузове грузовика до аула и уехал.

«Шестая бригада», аул в степи, сакли, арык. На пороге облупленной сакли стояла мать Мирзабая Апа – скрюченная, маленькая, горбатая, что-то с глазами. Объяснила на пальцах: Мирза уехал в Султан-бабу. Пили чай.

Неожиданно появился на грузовике Абай, предложил им поехать в Султан-бабу. В Султан-бабе кучки людей у могил справляют поминки: чай, лепёшки и плов. Мирза сидел в окружении местных жителей, говорили по-своему, непонятно. Чувствовалось: он в этом деле почтенный человек, часть этого кладбища, он их развлекал, читал мусульманские молитвы, и они накидали ему денег. К нему обращались в контексте: помолись за меня, святой человек (дурачок-юродивый). Молился он скороговоркой с видом: это я делаю для них. По просьбе Мирзабая Дима тоже представил пантомиму, они и ему денег накидали – Мирза взял эти деньги себе. Потом появился какой-то начальник, стал на Мирзу наезжать – тот энергично отбрёхивался. Вечером вернулись в «Шестую бригаду».

Жили у Мирзы, в меру внимательного и в меру разговорчивого. Через день Абай спросил, сколько у каждого с собой денег. Сказали. Он тогда говорит: за вычетом денег на обратную дорогу, не хотите ли отдать все деньги Мирзе? Тогда вы, естественно, перейдёте на полное наше довольство. Конечно же, захотели. Да и деньги у них были не Бог весть какие.

Всё там делалось основательно. Запомнилась игра с покупанием водки: надо-де спрятать, односельчане увидят, все-таки мусульмане. Ходили в магазин. Заворачивали бутылку в полотенце. Приносили. Пили, закусывали виноградом. Строили туалет: воткнули в землю несколько прутиков и опять: хватит, молодец, уставать нельзя. Все делалось с большим смыслом.

Когда уезжали оттуда, их тепло проводили. Мирза сказал им: пока не доедете до города N, всё будет благополучно: сюда едете на свой страх и риск, а обратную дорогу вы, дескать, под нашим покровительством и защитой.

 

Игорь послал Мирзабаю привет.

Валентас привёз Игорю от Мирзабая тюбетейку с баракой!

Игорь послал Мирзабаю можжевеловый посох и получил от Мирзабая в подарок чапан.

Осенью 1982 года Игорь встретил Абая у Пестряцова в Москве. Вскоре пришла от Абая «суфийская» телеграмма: приезжай, разрешение посетить Мирзабая получено.

Игорь поехал в Москву. Абай сказал: «Поезжай, если хочешь, Мирза тебя ждёт». Игорь занял денег, купил сандалии, достал билет и улетел в тот же день.

Прилетел, добрался. Встретила Апа. Сидел во дворе, пил чай с лепёшками, ждал. Вдруг из кустов выскочил взъерошенный человек:

– Ой, Игорь приехал!

Четыре дня пробыл Игорь у Мирзы в «Шестой бригаде» колхоза «Путь ленинизма». Первым делом Мирза вылечил Игоря от головных болей, мучивших его с детства. Мирза был само гостеприимство. Готовил плов, хлопотал, лопотал. Говорил на своём обычном языке с крайне ограниченным запасом русских слов, а потом вдруг начинал читать стихи на прекрасном русском. Местные люди отзывались о нём противоречиво: кто как о дурачке, кто как о человеке с баракой пророка Мухаммеда. К концу четвёртого дня Игорь понял, что хочет у него учиться.

Вернулся домой и сказал своим друзьям: «Я ухожу учиться, а вы как хотите».

 

Рассказ Офелии о том, как Абай разорял дом Мирзабая:

Мы с Апой сидели, как положено женщинам, на кухне, а мужчины были в комнате, пили, разговаривали. Там были Мирза, Абай и несколько приятелей Мирзы. Разговаривали на местном языке. Время от времени Апа приносила мужчинам чай и уходила. Разговор становился горячим. Потом приятели побили Мирзу и ушли. Мирза не сопротивлялся, позволил им бить себя.

