Андрей
Попов

* * *

В нашей осени света всё меньше,

Дождь идёт – и молчим ни о чём.

И вздохнут о нас души умерших,

Что неправильно снова живём.

Не хватает нам часто усилий

Разбираться, где ночь, а где суть. 

И они так же в точности жили.

И уже ничего не вернуть.

Не вернуть им ненастной погоды –

Неба низкого, ветра с дождём,

Не вернуть этой сладкой свободы –

Жить не так и молчать ни о чём. 

Владимир Кемецкий

Не жилось во Франции поэту,

Захотелось посмотреть на снег,

И уехал он в страну Советов,

Где так вольно дышит человек.

Где растёт на кочках тундры ягель

И где дышит почва, а не блажь.

И пошёл он по этапу в лагерь

За любовь к стране и шпионаж.

За любовь и странные оттенки

Той любви.

Поди предугадай,

Что тебя за них поставит к стенке

Трудовой народ, любимый край.

Не рыдала скудная природа,

Расстреляли – да и все дела,

Около Кирпичного завода

Воркута поэта погребла.

Замели январские метели

Узника и смыслов жизни путь.

Он совсем не думал о расстреле,

Не просил во Францию вернуть.

Не хотел судьбу менять – и умер…

В Воркуте живу который год –

Я бродил по тундре и подумал,

Глядя на заброшенный завод,

Что Россию власти не согнули,

Что никак не понимает власть:

Если честно до последней пули

Жизнь прошла, то, значит, удалась.

Удалась, хоть гении ГУЛАГа

Не нашли в ней никакой цены.

Что же мы меняем честь на благо

И порой, как Франция, скучны?!

* * *

Вновь наступит весна, возвращая надежды приметам.

Но студентка – красивая! – в библиотеку войдёт,

Книгу выберет «Сборник совсем неизвестных поэтов»

(Никому неизвестных в тот очень двухтысячный год),

Терпеливо и бережно перелистает страницы –

Многолетних раздумий и опытов краткий итог.

По счастливой случайности в сборнике том сохранится

Моё лучшее стихотворение – несколько строк.

И она их прочтёт – не поймёт невесёлый мой юмор,

Но она улыбнется – на улице будет весна.

И подумает: «Бедный, когда, интересно, он умер?

И какая была у него, интересно, жена?»

* * *

Всё повторяется – с ними и с нами:

Дышит душа, умирает листва,

Смотрит во время бездонное память

И разбирает черты и слова.

Всё ещё просто: душа ещё дышит,

Не исчезает в осеннем году.

Видимо, грусть предназначена свыше –

Может, написано нам на роду.

Может погода, как время, бездонна,

Смотрит душа в неё, грустью жива,

Грустью светла,

Хоть тревожится, словно

Поздняя осень, ночная листва.

* * *

Господи, избАви меня от сумы, тюрьмы и больницы,

И от всего того, что в вечной жизни мне не пригодится.

От воя избАви ночного, творимого втихомолку,

Себе самому измены и слову, и делу, и долгу,

От клеветы человеческой, что сердце приводит в трепет.

Избави меня от всего, что погибнет как прах и пепел.

И знаю я, что суда достоин, что оправдаться нечем,

Но только оставь мне надежду с сыном убитым на встречу.

Там у Тебя в небесных садах он, верно, душою вырос.

Господи, Ты оставь мне только то, что ему пригодилось.

И не отнимай мой голос, чтоб мог я, как прежде, молиться

О сыне моём, не узнавшем сумы, тюрьмы и больницы.

Два Николая

Не жаль мне, не жаль мне

растоптанной царской короны…

Николай Рубцов

Жил в Воркуте я, морем Карским

Дышал, читая между дел

Стихи Рубцова. Власти царской

Он не жалел.

А я жалел.

И морем Карским, и свободой

Дышало небо надо мной.

Жаль храм, разрушенный народом,

Народ, измученный войной

С собой…

Жаль веру:

                     став обузой,

Ушла в стихи и лагеря.

Мне жаль Советского Союза.

И жаль убитого царя.

Мне жаль разрушенный, как атом,

Народ

И храма русский свет...

Что царь убит своим солдатом,

Своею женщиной – поэт.

* * *

Живёт душа моя на войне,

Военный твердит мотив.

А люди думают, я вполне

Терпим и миролюбив,

И будто любому привету рад,

И пьяных драк не терплю.

