Андрей Зинчук

Андрей Зинчук

Новый Монтень № 30 (306) от 21 октября 2014 года

Две истории: стра-ашная и ещё страш-шнее…

Время любить

(стра-ашная такая история)

 

Надвигавшейся сессии Алёшка ждал с ужасом: в очередной раз проходили испытание его честолюбивые жизненные планы – будущая карьера, говоря деловым языком. Вопрос был, конечно же, не в том, чтобы он чего-нибудь совершенно не знал, отнюдь! – точно так же, как и большинство студентов, Алёшка не очень аккуратно посещал лекции и также не очень аккуратно вел конспекты, между тем (как и подавляющее большинство студентов) ухитряясь что-то усвоить. Но вопрос заключался в том, что вот уже четыре года подряд во время экзаменов он, Алёшка, отчаянно влюблялся. Буквально насмерть. Или, во всяком случае, на всю жизнь. Это происходило с ним в школе и все четыре года в институте.

Впервые это случилось в десятом классе на консультации по математике. И было это так: учитель что-то рассказывал, и Алёшка что-то записывал. За окнами была весна, отчего в голову заскакивали, вообще говоря, мало относящиеся к предстоящему экзамену мысли и – в частности – после занятий купить новую катушку для спиннинга и податься с ребятами на карьер... И вдруг неизвестно отчего Алёшке заёрзалось. Он посмотрел налево – весна, ничего особенного, такая же, как и в прошлом году. Посмотрел направо – обыкновенная классная дверь. Тогда он обернулся назад... И зачем только он обернулся! – что-то брызнуло ему в глаза зелёным цветом и он обмер: он увидел... её, ту, о которой мечтал долгими ночами без сна. И в этот момент Алёшка окончательно и бесповоротно влюбился. Насмерть. То есть, на всю жизнь. И лишь после строгого замечания учителя Алёшка сообразил, что зелёные глаза эти были глазами Наташки, девушки из их класса, которую он раньше не замечал.

И начался для Алёшки кошмар: всю ночь он грезил. О чём? Наутро он вряд ли мог вспомнить точно, ведь дело происходило во сне! На экзаменах он мучился, отвечал невпопад. Да и разве мог он вести себя иначе? – в груди его бушевали океаны! В результате – тройка. И на следующем экзамене опять она же, проклятая. А потом четвёрка. А потом снова проклятая. Дальше, правда, пошло лучше: после третьего экзамена они с Наташкой сходили в кино и немного погуляли по городу, отчего влюблённость как-то сама собой пошла на убыль. Пока не окончилась. Но вскоре стряслась новая беда...

На первом курсе института перед экзаменами мать послала Алёшку в гастроном, где в очереди он приглядел курносую девчушку с таким же, как и у него, рюкзачком. Алёшка мрачно усмехнулся и подумал: а что, если всё случится так же, как и в прошлом году? Тут же всё оно как раз и случилось: он опять смертельно влюбился! И опять ночью грезил. Было лето. В соседнем парке негромко щёлкали городские соловьи. Алёшка спал и видел сны один замечательнее другого. А на экзаменах нёс околесицу. Опять в его груди бушевали океаны. Результат? Она, проклятая! Хотя Алёшка рассчитывал на законную пятёрку. Все остальные экзамены, разумеется, тоже пошли кувырком, и Алёшка лишился стипендии, которую заработал, прилично сдав вступительные экзамены в институт, когда влюблённость в Наташку  закончилась.

 

Первый экзамен на втором курсе Алёшка едва вытянул и на проклятую – привычка влюбляться давала себя знать. На этот раз в качестве объекта он выбрал актрису Анну Самохину в одном из телевизионных фильмов.

Третий курс мог закончиться так же плачевно, как и два предыдущих, поэтому накануне экзаменов Алёшка решил из комнаты не выходить, не включать телевизор и не принимать гостей, а все вопросы решать только по телефону. Для чего и набрал номер институтского приятеля...

– Да? – ответила трубка приятным женским голосом. – Говорите! Я слушаю!..

– Э... Э... – начал Алешка, чувствуя, как в его душе оживают безбрежные океаны. – Стасик... он что?.. Он дома? Нет?

– Такие здесь не живут, – ответила трубка и отключилась.

И всё на этом закончилось. Алёшка опять влюбился. В кого на этот раз? Он не знал. Он даже не мог вспомнить номер, который по ошибке набрал. Он лежал на диване и грезил. Результат? Результат, разумеется, оказался прежним – она, проклятая! С остальными экзаменами получилось не многим лучше.

Прошёл ещё год. И настал в жизни Алёшки день, с которого собственно и начался этот страш-шный рассказ.