Когда они ушли, Абай начал громить дом Мирзы. Ему было горько, что его учитель Мирза позволил им побить себя. Он кричал, плакал и выбрасывал вещи из дома Мирзы. Он ломал и выбрасывал во двор всё самое ценное, что находил в комнате и на кухне. Он бил стёкла. Он монотонно что-то говорил на местном языке и крушил всё, что попадало ему под руки. Мирза не сопротивлялся. Мы с Апой сначала отсиживались на кухне, потом мы все вышли на двор и смотрели молча, как Абай доламывает дом.

 

Мудрость Мирзы

 

«Сколько безделник будет Москва, Ленинград, другой город? (Бездельниками Мирзабай называл духовных искателей.) Сто тысяч будет?» – спрашивал Мирзабай у Игоря.

«Сто тысяч будет», – отвечал Игорь.

«Что будет, если все безделник Москва, Ленинград, другой город приедут в “Шестая бригада” колхоз “Путь ленинизма”! Представляешь?» – и Мирзабай заливался хохотом.

Шёл один верблюд, шёл другой верблюд, шёл целый караван. Потянулись один за другим ходоки к Мирзабаю. После Кастанеды пришло время интереса к своей домашней экзотике. Одни отправлялись на поклон к Дандарону в Улан-Уде. То были интеллектуалы, так сказать, идеалисты. Другие – к мистеру Тамму под Таллин – оккультисты. Третьи ездили к Мирзабаю. То были суровые реалисты.

Сколько бездельник перебывало у Мирзы за два года? Может быть, сотня, и не одна. Никто не считал. Слух о Мирзе разлетелся как молния по Большой Системе российских бездельников. Его называли суфийским мастером древней корневой Традиции с крутыми методами переплавки человеческого материала. Это был свой отечественный Дон Хуан, не задетый идиотизмом тропических джунглей, свой кореш из родной советской школы и даже, по слухам, медалист. «Шестая бригада» колхоза «Путь ленинизма» превратилась в суфийскую Шамбалу. На владельце томика любимого вождя почила барака пророка Мухаммеда.

Мирза был алогичен, но требовал понятных вещей. Он знал полдюжины русских слов, но говорил на понятном языке. Он играл на основных человеческих слабостях, их никому не нужно было объяснять. Освободиться от привязанности к ним и получить благодатную бараку хотел каждый. Даже – считавший себя совершенным.

По ценам тех лет многие могли себе позволить роскошь путешествия в Среднюю Азию. Однако экзотика превосходила все ожидания: живая пустыня Кызыл-Кум, древняя Каракалпакия, духовный учитель в роли деревенского дурачка и кладбищенского юродивого, собиравшего милостыню, его одноглазая мать – чем не баба+йога, их сакля, их арча, их жара, их нравы, их водка, их мир настолько убедительный и непритязательный, что оставалось только смирить свою гордыню, пить водку, не просыхая, и не попадаться на простые ловушки, подставленные порокам – жадности, похоти, чревоугодию, лени.

Принимались все, но не все жаловались. Как-то при большом наплыве бездельников Мирзабай велел выстирать и повесить сушиться одиннадцать полотенец. Гости, съевшие не одну собаку в мистическом символизме и скорые на интерпретации, сразу же рассудили: это знак, что из сотен туристов, бывших здесь, только одиннадцать настоящих учеников. Остальных он своими учениками не считает.

Когда Мирзабай на стук открывал скрипучую дверь своей сакли и задавал резко-жёсткий вопрос: «Ты кто?» – с первой же реакции и первых слов гостя начиналась невидимая игра, которая с первой минуты могла быть бесплодной, но могла означать и встречу. Если ты понимал, что приехал потому, что ты хочешь узнать то, чего ты не знаешь, у тебя появлялся маленький шанс. «Я здесь, потому что я не знаю,» – твердил Игорь, валяясь под огромными среднеазиатскими звёздами и держась за живот – Мирза наслал на него понос. И ответ на вопрос «Кто ты?» человек увозил, покидая Мирзу через день, через неделю, через месяц. Кому сколько было дано, проживал в новом пространстве – дворике Мирзабая в забытой людьми, но не Аллахом, «Шестой бригаде». На тебя никто не обращал внимания: старуха-мать возилась возле печки, какие-то люди приносили хворост из степи и воду из арыка, умывались во дворе, женщины что-то стирали, мужчины пили чай и притаскивали из магазина бутылки и от соседей – горячие лепёшки. Каждый был занят собой и своим делом – происходило несуетливое броуновское движение, будничное, никакой искусственности.