А я хочу купить автомат,

И кажется, что куплю.

На тихом складе среди корыт,

Кастрюль последних систем

Предложат мины, и динамит,

И новенький АКМ.

Держу в руке я желанный ствол,

Душа живёт на войне,

И сознаю вдруг, что зря пришёл,

Что мне не сойтись в цене.

В комплекте штык. Удобен приклад.

И цвет спокоен и мил.

Но я, прости меня, тихий склад,

Денег не накопил.

И вижу – нервы напряжены,

И чувствую жёсткий тон,

Можно легко схлопотать войны

Со всех четырёх сторон.

Неосторожно среди корыт,                        

Кастрюль последних систем

Не взять ни мины, ни динамит,

Ни новенький АКМ.

На тихом складе не верят в долг,

Здесь платят и головой.

Зачем мне снился гвардейский полк

И снился неравный бой?

Зачем я слушаю чёрный мат,

Горячих юношей злю?

Зачем хотел купить автомат?!

И кажется, что куплю.

Знакомство с Критом

Вздыхает море. Греки ходят рядом.

Я в первый раз смотрю на остров Крит.

Душа моя, что мне от Крита надо?

От моря, что вздыхает и ворчит?

Я вновь смотрю на фикусы и лавры

И узнаю, что сто веков назад

Водились в лабиринтах минотавры –

Хотя веков, пожалуй, пятьдесят.

Но вымерли. Пожить у них не вышло.

И климат им хороший не помог.

А мне как жить? И дома людям лишний,

Душа моя, и здесь я одинок.

Живу такой – негреческий, нескладный,

Сентябрьские разглядываю дни.

А мимо ходят девы-Ариадны.

И кажется – лишь нитку потяни…

Но не ищу я нитку русским взглядом,

Душа моя мне это не велит.

Вздыхает море. Греки ходят рядом.

И я вздыхаю. И смотрю на Крит.

* * *

И куда взгляд ни кинешь, всюду родимый край.

И выходит, что вновь стоишь на краю.   

И с него ты, как хочешь, думай и понимай,

И как хочешь, рассматривай жизнь свою.

Хочешь вверх посмотри, если тошно глядеть вниз, 

Если видеть устал ты убогий двор,

А вверху – время точное, что всю твою жизнь

До краев наполняет собой простор.

А вверху – светлее. И кажется, что не зря 

Слов высоких касается мелкий дождь,

И не зря по небесным улицам сентября,

Как по краю лезвия, вновь ты идёшь.

Идол рынка

Стоят они вместе, плебей и патриций,

В торжественном храме тревожны и хмуры.

Они так привыкли смотреть и молиться,

Чтоб их понимал бы точнее Меркурий.

Их общий кумир, покровитель наживы

И лёгких сестерций, с мистическим видом

Взирает на паству свою терпеливо,

Молчит из холодного мрамора идол.

И люди выходят из храма на солнце,

И верят, что им помогают планеты,

Что всё покупается и продается,

Что всё подчиняется слову монеты.

Мечтая о доме, о редком товаре,

О личной триере, о медной скульптуре,

Бросают убогому жалкий денарий,

Чтоб нищему тоже стал близок Меркурий.

* * *

– Лечись, сынок! – сказали мне старушки,

Что на скамейке во дворе сидят. –

Вон Достоевский побывал в психушке,

Ему вкололи новый препарат.

Он стал здоровым. Верится в такое

С большим трудом. Но, говорят, смогли.

И подлечили всех его героев,

Поправили и души, и мозги.

И я узнал: правозащитник модный –

Раскольников, князь Мышкин – шоумен,

Пётр Верховенский стал слугой народным,

И поднимает Родину с колен.

И я поверил, может быть, не сразу,

Жизнь изменилась явно и тайком –

Учителем стал Дмитрий Карамазов,

Считается отличным физруком.

И к жизни Свидригайлова вернули.

Застряла пуля у него в виске.

Он вышел из больницы, бывший шулер,

И мэром избран в тихом городке.

Полифония умерла.

Частушки

У нас в чести. Особенно весной.

Зато любого вылечат в психушке,

Будь ты хоть Достоевский, хоть Толстой.

* * *

Мои друзья давно профессора,

Директора давно, миллионеры,

А у меня лишь завтра и вчера,

Да между ними чёрная дыра

Рифмованных сомнений в чувстве веры.