Сидя перед экзаменатором и отвечая на вопросы, Алёшка с удовлетворением вспоминал вчерашний день: как волновался он, возвращаясь домой из института и стараясь не смотреть по сторонам – ведь наутро предстоял ему наиважнейший в его жизни экзамен! Как по дороге заметил он молодую женщину с коляской, опасно двигавшуюся ему навстречу, и как на всякий случай свернул с дороги в сторону. И как потом вечером сидел за конспектами. И как не смотрел на улицу и не включал телевизор, а телефон выдернул из розетки совсем!

Словом, преподаватель задавал вопросы, Алёшка отвечал, между делом размышляя о наболевшем.

– Ну что ж, – вздохнул преподаватель, – За такой ответ больше двойки я вам поставить не могу! Придётся нам с вами встретиться ещё раз!

От неожиданности Алёшка открыл рот, чтобы возмутиться, но, глянув на преподавателя, увидел, что тот уже был занят следующим студентом. Алёшка поднялся и пошёл к двери.

 

Возле института стояла скамейка. Обескураженный Алёшка рухнул на неё и принялся вертеть в руках зачётку.

– Провалился? – долетел до него звонкий девичий голос.

– Угу, – глухо буркнул Алёшка и покосился: рядом с ним на скамейке пристроилась худенькая незнакомая девушка.

– А я тоже провалилась! – неожиданно призналась она.

Алёшка пригляделся к девушке: ветер трепал на ее виске тоненькую прядь волос. И тут же Алёшка не удержался и, как говорится, не сходя с места, влюбился. Отчаянно. Насмерть. Или уж во всяком случае, на всю жизнь! И только после этого – страшно подумать! – на пересдаче самого важного в своей жизни экзамена он вытянул на свою привычную и спасительную проклятую тройку!

 

Потому что я взял тебя в плен!

(история ещё страш-шнее)

 

Весной в городском парке начали пересвистываться милиционеры, глубоко утопая сапогами в прошлогодней листве. Пернатых ещё не было, милиционерам выпала честь открыть весну. Видимо, из-за этого они предпочитали прогуливаться по парку парочками.

Мимо них, мимо испачканных за зиму парковых скамеек торопился на городскую промежуточную станцию железной дороги человек в ватнике, в ватных же брюках, с рюкзаком и чехлом от теннисной ракетки. Проходил стороной, опасливо косясь на милиционеров, не желающих, впрочем, причинять ему никакого вреда.

Но загляни они в чехол, но догадайся о причине, заставившей гражданина подняться в хмурую рань и переться на станцию – они бы, пожалуй, пригляделись к гражданину повнимательнее и, чего доброго, нанесли бы ему материальный ущерб путем изъятия у него малокалиберной винтовки, разобранной на части и спрятанной в чехле для ракетки. Однако милиционерам было недосуг – они прогуливались по парку, как уже было отмечено, дружными парочками, подставляя обтянутые блестящей кожей лица первому весеннему солнцу.

Имя человека, который хотел скрыть его от властей, было Володя. Торопился же Володя на поезд 7 часов 14 минут, чтобы добраться до заповедника, находящегося поблизости от города. Там он хотел, никем не замеченный, провести два восхитительных выходных в палатке и дикости, сварить суп из заповедной зайчатины или тетеревятины. Володе было уже тридцать, а дикое мясо он ел только дважды. А дикого мяса хотелось! И даже не мяса, а чего-нибудь такого... мужского, какого-нибудь маленького убийства. Потому что у Володи ушла жена, и он не понимал, почему она ушла. О заповеднике же рассказал ему приятель, у которого также уходила жена, Алёшка, браконьеривший там прошлой осенью. Винтовку дал, палатку дал. И Володя поехал.

От станции железной дороги на автобусе, потом пешком три километра вдоль озера, вверх по ручью мимо заброшенной пасеки, и Володя прибыл на место. По дороге удачным выстрелом он сковырнул с берёзы полинявшую белку и теперь вспоминал: можно ли её есть? А если всё-таки можно, то что с ней перед этим делать, чтобы не есть сырую? Тушить? Варить? Жарить? Что?..

Было два часа дня. На краю болотца уже стояла володина палатка. Уже два или три раза он спотыкался на её колышках. Уже стало ясно, что делать с белкой – сунуть в рюкзак, а в городе загнать первому попавшемуся таксидермисту. Уже Володя приготовился к обеду: достал банку консервов, пучок зелёного лука, несколько картошин, хлеб, солёный огурец и солёный же помидор, уже помятый. Кое-что положил на предварительно расстеленную на траве газету, а кое-что сунул в котелок и повесил его над костром. (Между нами отметим, что не обошлось, конечно, и без спиртного, в этой истории, вообще говоря, сыгравшего немаловажную роль.) Заповедник, хорошо!..

Из леса вышло странное существо, не похожее на человека. Этакий нечеловекообразный человекообраз. Оно шло, прихрамывая на правую ногу и, по всей видимости, направлялось к костру.

Володя бросился было в палатку за винтовкой, но существо это как-то особенно ловко прыгнуло и оказалось как раз между Володей и винтовкой. Село. Скрестило под седалищем ноги. Зевнуло... Заглянув к нему в пасть, полную жёлтых клыков, Володя вдруг установил точное ему название: «Мясоед». Ну, Мясоед и Мясоед. Да и хрен с ним совсем!