Однако всё это – только на поверхности, для туристов. Имеющий же глаза видел: это не школа – никто никого не учит. Да и чему учить взрослых людей, каждый из которых – учёный со степенью? Происходило другое: в пространстве учителя пробивались ростки новой жизни. Человеческие души – на разных стадиях и в самых фантастических формах – подвергались живительному облучению и – травинками, червячками, лягушками, ящерками – извивались, распрямлялись, росли в большом и тёплом пространстве Мирзабая.

Вот человек-камень, можно им постучать о другой камень, получится тук-тук, а-то и слепую искру высечешь. Вот человек-деревяшка, поливай, окучивай – бревно всё равно останется бревном. Вот глина – хороший горшок и больше ничего. Тоже в хозяйстве пригодится. А вот те, кто изменяются, кто сегодня инфузория, завтра ящерица, послезавтра рыба или кошка. Иногда нужны месяцы, годы, чтобы такой стал человеческим ребёнком. Иногда одной жизни и десяти жизней – мало. Тогда учитель беременный – сразу десятью детьми, и все на разной стадии, и со всеми разные заботы. Хорошо, если человек – дерево. Дерево пришло – дерево ушло. Дерево – молодец! Дерево – это красиво. А что, если доведёшь до кролика, до кошки или до пантеры и – оставишь. И уйдёт такой от тебя кошкой или уползёт змеёй, или ускачет мелким бесом – и так всю оставшуюся жизнь пропрыгает. Или станет кидаться на людей. Как Абай. Кто за это ответственен? Конечно, учитель,

Учитель – это скала, и через него идёт сила. Учитель – это корень, и через него идут соки. Оторви от силы, оторви от соков – что получится? Сгниёт, погибнет, канет душа не завершённая. Камень можно в любом месте бросить, за деревом каждый может ухаживать, а что если это живое существо? Как его на полпути бросить – или выкидыш, или смерть. Жуками, змеями, кошками расползутся они по свету.

Сколько у Мирзабая учеников – двести или одиннадцать? А может быть, один? Кто его сын? Кто о нём заботится? Кто его любит? Кто готов отдать ему все, что у него есть? Кто слушает и исполняет его слово? Кто готов прыгнуть для него со скалы? А может быть, у него нет ни одного ученика? Одни только бездельники и туристы? Тогда плохо дело Мирзабая. Тогда сам Мирзабай бездельник.

А пока надо водка выпивать, лепёшка кушать. Плов – молодец. Лепёшка – молодец. Гость – тоже молодец. Гость – старый учитель Игоря. Альбина – молодец. Казан человек приезжает. Много деньги привозит. Вопрос спрашивает – голос слушает. Мало понимает – деньги пропадает. Утром деньги находит. Казан человек уезжает – опять приезжает. Язык Мирзы не понимает.

Трудно понимать язык. Стараться надо. Ленин говорит: учиться надо. Человек хочет учиться – не может. Почему не может? Много вещи хочет – потому не может. Женщина хочет, деньги хочет, дом хочет, лепёшка хочет. Женщина, деньга, лепёшка много хочет – учиться мало хочет. Много-много книга читает. Голова свой ум нет.

 

Раскрутка Мирзабая

 

С раскруткой Мирзабая было не так просто. Абай приезжал с ним в Москву, устраивал его жить у Васильева в писательском доме в Лаврушинском переулке, приглашал влиятельных гостей. Мирза вёл себя идеально, сидел на коврике в чапане и тюбетейке, изображая восточного мудреца, старательной скороговоркой – как на мазаре молитву – читал наизусть заученную цитату из Ленина. Гостей угощали топлёным молоком с бараньим жиром. Поили чаем и водкой. Абай возил Мирзабая на научные семинары в Институт философии и в Академию наук, в гости к Якову Маршаку и Иннокентию Петрову. Всех тогда занимали экстрасенсорные перспективы – возможность на этом выплыть. В то время к этому серьёзно относились. Их поддерживал главный редактор «Огонька» Сафронов и председатель Госплана Байбаков. Велись разговоры на тему создания института нетрадиционной медицины с Мирзабаем в качестве опорного (корифея, может быть, экспоната). Был замешан и Звёздный городок: оттуда звонили и приезжали физики и лирики.