Привычно засыпать мне над строкой

Всемирного тумана и разлада,

А у друзей удачливых покой,

У некоторых вечный,

И порядок.

Какой хлебнули истины и лжи,

Не знаю я –

И нет иных на свете.

Оставили дворцы и гаражи

Молоденьким любовницам и детям.

Оставили дома и закрома,

Проценты состоявшейся карьеры.

А у меня лишь горе от ума

И от сомнений светлых в чувстве веры.

Смотрел я с ними в прошлые века

И в будущих кружился по спирали.

И жизнь у всех, я видел, коротка,

Короче, чем рецензии в журнале,

В которых говорится, что душа

Намного интереснее трамвая.

Директора не вышло.

Оплошал.

Но вышла книга. Даже неплохая.

* * *

Ненастный день – как ни смотри в окно,

Сплошная осень в нём не устранима.

Зато у нас с тобою есть вино,

И книги о любви необъяснимой.

Давай мечтать – небесным городам

Придумаем названья и детали.

И осени тебя я не отдам,

И ты не отдавай меня печали.

Давай гулять, где невозможна тьма,

Крутить обратно стрелку часовую.

И буду от тебя я без ума.

И в утренние губы поцелую.

Пусть осень и похожа на вдову,

Короткий день исчез в сырой аллее,

Пусть век ненастный – но ещё живу.

И ты жива.

Что может быть светлее?!

* * *

Ни в птице, что летит, крылом касаясь лета,

Ни в утренней звезде, ни в памяти времён,

Ни в книгах мудрецов не отыскать ответа,

Ответа не найти – зачем я был рождён?

И только самому врасти душою надо

В звериную тоску, в распутия дорог,

В нежданную любовь, во все сомненья ада

И в городскую мглу, и в полевой цветок,

И в горькие слова, и в роковые числа,

И в облако надежд, что на семи ветрах.

И молится душа от осознанья смысла –

Из праха рождены, чтоб возвратиться в прах.

И молится душа, что всё на свете этом

Уходит навсегда,

Предчувствуя свой срок –

И птица, что летит, крылом касаясь лета,

И городская мгла, и полевой цветок.

Чего же ты хотел? И твоего ухода

Ждут листопад и дождь, зарницы и мороз.

И молится душа. И говорит погода.

И трудно разобрать ответа на вопрос.

Ноябрь

В ноябре понимаешь – нет перемен,

Год кончается – ничего не успел.

Ты хотел стать смиренным. А не смирен.

Человека не ищешь, как Диоген,

Отказавшись от суетных слов и дел.

И не похудел.

И не начал английский учить язык,

Не купил венский стул и письменный стол,  

Ты хотел прочитать много мудрых книг.

Даже список составил. И не прочёл.

Не прочёл, не увидел, не написал.

Обошёл все смущения за версту.

В ноябре дожди. Смотришь на небеса.

Новый список составлю…

И не прочту.

Последнее озеро

Как морок бы смыть с себя, город,

Весь этот бомонд и фейсбук,

Уйти на лесные озёра,

Ловить окуней там и щук.

Без всякого универмага,

Без всякой обиды за штраф.

Пить мирно отвары из ягод,

Пить кротко отвары из трав.

И слышать, как искренне тихо!

Такая вокруг тишина!

Как тихо растёт облепиха,

Как тихо вздыхает сосна.

И если вдруг гость бородатый,

Случайный – как мыслит судьба –

Мне скажет: - Не вы ли когда-то 

Писали в газете «Труба»

Стихи про железные печи,

Чугунные лбы и столбы?

– Не знаю, – ему я отвечу –

Газеты такой и трубы.

Так пишут, наверно, от скуки…

Смотрите, какой мухомор!

Сто лет не читал я в фейсбуке,

Что нет больше рек и озер,   

И весь этот вздор недалёкий,

Что скоро погибнет земля.

Пойдёмте, здесь ловится окунь,

Особенно на мотыля.

* * *

Природы непонятная ошибка

Или её таинственный расчёт –

Разбитая и склеенная скрипка

Звук более глубокий издаёт,

Чем новый инструмент.

И звук так чуден!

И слушаешь, и лечишь свой разлад…

Разбитые и склеенные люди

Бессмертными стихами говорят.

Прогноз на завтра

Сказал узбек, что завтра будет снег,

Июльский снег на землю завтра ляжет.

И кинул в масло новый чебурек

В закусочной почти на самом пляже.

