Анна Арканина

Анна Арканина

Четвёртое измерение № 20 (512) от 11 июля 2020 года

Ни слова об осени

* * *

 

Можно остановиться,
смотреть на свет –
тонкий, прозрачнее маминой лёгкой шали,
слушать, как пузырится в саду ранет,
время застиранное ветшает.
Будто бы резкость наводишь – вот
прошлое в оптике проступает:
сын-первоклассник из школы вчера идёт
и по пути из курточки вырастает.

Пауза виснет в тёмном углу двора.
Форточка хлопает, воздух глотая пресный.
Каплет ритмично (как не устанет?) кран.
Завтра, вчера, сегодня,
сейчас и присно...

 

На краю

 

так идёшь за почтой бежишь летишь
до весны не можешь достать рукой
это в сердце ночь заползает мышь
колет свежеструганною строкой

облетает день мотыльками сна
а вглядишься просто хохочет снег
ищешь рифму вот же она весна
с тонким сколом памяти на стене

метка от прошедших в бреду любвей
нечего трепаться о них теперь
яблоком с корицей горчит глинтвейн
обжигая губы целуй и пей

мой герой лирический друг и брат
обними насколько хватает сил
к ранам приложи меня до утра
на краю у бездны моей усни

 

Привет. Пока

 

В тебя давно мне верить глупо
и соль бросать через плечо.
О чём не спит моя разлука?
По сути – больше ни о чём.

С души сорвётся тяжкий камень
и станет просто – в с ё  р а в н о.
Подхватит тоненькое «амэн»
стеклянный ангел на трюмо.

И станет всё предельно ясно,
два берега – одна река –
счастливых нет и нет несчастных.
Привет, пока.

...Смотрю на сад через окошко,
где вьётся дым и мотылёк.
И приблудилась в рифму кошка.
Не прогоняй. Сама уйдёт.

 

* * *

 

…А если что и случится с нами
в копилке жизни – в коробочке с чудесами,
то это будет всего лишь время –
сыпучее, легковесное, древнее.
Смотрит на время собака с велюровыми ушами:
оно течёт, ничего ему не мешает.
Будь что будет, – думает кот, говорит бог.
Нет времени, понимает собака.
Один песок.

 

Белый танец

 

танцуешь будто
с пятки на носок
вальсируешь ты неземная будто
такая темень не робей восток
целуй
смотри я подставляю губы

целуй всего лишь вечность впереди
но времени всегда ничтожно мало
ах бабочка застрявшая внутри
булавка жестяная смерти жало

попробуй ближе это ли не кровь
саднит мерцая красная помада
танцуй меня рифмуй меня с любовь
так надо

дай руку парура парирурам
я превращаюсь в тень смотри смотри же
а музыки кровоточащий шрам
нельзя ни бинтовать
ни делать тише

 

Лето в зените

 

Горний мир на носу у июня
одувановым полем порос.
Это лёгкости летней пилюля –
дунул-плюнул и кончен вопрос.

Здесь такое, гляди-ка, танцуют
липы знойные от ветерка,
будто сердце в момент поцелуя:
тарантелла, бачата, гопак.

Фиолетовым томным бездельем
каждый камень подёрнут слегка,
повторяются будто с похмелья –
облака, облака, облака.

Лето вечное – жаркие страсти,
пей и пой эту песню до дна.
А клубничное липкое счастье
на ладонь умещается — на!

 

Три слова нежности

 

Сколько в нежности неизбежности,
неизбывной тоски земной –
от сиренью пропахшей ревности
до короткого слова – мой.

В наизусть изучивших пальчиках
грубость линий, скулы излом…
Будто зыбку, во сне раскачиваешь
слово ласковое – вдвоём.

Будто нет ничего в ней лишнего,
светит, точно в ночи маяк.
Всё сошлось воедино, слышишь ли?
в слове (с губ сорвалось) – твоя.

 

До востребования 

 

Ходит ветер, роняет слово,
треплет яблоню за грудки.
Это осень – пожар кленовый,
веток мёрзлые коготки.

Это красное тонет в синем,
отражается не спеша...
В топкой луже – глаза рябины
и рябиновая душа.

Опустевшие тропки лисьи,
опрокинутый к небу сад.
Если кто-то не пишет писем –
почитай ему листопад

до последней летящей строчки,
до остатнего крика птиц.
...Осень, ягоды, заморочки,
ядовитые сны грибниц.

 

Немного меланхолии

 

Ты спросишь, что я вижу из окна?
Что ночь в прожилках вечности темна,
и пёс скулит уже который час,
а отвернусь – всё кончено на раз.

И остаётся только сердца луч,
по потолку скользнёт – ленив, тягуч.
И буква, затерявшись между строк,
нет-нет, да и уколет в левый бок.

Вот вся война, вот весь мой жалкий вид –
тот из окна – совсем чуть-чуть болит.
И птица, что вспорхнула в тишине
немного ближе сделается мне.

 

* * *

 

Летела музыка и охала,
дрожал невидимый смычок,
снег, ослепляя, падал хлопьями
на оголённое плечо,

на тротуаров шёпот каменный,
на светлоглазое такси.
Хотела я сказать про главное,
но ты о главном не спросил.

Летела тайная мелодия –
пересекая сквер и двор,
мы соучастники безмолвия
от юности и до сих пор.

Перепевая всё, что не было,
боясь до смерти не успеть,
как в первый раз ложился набело
прошедший между нами снег.