Спецслужбы засуетились. Оттуда приходили тихие интеллигентные люди с сомнительными предложениями, рискованными идеями. Предлагали ввести Мирзабая в иностранные посольства, вывезти заграницу. Втирались в доверие и собирали информацию. Прибивало множество странных персонажей, примерявших Абая и Мирзабая для собственных проектов. Всем нужно было с ними пообщаться. Однако нужные люди не появлялись – ситуация заходила в тупик. Жена Васильева от непрерывных звонков – телефонных и в дверь – начала угрюметь и фальшивить. Абаю пришлось ограничить количество посетителей, во всяком случае, установить за ними контроль. Под конец к Мирзабаю и вовсе не стали пускать посторонних. Он перестал улыбаться и начал вкрутую пить, затягивая в процесс окружающих. Впрочем, пили и так не отлынивая. Круг приближенных включал Абая и Талгата, Васильева, Пестряцова и его молодчиков-каратистов Ивана большого, Ивана маленького, Анатолия, Гену, и – женщин.

 

Пестряцовщина

 

Пестряцов возник в пространстве Абая во время спиркинских камланий. Крупный, одутловатый, краснощёкий, постоянно под крепким градусом, он смеялся громкими взрывами, а говорил шёпотом, удивлённо глядя собеседнику в глаза. На вопрос Абая о его интересах коротко ответил: «Интересуюсь тайными обществами». На поверку вышло, что в сферу интересов Пестряцова входили тамплиеры, ассасины, тибетский ламаизм, мистическая кухня фашизма и коммунизма, психотроника и многое другое. Впрочем, говорил он об этих вещах редко и нехотя, но зато всегда с удивительно точным знанием имён и событий, их запаха и послевкусия, всегда поворачивая разговор на определённый лад, так что в фокусе оказывались конкретные магические личности и силы, как нож в масло входящие в фактурный контекст ситуаций и одним точным выпадом разрубающие любой гордиев узел. При этом всё его внимание было приковано не к тайному иероглифу событий, не к И-цзиневскому смыслу перемен, а к тактике и инструменту, – например, к боевому духу ассасинов или камикадзе, – неожиданных, насильственных и беспощадно жестоких операций. Отсюда и его, Пестряцова, другое многолетнее увлечение – каратэ, в котором он достиг высоких степеней и на которое стянул нескольких дюжих молодчиков – послушных гладиаторов и верных телохранителей, в любую минуту готовых отразить или нанести роковой удар. Поэтому вокруг Пестряцова и его молодчиков всегда веяло опасностью и провокацией: видя его большое одутловатое тело, слыша взрывы его смеха и грозное молчание его гладиаторов, Абай угадывал таящиеся здесь возможности. Пестряцов явно искал хозяина и тоже ждал, угадывая в Абае способность вести большую игру.

 

Абай и его звезда (1)

 

Как видит себя человек и каким его видят окружающие? Человек себя видит всегда ясным, всегда правым и убийственно последовательным. Логика его всегда для него самоочевидна.

Абай был человеком, нашедшим Мирзабая, сумевшим раскрыть его для себя и для других, открывшим его миру. В Мирзабае Абай нашёл и осуществил свою мечту. Мирза был живой просветлённый мастер, представитель древней коренной суфийской традиции, замаскированный бриллиант в оправе деревенского дурачка. Абай угадал и не ошибся. Он подобрал камень с пыльной обочины и обнаружил, что это бесценное сокровище. Он сумел извлечь из этой находки выгоду и силу для самого себя, и он принёс это сокровище людям.

С тех пор много воды утекло. У Абая давно уже прошло первое опьянение после встречи с Мирзабаем. Мирзабая он больше не боялся. Все его ходы он читал, как свои пять пальцев, его мудрость – «тра-та-та – три рубля» – он презирал, и только ждал часа от него освободиться. До поры до времени Мирзабай был ему нужен как приманка для влиятельных дураков, и туристы, валившие валом в «Шестую бригаду», удобно подогревали общую обстановку ажитации. Его проект института нетрадиционной медицины в Москве был ближе к осуществлению, чем кто-либо мог предположить. Байбаков обещал финансовую поддержку. Сергей Иванович с Пестряцовым по отдельности ходили на Старую площадь, и получили там принципиальное добро. Ещё бы, ведь и военные, и Лубянка были в таком институте заинтересованы. Оставалось ждать, но ждать Абай умел хуже всего.

