Аркадий
Агапкин

* * *

А слово где – копчёный шмель

В кровавый праздник бузины?

И ель (полёта сверху мель),

И мель (трава) припасены.

А слово где – привратник рук,

Поникших в немощи к земле?

Есть звук безмолвья. Гуще звук

Немого странствия во мгле…

Я шёл проказой разных троп

И разных чучел дням одел.

Подснежник прятался в сугроб

И цвёл репей, в уродстве смел.

И было меньше, чтоб смолчать,

Сил колченогого житья.

И бился день, как беглый тать,

В коврах июньского шитья.

Когда ж ночи скрипучий струг

Приплыл, весло от глаз тая,

Слепой звезды зеркальный звук

Украсил призрак бытия.

1971

* * *

Берестой, берестой,

Чтобы не растеряться с верстой,

Пометь меня, шельму,

Как пастушьим рожком рассвет.

В ковыль разбежавшихся воль,

Мимо дорог, закусивших уздечкой след,

Мимо болотом стошнивших мест –

Ухожу, последнюю ласточку – боль –

Из рук не выпуская, как крест.

1969

* * *

Вощёных чаек зуд белёсый

Над паюсной песчаной тишью.

Везёт кораблик остроносый

Водицы босоногий рикша.

Монеткой взора в даль кидаясь,

Жму волю в медленном весле.

Гнусавой песенкой китайца

Пою о брошенной весне.

1969

* * *

Глаз простуженной божьей коровки

На паучьем узоре дрожит.

Августовские тропы коротки –

Ходят за руки ночи-воровки

С конокрадами-днями дружить.

Чёрным бархатом гиблого лета

Весть хорошую шить погоди.

У меня ещё песней неспетой

Сумасшедшее сердце в груди.

1969

* * *

Грачами сколько не перчи, –

Прозрачны небеса.

Чернеет пахота, горчит

Смолой сосна в лесах.

Семейство юрких земляник

На скатерти полян.

Журчащий с севера родник

Вчерашним снегом пьян.

И, как весёлым бубном, май

Трезвонит комаром,

Что долго будет греться край

На солнце дармовом…

А у реки, где волны бьют

Прибрежных глин пласты,

Склонились – будто кони пьют –

Корявые кусты.

И краснокрылый мотылёк

Не ведает беды.

Его серебряный малёк

Во глубине воды.

1975

* * *

Два отщепенца и рожок

Сверчком раздавленным… Послушай,

Стяни потуже узелок

Души и спрячь в суме пастушьей.

Собрав зерна в пыли дорог,

Закатной выпечки откушай.

Покуда выцветший денёк

Не захлебнётся тьмою-стужей.

А я пойду за бугорок,

Там не в пример светлей и суше.

Там умирают со всех ног

Мои отпущенные души.

* * *

Двужильный день перехитрить

И ночь бездомную прищучить

Златосеребряной луной…

Так пелось брошенной весной

На тот неосторожный случай,

Что жить да жить…

1969

* * *

Дышит сруб медвежьим жаром,

Холкой тычется в зарю.

По морозцу шаг поджарый –

Что зубок по сухарю.

Ранний снег стыдлив как дева.

На красу и луч ослеп.

Справа – пруд застывший, слева –

Воронья сосновый склеп.

Зверя тропкой по-над речкой

Добрый молодец бредёт.

Ни калитки, ни крылечка, –

Где его зазноба ждёт.

Чёрный палец стрелку гладит,

Да не знает тетива,

Где с зарёй острожной ладят

Сентября тетерева.

1971

* * *

Жгучей рябиной светились кусты.

В срок поспевала туманная брага.

Глины жирели, слагая пласты

Рваным обрывом оврага.

Сеть журавлиная путала высь,

Кроны горели последним пожаром.

Тучи, как чёрные струги, неслись

С ливней варяжским товаром…

Будет кривая жизнь хороша

Чёрной берлогой, коричневым срубом.

И не очнётся больше душа

В небе, отныне нелюбом.

В люльке еловой колко уснуть.

Страшно проснётся пропащая осень –

Хищной зарницей ночь полоснув, –

Песней, разбившейся оземь.

1975

* * *

Живы! Косточки хрустят

На зубах весёлой осени.

У сестричек так гостят,

Ежели подружки бросили.

Чуткий слух наморосил

Песню – почерней вороньей.

Меж берёзок и осин

Красные гуляют кони.

В ночь – морозец молодой

Да луна во сто каратиков.

Под луной и под булдой

Помню немолочных братиков.

* * *

Журавель играл в колодец –

Заигрался, не взлетел.

Лебеды лихой народец

В воду тёмную смотрел.

А колодезна водица

Холодна да глубока.

Если вёдро, мастерица

Кликать в гости облака.

Вот они собрались стадом,

Пошептались на ушко,

Накормили просом-градом

Крыш безгласых петушков.

1975

* * *

Как маем, умывая личико

Из светозарной чаши дня,

Сиренью серебристой пичкали

Тварь-однодневочку, меня.

