Анна Полетаева

Анна Полетаева

Четвёртое измерение № 12 (396) от 21 апреля 2017 года

Познанья фиговый листок

* * *

 

Эта война бесконечна, Мальчиш-Кибальчиш,

Просто меняются страны, века и погоны.

Ты уже сам не припомнишь, о чём ты молчишь,

Глядя в сгустившийся в точку февраль заоконный.

 

Ты позабыл все пароли и все адреса,

Только и помнишь: «На хитрости не поддавайся!»

Ты заблудился в цепи всевозможных засад

Меж полюсами Белова и Йогана Вайса.

 

Можно смеяться и пить дорогущий коньяк,

Можно плеваться кровавой слюной на допросе –

Этой войны всё равно не закончить никак,

Ты её сам бережёшь и за пазухой носишь.

 

Вереск и тот превратился в забытый реликт,

Что теперь толку в рецепте старинного мёда?

Кто-то когда-то шепнул, что ты вроде бы пикт...

Чёрт его знает, какого на деле ты рода.

 

Сотни легенд – ни одной не прожить до конца.

Лучше не думать, а просто молчать до упора.

Каждое утро смывать свою тайну с лица –

И охранять обречённый покинутый город.

 

* * *

 

Открою чакры – а оттуда

Опять выглядываешь ты,

Мой гордый маленький иуда,

Мой самодержец пустоты.

Щекочешь поднятое веко

На третьем выбитом глазу –

И скорбной песенкою зека

Давай выдавливать слезу…

 

Поговори со мною, крошка,

О чём-нибудь поговори.

Скреби заточенною ложкой

По алой мякоти внутри,

До самых сладостных окраин –

Авось и выскребешь чего,

Мой нерождённый братец Каин...

Хранитель сердца моего.

 

* * *

 

Небесное ли в землю возвращать?..

В объятиях желанного мороза

Вчерашняя застыла благодать –

Звучащая у сердца лакримоза

Почти неразличима, не слышна,

Как ниточка стихающего пульса...

 

Так молится далёкая весна

О тех, кто обещал и не вернулся, –

Забыв уже и лица, и слова,

И помня только музыку объятий

Последних... И пока она жива,

Ни тронуть эти звуки,

Ни разъять их.

 

* * *

 

Загляну в твою пещеру:

Здесь, под боком у вола

Он лежит, Мария... Веруй,

Что сама его спасла.

 

Ты дошла – и не напрасен

Был твой каждый шаг вперёд.

Спит младенец. Он прекрасен.

Воет вьюга. Снег метёт.

 

И по стенам – тени, тени,

А в глазах – волхвы, волхвы...

Сонмы призрачных видений

Не идут из головы.

 

Запах ладана и смирны

Клонит в сон, туманит взор.

Спит младенец – тихо, мирно.

И звезда глядит в упор,

 

Золотит лучом пещеру,

Лоб младенца, бок вола.

Спи, Мария, спи... И веруй,

Что сама его спасла.

 

* * *

 

То ли ночь проживает тебя, то ли ты проживаешь её,

все игрушки небесные спят, не дождавшись, что кто-то споёт

колыбельную... Ты, как бычок, всё идёшь и идёшь по доске,

то одно, то другое плечо подставляя усталой тоске,

и бормочешь про рыбок в саду – или, может, про птичек в пруду,

но при этом имеешь в виду «ну, когда уже я упаду?..»

Упадёшь – только месяц махнёт невесомым, беспечным серпом. 

И ненужное солнце взойдёт над твоим золотящимся лбом.

 

* * *

 

Не то, чтоб мы с тобою сложные

Или других каких-то рас –

Но почему для них возможное

Не получается у нас?

Ни их беспамятство надменное,

Ни их уверенный прищур,

Ни их квадратная вселенная

Беспроводных клавиатур.

Да что тут слюбится и стерпится

С такою мощью строевой?

Мы травоядная нелепица

В чужой цепочке пищевой –

И, очевидно, будем взысканы,

Поскольку вечно на виду…

О, мой любимый, мой изысканный

Жираф единственный

в чаду.

 

* * *

 

на двадцать пятом кадре

он скажет александре

что их не существует

вне кадра и любви

что всё лишь пятна света

он ультрафиолетов

свернёт на кольцевую

да ладно, не реви

на двадцать пятом кадре

влетаю я в скафандре

и говорю ей: слушай

не слушай этот бред

вы есть и вы живые

вы просто мировые

спасите наши души

летящие на свет

 

* * *

 

Ко дню рождения О. Э. Мандельштама

 

Дышало небо. Выпадал

не снег – туман заледенелый.