Он не терял времени. Силы его росли, и с каждым днём он ощущал новый их прилив. Он видел искрящиеся и переливающиеся потоки энергии, идущие от предмета к предмету, от человека к человеку. Он читал мысли, угадывал желания, простые человеческие страсти, будущие события являлись ему в виде картин наяву или во сне, и ему было просто, пользуясь этим даром, диктовать окружающим свою волю. Его интуиция, его ясновидческий дар, его власть над людьми гарантировали ему уверенный и скорый разворот.

Институт должен открыть ему международную перспективу, стать трамплином в большой мир, где таких мирзабаев пруд пруди. Практически Мирзабай уже давно был в его руках. С того страшного для него дня, когда он разгромил дом Мирзабая. Вся мирзабаевская тусовка была, фактически, под ним, и только несколько человек – Игорь, Валентас, кое-кто ещё – пробовали ещё брыкаться. С ними было нетрудно разобраться – подмять, а то и вовсе раздавить. Собственно, достаточно будет придавить одного, урок получат все остальные. Самое главное – не сбавлять темпа и не терять разбега. Пестряцовские ребята сделают все, что им скажут. Пестряцов только и ждёт сигнала: руки у него давно чешутся. Но почему нет подтверждения со Старой площади?

 

Здоровье Вовы и Саши!

 

Когда Байбакова погнали из Госплана, абаевская затея рухнула окончательно, и стало ясно, что института не будет. Спецслужбы почувствовали провал, и сразу же Мирзабая и Абая забрали в психушку. Утром приехала машина, и санитары повязали обоих разом, однако распределили по разным отделениям: Мирзабая – к шизофреникам, а Абая – к психотикам. Васильевых – мужа и жену – и пестряцовскую компанию слегка припугнули.

В психушке – после затянувшегося ступора в Лаврушинском – Мирзабай вдруг ожил и повеселел. В критических ситуациях он был как у себя дома, наверное, потому, что дома он никогда из таких ситуаций не вылезал – сразу же установил отношения с персоналом и кухней: «Доктор – молодец! Санитар – молодец! Суп – большой молодец!»

В палате тихих шизофреников, косивших кто от армии, а кто – просто от жизни, стояло шесть железных кроватей. Мирзабай сидел на одной из них возле двери босой в больничном халате и радостно заглатывал таблетки своих однопалатников: «Ну, кто у нас больной? Вова больной. Это за здоровье Вовы!» – в рот запускалась щедрая пригоршня лекарств. – «Кто ещё больной? Саша больной. За здоровье Саши!» – заглатывалась ещё одна пригоршня. От наслаждения он светился. Глядя на него, шизофреники тихо шизели.

Абай, напротив, был мрачен, он распух от отупляющих ядовитых инъекций и увесистых кулаков санитаров. Вокруг мелькали знакомые персонажи из спиркинской тусовки: жертвы преследований, гении с орденами и медалями, контактёры из ближних Галактик, последние предлагали соединить его с Майклом Джексоном и гималайскими махатмами. Абай боролся с лекарствами, с бредом, но не столь успешно, как его учитель: позже он признался, что не смог вывести из себя галаперидол, застрявший у него в костях.

Дело было под Ошем

 

Абай первый выскочил из психушки и уехал к родителям в Ош. Когда выпустили Мирзабая, Васильевы посадили его в самолёт и отправил к Абаю. Абай повёз Мирзабая из Оша в деревню – туда, где он когда-то получил инициацию от петуха.

За Мирзабаем под Ош потянулись: Валентас с Виргинией, Талгат с женой-уйгуркой Венерой, Пестряцов с компанией каратистов, женщины. Вскоре там оказались супруги Васильевы и Игорь. Последней прилетела Лаура.

Стояло безумное лето 1984 года. Солнце свирепствовало. Были сняты все тормоза и поезд летел на луну. Пили отчаянно, вдохновенно, женщины шли кругами и по кругу. Закручивался второй, третий, пятый, шестой, двадцатый алкогольный виток. Мало кто помнил, где он находится, и понимал, что происходит. Поезд висел над пропастью, но никто не высовывался из окон: выпадешь – костей твоих не найдут.