Володя не стал хвататься за винтовку не потому, что испугался какого-то там Мясоеда! Просто не знал, что делать с таким количеством мяса. Да ещё и неизвестно – годится ли оно в пищу?.. А если всё-таки годится, то что с ним перед этим делать, чтобы не есть его сырым? Тушить? Варить? Жарить? Что?.. А может, оно уже прирученное? Может, оно вообще домашнее животное? Ишь ты, как смотрит! Может, оно откуда-нибудь убежало? Может быть такое? Может. Может быть, за него премию получить можно... А Володя может взять и привести его обратно, туда, откуда оно сбежало. Может!

Короче говоря, стрелять Володя воздержался. Сел поближе к костру и начал есть еду.

– Кость в горло! – сказал Мясоед хорошо поставленным голосом.

– Какая кость?.. – едва не поперхнулся и растерялся Володя. – А, так значит, ты разговариваешь! Ну-ка кто тебя научил? А ну, отвечай! Ну?! – Володя замахнулся на Мясоеда ложкой.

На что Мясоед пожал плечами и пересел в сторону. Опять скрестил под седалищем ноги. Потом достал трубку, набил ее из кисета и чиркнул спичкой. Раздался взрыв.

...Разглядывая лежащее ничком огромное мясоедово тело, Володя размышлял над причиной взрыва. Но так ничего и не размыслил. Тогда он встал и подобрал отброшенную взрывом в сторону огромную мясоедову трубку – грязную, прожжённую. Поковырял её пальцем, заглянул внутрь, понюхал. Трубка как трубка, хотя запах от нее какой-то очень знакомый и какой-то очень-очень  странный. Володя взял в руки мясоедов кисет, открыл его, понюхал содержимое. Еще более странно!

– Да ведь это порох! – непроизвольно вырвалось у него. Бедняга, даже курить его не научили. Разговаривать научили, а как курить – не показали. А может быть, оно всё-таки не Мясоед? – С беспокойством подумал Володя. – Жаль. Уж больно хорошее название придумалось, менять не хочется. Ничего себе заповедничек развели! А может, и не один он тут? Может, тут их двое или даже трое? Ведь может же такое быть, да?

Мясоед к этому времени очухался и громко вздохнул.

– Ну? – строго спросил его Володя.

– Кисет перепутал.

Плохо его всё-таки говорить научили, ничего не понятно! А может, он сумасшедший? Сумасшедший Мясоед! Набрёл на него, поди ж ты!.. Алёшка вон – живой вернулся!..

И тут блестящая догадка осветила изнутри мозг Володи. Это же этот, как его, мать родная евонная! Да я же про них в книжках столько читал! Теперь точно не миновать премии!..

Володя раскрыл объятия и бросился на реликтового гаминоида, человеческим языком выражаясь – снежного человека.

Мясоед равнодушно отпихнул Володю задней лапой и повернулся на другой бок, мордой к лесу.

Володя перевернул его обратно.

Мясоед подоткнул под себя клочья шкуры и плотоядно сглотнул. И опять отвернулся.

Володя вновь его перевернул – мордой к себе.

На что мясоед плюнул и нехорошо выругался (просто матом!). И опять в мозгу Володи засвербило сомнение: может быть, оно всё-таки не гаминоид? Тогда оно кто? Ведь за такую ошибку потом, ну, тогда, когда будут вручать ему премию, может быть, придётся краснеть. Может такое быть? Может. Тогда хорошо в интересах науки для начала установить гаминоидов пол!

Мясоед же, пока Володя его устанавливал, отпихивался и сопел.

– Ну и чёрт с тобой! Не больно-то и хотелось! – сказал вконец измучившийся с Мясоедом Володя. – Пропадай так, как знаешь. Пошёл к чёртовой матери. До свиданья! – Он бросил Мясоеда и хотел отойти в сторону.

– Да нет, теперь, пожалуй что здравствуйте! – отвечал ему Мясоед, стреляя пронзительными глазами из-под страшных косматых бровей.

– Почему это «здравствуйте»?

– Потому.

– Почему-почему?

– Потому что я взял тебя в плен!

 

Когда Володю со связанными руками Мясоед гнал на станцию железной дороги и дальше – в дежурку – попавшийся им навстречу милиционер поинтересовался, крутя в руках свисток и едва сдерживаясь, чтобы случайно по-весеннему не засвистеть:

– Начеку, Трофимыч? Браконьеришку гонишь?

– Гоню, голубчик, гоню, родимого, – отвечал Мясоед, несильно ударяя Володю коленкой под зад. – Третий за эту неделю! Слабый, неустойчивый на сознание попался.

– Ну, гони-гони, – сказал голубчик милиционер и всё-таки не удержался и засвистел на всю округу.