А в вечер затащивши в сторону

От рукомойного ручья,

Разбойные ночные вороны

Клевали очи, гогоча.

И я лежал, раскинув рученьки.

И таял лес сквозной листвой –

Единственный дружок – сомученник

За мой взаправдашний покой.

1969

* * *

Летали пальмами Италий

И жжёным сахаром Сахар.

А самый дальний – славный малый! –

Всё синим Севером порхал.

Хромым словцом туманы крыли,

Смешком – в погоду перелёт.

И не сводила песня крылья

Над средне-русским ковылём.

Но строил слух напевчик давний –

Сорвать винты, забыть рули

И сладко кануть чёрным камнем

В сухую перепись земли.

1972

* * *

Моих берёз, твоих рябин

Октябрь в гербарий нарябил.

И лучик тычется последний

В тоской тиснёный переплёт,

Последыш, первенец, посредник

Твоих причуд, моих невзгод.

Судачат рваные грачи

По золотому Часослову.

Мы снова песню промолчим

Как ласку вытерпевши слово.

И за тиснёный переплёт,

Как листья, спрячем наши души

От пережитой наперёд

Обетованной зимней стужи.

1972

* * *

Моленья утомлённая волна…

У сладкой льдины длинные олени

Распустят шерсть и станут на колени…

Моленья утомлённая волна…

Прозрачен воск заснеженного сна.

Как богомазы, сумрачные маги

Разводят полдень бледный на бумаге.

Моленья утомлённая волна…

И как душа, что истиной больна

В тоски и страсти пристальном слиянье –

Под безутешным северным сияньем

Моленья утомлённая волна…

1968

* * *

Ознобом раннего озона

Стреножен трепетный простор.

Для песни – выдоха, для звона –

Не хватит троп до лисьих нор.

Бормочет росная приправа

К сирени майской первачу,

Что съели слухи про Купаву –

За каждый след – по калачу…

Пока никто ещё не спятил

Цветочком выстрелившей ржи,

День не про вас, смышлёный дятел,

Корой сосновой шебуршит.

И не тебе, учёный кречет,

С плеча, точёного как ель,

В осоках сны слагает – лечит

Безродный выплаканный Лель.

1969

* * *

По Тоболу лебедем вечерел в Иртыш,

Волнами-волчатами клюв кровавый нежа.

Берегом обкусанным нарывал камыш.

Берегом обтёсанным мылил сосны леший.

Узелком кровавым связать невмочь

Рукава бобровые, крючки да блёсны.

Комариным бисером густела ночь,

Как смешки в затрещины, в двойные звёзды.

И рыбачил до утра, до рассветных птах

Ветерок заплечный на мормышку слуха.

Берегом оборванным до пят рубах

Напряли туманы из лебяжьих пухов.

1979

* * *

Свят, свят, свят… С головы до пят

В зелье ядовитом мухомора и опят

День коричневый вопят

Смуглые стволинки

У реки в суглинке.

Через паутину

Видно мох и тину,

Если глянуть вниз. А вверх

В облаках небес

Голубой лисицы мех

Видит мелкий хвойный бес.

1970

* * *

Смутьянское кино – глазок брусничный,

Клён звездолистый, песня на ветру.

Вороны дохнут, сойки мамок кличут,

Прочистив клювы – если поутру.

Как дух в лохмотьях, утро нараспашку.

К разлукам страсть покрепче первача.

Плевался хвоей, плакал на ромашку,

Но слово, будто крест, таил у тёплого плеча.

И хаживал по горьким тропам Каин.

С багряных крон бросалась рысью жуть.

Смутьянское кино – могильный камень.

На камешке насиженном сижу.

* * *

Терзает, как мазок холсты,

Скворчиный щебет рань.

Свои расставила посты

Сирень, куда ни глянь.

Куда ни ставь оживший шаг,

Асфальт расплавит след

Учёных клякс и тех бумаг,

Которым жить не след…

Но что там слов холёный бег

От почестей и порч,

Когда ищу который век,

Как цвет в слепую ночь –

В каком там золотом окне

Твоя святая тень

Жжёт, как на медленном огне,

Мой безысходный день.

1972

* * *

Угадав закат, как вишнёвый обморок,

Капнул гарью в чистую лазурь.

Лебединой песни – по боку от облака,

Волчьим ласкам – честную слезу.

Не того, кто кроны душной темью скручивал,

Не другого, над туманным бормотавшим молоком.

Из ручного бреда – прямословьем лучшего –

Крыли косоглазым матерком…

А на свете розовом, изумрудном, палевом

До небес семь вёрст и день не спет.

Под бездомным облаком ласточкам эмалевым

Много лет и синий сумрак вслед.

1969

* * *

Эти вербы врут, наверно,

И не тот Христос воскрес.

Вьются лярвы, кружат стервы

На башку с пустых небес.

Речки жало голубое

Ядовито впилось в брег.

Я, бессмыслием спокоен,

Слышу века жуткий смех.

Скатерть трав в лохмотья смята,

Моросит листвою лес.

Это вербы виноваты,

Что не тот Христос воскрес.

1983