Мирзабай был ещё интересен, но сильно померк. Формально он председательствовал на оргиях, но фактически власть уже давно перешла к Абаю. Абай взял в свои руки все денежные дела и управлял Мирзой. Пестряцовская банда целиком подчинялась Абаю. Впрочем, кто думал о власти – кроме Абая!? В нём же появилось что-то новое, отчего с ним нельзя было разговаривать, в его голосе, наклоне его головы – он был человеком, который знает. То, как он теперь видел происходящее, становилось неинтересно и неприемлемо, его видение стало узким, целеустремлённым, в нем не было ничего от того, каким он был раньше. Человек шёл к цели. Появилось знание того, что он видит и понимает. Чувствовалось, что он знает и знает окончательно. И аминь: он уже неотделим от того, что он знает.

В те дни между Валентасом и Талгатом возникла та связь, которая позже, возможно, спасла жизнь Валентасу и погубила Талгата. Оба они уклонялись от пьянок и круговых сношений. Талгат так прямо и сказал Абаю: «У меня есть жена, я её люблю, остальное мне не нужно». Абай это запомнил.

 

Рассказывает Валентас:

Это был грандиозный шабаш. Трезвых там не было. Водки там было море. Что касается общих женщин, то, что там было, трудно описать. В основном время там проводили в кукурузнике. Мы сидели с Талгатом и с нашими жёнами у речки, загорали, купались и время от времени приходили пожрать. Там и получился с ним контакт. Несколько дней действительно много чего значат. Талгат оказался действительным человеком воли – такой, какому до сих пор я аналога не видел. Мы говорили о сужении внимания на цель. Он мог ставить себе цель, не сужая внимания. Просто идти к цели, но совсем по-другому. Не фокусируясь.

Абай заправлял балом, хотя было не совсем ясно, кто там главный – Мирза или Абай. Оказалось, что хозяином был Абай. Ситуация складывалась непонятная, непривычная. Хотя воздействие этого сборища было вообще-то очень серьёзным. С людьми там творилось чёрт знает что.

Это называлось: «поехали к Мирзе водки попить». Это был динамичный хаос. Первым отпускало весь кишечник. Если это не затягивало, люди начинали через какое-то время кое-что соображать, а обычно всё это длилось долго. Наступал глубокий испуг. У меня с Виргинией всё это обернулось срывом. Она пока была там, держалась. А потом, когда мы доехали в Оше до гостиницы, легла и – 41 градус. Я два дня вытаскивал её из ямы. Не самые простые дни были. За окном 45, а у человека 40.

 

Абай и его звезда (2)

 

Начинается новая глава – моя. Я был хозяином под Ошем, и вся ситуация была там моей. Я делал там то, что считал нужным, и никто не сказал мне ни слова. А хотел я всё развалить к чёртовой матери. Так в своё время я разрушил дом Мирзабая, а они все стояли и смотрели.

Теперь после провала институтской затеи мирзабаевский миф нужно было окончательно похоронить. Убить в зародыше. Показать всем, кто хозяин. Вся созданная мною система должна была закрутиться вокруг меня. Однако переключение надо было провести аккуратно. Разнести старый миф и внедрить новый. Вообще такая работа ведётся в пси-пространстве, невидимом для невооружённого взгляда. Кто-то сказал: тот, кто стремится к победе, должен действовать в невидимом измерении. Мало кто это умеет. Я умею.

Я раскрутил ошевский балаган. Старый осёл не мог понять, что происходит. Все остальные потеряли всякий контроль. Это была та ещё оргия. Все гайки были раскручены и поезд летел туда, куда я его вёл. Теперь от системы остались только помятые винтики и пружинки. Нет на земле такого мастера, который сможет собрать заново этот часовой механизм.

Старик больше мне не нужен. Всякая гниль от нас тоже отлепилась. В то же время я надрессировал своих самураев. Им ещё предстоит ювелирная работа. Пестряцов это, слава Аллаху, понимает. Господи, как я их всех ненавижу. Я делаю всё, что они набили мне морду, но они поклоняются мне, как богу.

 

Дело номер 07-2-021-86

 

11 февраля 1985 года между 2-я и 7-ю часами ночи в городе N. в доме 49-а, кв. 44 по проспекту Ленина был убит Талгат Нигматулин. Его жена Венера Махатовна 1961 года рождения вылетела в город N. 13 февраля 1985 года.