И выходящий за пределы

земного был почти вандал,

собой посмевший рисовать

на безупречном изначальном...

Но по следам его печальным

нам радость к жизни возвращать.

 

* * *

 

Мелькают чёрно-белые картинки,

И с неба тихо сыплется усталость.

Ах, Господи, пришей меня к резинке,

Как варежку, чтоб я не потерялась.

Я буду в рукаве твоём болтаться –

Ты, как всегда, надеть меня забудешь –

Но я коснусь твоих замёрзших пальцев,

Как знания о радости и чуде.

Шали и смейся, прыгай как угодно

Среди пустых скучающих надгробий –

Но только не бросай меня в холодном

Тобой забытом маленьком сугробе…

 

* * *

 

Мой мальчик, русский ты по праву,

Ты за страну и в дождь, и в град.

Тебе обидно за державу?

Но мне обиднее стократ.

 

За ту – любимую – Россию,

Чей лик Поэт запечатлел...

Она опять нашла мессию,

Который выбрал ей удел

Быть во вражде, в крови и смуте,

Но не отдать своей земли.

А мне всегда важнее люди –

Что потеряли, что нашли

Они в борьбе за эту землю…

Ты это ставишь мне в вину?

Я не Россию не приемлю,

А эту вечную войну

Под горьким знаменем победы

Любой безумною ценой.

И я не спрашиваю, где ты –

Но кто ты, русский мальчик мой?

 

* * *

 

Посмотри, как мы с тобой одичали

В этом взрослом записном адеквате...

Даже в смехе нашем столько печали –

Никаких на свете знаний не хватит.

Как таимся от несчастья и счастья

За подобием тепла и уюта –

Только жилки на висках и запястьях

Набухают всё сильней почему-то.

Что в них льётся, что в них бьётся такое –

Непонятное, забытое что-то?

Разве мы не заслужили покоя

После всех своих тугих переплётов?

После правок – всё дотошней и строже,

Всех редакций, примечаний и сносок…

Отчего же всё милей и дороже

Самый первый, неумелый набросок?

 

* * *

 

О, как давно и как недавно

На свете не было тоски…

Бесстыжи были мы, как фавны,

И, словно ангелы, легки –

 

Когда звучало «крибле-крабле»,

Чтоб не тонули корабли,

Чтоб путы вечные ослабли

И звёзды ясные взошли.

 

Колючий цвет чертополоха

И розы пышной торжество –

Всё принималось с полувздоха

Или с предчувствия его.

 

Не зная шёпота гордыни,

Её двойного языка,

Неужто речь была пустынней –

Или слабей была рука?

 

Осталось веточкой оливы

Писать о том, что мир жесток.

И всю любовь прикрыл стыдливо

Познанья фиговый листок.

 

* * *

 

Пока есть место музыке одной,

Не жалуйся напрасно и не сетуй,

Что дирижёр стоит к тебе спиной...

Достаточно приглядываться к свету

На лицах музыкантов, наблюдать,

Как палочка летает невесомо –

И музыку вбирать, как благодать,

Как весточку желанную из дома

Покинутого, кажется, навек –

Но ждущего свидания с тобою...

Не жалуйся напрасно, человек,

Что дирижёр стоит к тебе спиною.

 

Он обернётся, только отзвучит

Всё то, что им намечено, до ноты. 

Прекрасен – и ничуть не нарочит.

Такой, каким и выдумал Его ты.

 

* * *

 

Ничто не проходит, поверьте на слово, Маэстро –

Особенно музыки всё искупающий свет.

Сыграйте мне снова концерт для души и оркестра,

В котором ни ноты случайной и временной нет.

 

Я буду ловить эти звуки и жить им навстречу,

Я буду смеяться сквозь слёзы – и плакать сквозь смех,

И каждый оттенок легко различу и замечу...

Сыграйте мне то, что ещё не играли для всех.

 

Безумие ветра – и горечь зари на закате,

Осеннее небо, тепло тяжелеющих век,

И губы свои у меня на запястье – сыграйте...

И самый последний, на лицах не тающий снег.

 

Сыграйте мне снова концерт для души и оркестра,

Я здесь без билета, но мне и не нужен билет.

Ничто не проходит – поверьте на слово, Маэстро...

На главное слово, которому равного нет.