Магнолия ещё не отцвела,

И засыпала яхта на причале,

На солнце грелись праздные тела.

И завтра снегом это всё завалит?!

И станет льдом ленивая волна,

Промёрзнет, словно тундра, южный берег?!

–  Не верь ему,  – сказала мне жена.

Не знаю почему, но я поверил.

Всё может завтра быть – не врёт узбек –

И снег, и грех, и тараканы в супе.

Не покупай на пляже чебурек.

А то ещё и завтра не наступит.

Скупая гадалка

Цыганка привокзальная сказала,

Что проживу я девяносто лет.

Ответил я: – А почему так мало?!

Прибавь немного! Денег, правда, нет.

Хватило б девяносто, может, в Польше,

Во Франции, в Танзании, в Перу.

В России надо жить гораздо дольше.

С чего я преждевременно умру?!

Жить надо долго, от свобод и пыли,

Зимы и тундры не отдать концы –

И как твою бы душу ни казнили

За новый мир ревнивые борцы.

Не разболеться смутой и порядком, 

Переворотом, поворотом рек,

Но ощутить простор и жизни краткость,

Как может только русский человек.

И ощутить, что можно всё сначала,

Когда тебе лишь девяносто лет!

Цыганка привокзальная сказала:

– Зачем жить дольше, если денег нет?..

* * *

Соседи мои – обычные добрые люди.

Мёртвых не воскрешают. Не изгоняют бесов.

Не заливают водой.

Лишний раз не осудят.

Но никакого нет у них ко мне интереса.

А меня как-то назвали известным поэтом –

И теперь я известен даже для википедий.

Узнал не без грусти. Какая же правда в этом,

Если со мною не здороваются соседи?!

Знать совсем не хотят. И мимо проходят просто. 

Глядят сквозь меня, не видят, как вновь вопрошаю –

Узнаёте? Сосед ваш! Как вы, среднего роста.

Не заливаю водой. Мёртвых не воскрешаю.

* * *

Сырое утро. Мудрости излишек.

Идёшь вдоль недостроенных домишек.

В душе твоей война и пандемия,

Будь ты пророком, как Иеремия,

О чём бы ты подумал в серой рани,

Смотря на утлые дворы и бани?

О чём заплакал бы, смутясь и мучась

Увидев их трагическую участь?

А так всё просто. Город твой спросонок

Мечтает о грядущем, как ребёнок.

* * *

Только выпадет свет – и пойду я по первому свету

И по узкой тропе, спотыкаясь о памяти тьму,

Выбираясь с трудом из свободных сетей интернета,

С безотчётной надеждой – по слову иду Твоему.

Что ж я всех ревновал?! А любил только море и лето.

И волненье рассвета в прозрачном и сладком дыму.

Ничего не успел. Почему? Не найду я ответа

С безотчётной надеждой – по слову ищу Твоему.

Как неловок я был! Невнимателен к снам и заветам.

Возвращаться не стоит. С собой ничего не возьму.

Только выпадет свет. И вздохну я от первого света.

С безотчётной надеждой – по слову вздохну Твоему.

Тяжёлая лопата

Ты лежишь на просторном ложе.

Колет сердце. И ноет бок.

И готов говорить, что прожил 

Ты не зря – подводить итог.

Самолёты твои летали,

Не сходили с рельс поезда…

Только жизнь при любом финале

Не кончается никогда.

Там, куда по млечной дороге 

Ты пойдёшь через небосвод

Все земные твои итоги 

Могут даже не взять в расчёт.

Не увидят в них результата,

Скажет страж, охраняющий рай:

– Не спеши, а возьми лопату.

И до самой сути копай!

Где копать?! Ничего не ясно.

Под лопатой звенит звезда.

И выходит, что жизнь прекрасна –

Не кончается никогда.

* * *

Хватит спать. Вновь душа смущена,

Что никак не очнётся от сна.

И откуда такая усталость?!

Что за нравы, что за времена!

Началась на рассвете война.

Только кажется, что не кончалась.

Под глазами сомненья круги.

Что-то рано проснулись враги –  

Канонада войны зазвучала.

Хватит музыки всем и свинца.

Зря ты верил в начало конца. 

Нет конца. Снова будет начало.

Надо встать. И принять времена.

Снова небо, не знавшее сна,

В назидание знаки нам чертит –

На рассвете мосты сожжены,

Мир не может прожить без войны,

Как нельзя жить, не помня о смерти.