 

Свидетельница Р.: Вечером 10 февраля 1985 года к Валентасу поехали Абай, Талгат, Гриша и Иван. Выпили много водки и шампанского. Абай спровоцировал драку, но Талгат его не поддержал. Валентас выгнал гостей. На пороге жена Валентаса схватила шапку Талгата и побежала. Он стал её догонять и оторвался от остальных. Вернулся домой один раньше всех. Ребята решили избить его за то, что он их предал. Избивали по команде Абая – Гриша, Иван и Пестряцов. Позже к избивавшим присоединился и Абай. Били 4 часа с перерывами. Мирза ударил 4 раза кулаком. Избивали не только Талгата, но и Нийолю, невесту Абая. Талгат умер около 11 ч. утра.

 

Абай Асылканович Борубаев: Закончил в 1976 году экономический факультет Киргизского государственного университета. Работал на Ошском хлопчатобумажном комбинате секретарём комсомольской организации. В мае 1984 года лежал в психиатрической больнице города Ош с диагнозом шизофрения. В N. приехал в конце августа 84 года... Били Талгата потому что нам было обидно, что он убежал.

 

Свидетельница В.: Талгат зашёл ко мне в ванную и начал приставать, снимать с меня и с себя одежду. Ребята пришли на мой крик и за это его избили... Абай сказал, что надо вызвать Нийоле. Её вызвали и избили... Мирза лечил массажами и поглаживанием головы. Лечил Мирза, а деньги отдавали Абаю. (На втором допросе свидетельница В. отказалась от показаний, что Талгат хотел её изнасиловать.)

 

Свидетель А.: После визита к Валентасу первым вернулся Талгат, остальные через час. Били, чтобы наказать, никто не думал, что Талгат может умереть. Нийоле приехала, когда уже светало... Абай разделял людей на друзей и недругов. К недругам причислялись Валентаса, Римаса, Игоря. Они, по Абаю, недруги, «потому что сами хотят быть дервишами».

 

Обвиняемый Григорий Б.: Сначала били в коридоре. Потом били на кухне. Потом били в комнате, и он кричал: «Хватит!» Били по инерции. Мирза нанёс 5-7 ударов кулаками, когда тот сидел в кресле.

 

Пестряцов: В 78-79 годах у меня занималась группа каратистов... Познакомился с Абаем в 80-м году. Он заинтересовал как интеллигентный восточный человек. Рассказывал о восточной философии, о своих путешествиях. Мирза помог Абаю избавиться от головных болей... Ездил к Мирзабаю. У Мирзы пили водку, занимались групповым сексом... Не был у Валентаса. Остался дома у А. и В, где все мы остановились. В 11-12 часов вернулся Талгат. Около 1-2 часов ночи вернулись остальные... Я встал на их сторону, так как считал, что Талгат неправ.

 

Обвиняемый Иван С.: Пестряцов занимался с нами карате. Учение Пестряцова я записывал в тетрадку. Тетрадку потерял... Пестряцов познакомил нас с Мирзабаем в 1984 году на одном из наших занятий.

 

Абай Асылканович Борубаев: Искал людей, способных лечить биополем. В 1980 году познакомился с Мирзабаем. Редактор «Огонька» Сафронов написал письмо с просьбой оказывать помощь и содействие Мирзабаю и мне. С этим письмом мы ходили к первому секретарю комсомола Киргизии... В конце августа 84 года приехал в город N... Я поехал к Валентасу, потому что хотел узнать у него, организовали ли в городе N. лабораторию по лечению биополем... До этого лежал в психиатрической клинике. Лечили галаперидолом, оказавшим на меня сильное воздействие.

 

Вопрос: Кто такой Мирзабай?

 

Ответ: Мирза – дувана (нищий).

 

Мирзабай: Я являюсь дервишем, но в настоящее время я не дервиш. Люди приезжали ко мне просить благословения. Я благословлял – и мне давали деньги. Раньше я был дервишем в священном месте Султан-бабе, но три года тому назад представители милиции запретили мне там бывать, и с тех пор я туда не хожу... Познакомился с Абаем в Султан-бабе... Меня вызвал в город N. Абай. Я не хотел ехать. Тогда он послал ко мне Р., она приехала за мной, привезла 2000 рублей, и мы поехали. Это было 15 сентября, а 19-20-го мы уже были в N... С собой я привёз 29 сберкнижек по 1000 рублей на каждой и, кроме того, все наличные деньги. Не хотел оставлять дома, чтобы не украли. Привёз с собой старую мать, так как не с кем было оставить... В 1984 году меня проверяли работники КГБ в Нукусе. Блокнот, в котором были записаны все имена и адреса приезжавших ко мне людей, они у меня забрали.

 

Вопрос: Зачем вы были нужны Абаю?

 

Ответ: Абай является главным дервишем Советского Союза. Люди дают деньги или мне, или Абаю. Абай – главный человек в Обществе, он собирает деньги. Точки Общества есть во многих городах Советского Союза... Я могу предсказывать будущее, лечить. Я являюсь табибом: воздействую на людей не лекарствами, а оказываю психическое воздействие. Люди приезжали из разных городов, я их спрашивал: «Вы от кого?» – и если они приезжали от членов Общества, я их принимал, а если нет – я их отсылал. Женщины, которые приезжали ко мне, становились моими жёнами. Я применял гипноз, психическое воздействие, массажировал тело, потом вступал в половую связь. Мужчины делали мне массаж, а я им не делал... Абай вызвал меня в N. для того, чтобы люди узнали о моем приезде и отдавали ему деньги. Я снимал с них психические напряжения, вступал с женщинами в половую связь. Пришла ещё В., она не отдалась, и я её прогнал. Лечил я, а деньги брал Абай. Он мне давал деньги сам... Абай, Гриша, Иван поехали к Валентасу забрать долг в 2-3 тысячи рублей. Он был должен мне, но денег не принёс, и я послал этих людей забрать деньги. Послал четверых, чтобы, если не отдаст, его избили. Талгата послал как сильного парня. Валентас – член нашего Общества, он собирает деньги в N. и в Ленинграде. Это они делают вместе с Игорем К... Если привозят меньше 1000 рублей, мы их бьём. Валентасу я сказал принести 3 тысячи, но он их не принёс. Ребята не смогли побить Валентаса. Талгат вернулся от него один... Валентас с ребятами бил наших, а Талгат был в это время в туалете. Все пришли позже побитые и без денег... Я сказал Талгату: «Лучше бы ты нассал в штаны, мы бы тебе купили новый костюм». За это мы били Талгата... Били несколько раз с передышками. Когда увидел, что Талгат умирает, я тоже стал его бить кулаками. Я бил, потому что боялся, что другие посчитают меня трусом и убьют.

 

Вопрос: Кто такой Талгат?

 

Ответ: Талгат – ученик Абая, и должен был привезти ему 2-3 тысячи, а привёз 700 рублей... Члены нашего Общества есть в Хорезме, Ургенче, Риге, Таллине, Одессе, Москве, Ташкенте, Донецке… Нет только в Белоруссии... В августе 1984 года Валентас прислал мне посылку и 200 рублей. Он платил и Абаю. С августа он перестал платить деньги... Абай взял Талгата, чтобы тот избил Валентаса. Во время драки жена Валентаса схватила шапку Талгата и убежала. Он погнался за ней и не вернулся. Он вернулся домой... Абай дал Нийоле нож и велел отрезать голову Талгата. Она этого не сделала и её избили... Абай велел бить Талгата А. и В., у которых мы жили... Абай – главный учитель. Он имел письмо от редактора «Огонька» и изучал дервишей. Я сам был дервишем. Я верю в Библию и в Ленина. Сначала был Будда, потом Ленин. Абай – продолжатель работы Ленина.

Вопрос: Какую роль играли алкоголь и секс?

Ответ: Пили в своё удовольствие. Кто сколько может. Мы давали совет не напиваться. Вступали в половую связь с приезжими женщинами только с их согласия. Я всем советовал не стесняться друг друга. По моему совету мужчины и женщины купались вместе в Аму-Дарье голые.

Вопрос: За что Валентас должен был давать вам деньги?

Ответ: Я – учитель, а Абай – главный учитель. Деньги – это материал учителя. Без них ничего не получится. Чтобы учить – нужны деньги. Чтобы лететь самолётом – нужны деньги.

 

Иллюстрации Сергея Родыгина (Нью-Йорк)