Андрей Коровин

Андрей Коровин

Четвёртое измерение № 18 (114) от 21 июня 2009 года

Петербургские стихи

 
Про небеса
 
Тёмное небо Питера лучше неба Москвы.

Московское небо – серое. Ангелы в нём не летают.

Уедем с тобою в Питер! Станем как все – на «вы».

И будем подкармливать ангелов, которые там обитают.
 

Будем бродить по крышам, вспугивать голубей,

Гладить блохастых кошек, путающихся под ногами.

И, сидя в кафе на набережной, там, где всегда борей,

Будем с тобой беседовать о хокку и оригами.
 

…тёмное небо Питера станет чуть-чуть светлей –

Как светлеют глаза твои, когда ты со мною рядом.

А одного, самого мелкого <ангела>, заберём из яслей

И научим Землю останавливать взглядом.

 
Из цикла «Петербургские строфы»

 
весна в Питере

 
Светлане Бодруновой
 
по зелёным каналам Питера – затонувшие катера

непонятное время года – почти что май

льёт холодный весенний ливень et cetera

и в кафе «Лоза» согреваешься Cutty Sark (а при чём здесь чай?)
 

Невский полон сломанных зонтиков (как в кино)

эти зонтики плавают в лужах (как корабли)

и в ближайшем кафе «Астория» пьёшь вино

то зелёное (из Китая) а то Шабли
 

Петропавловку лихорадит и засады на островах

ангел (тот что со шпиля) в спешке у подруги забыл трубу

петербургские строфы вязнут как язык с бодуна в словах

маринисты ушли в пираты и в романтике ни бум-бум
 

на какую из линий Васильевского ни зайди

параллельно пространству время а ты весне

Николай Гумилёв говорит на моём СиDи

что мол было с одной лаурой а прочее – о жене
 

в речке Карповке по легенде живёт преогромный карп

рядом жил г-н Попов изобретший сломанный телефон

а теперь живёт некто Ернев он-то знает что тут и как

он напишет сказку про карпа кстати а вот и он
 

будешь долго бродить кругами (вокруг Невы)

и очнёшься в «Бродячей собаке» – среди теней

а по следу идут разной масти и веры львы

и ты вдруг поймёшь львиный рык и язык камней
 

и тогда мутанты в Кунсткамере оживут

и огромные твари громя Зоологмузей

над землёй устроят свой самый ужасный суд

и с других планет на пир позовут друзей
 

но ещё есть время в кружки разлить вина

чёрный ром Bacardi уймёт в нашем сердце дрожь

по зелёным каналам Питера – уплывающая страна

оплывает свечами а ты просто лета ждёшь
 

Гатчина

 
Дмитрию Коломенскому
 
этой осенью в старой Гатчине знаю снова мне не бывать

не тонуть по вязким болотам пролагая собою гать

не смотреться в озёра не думать что вот я здесь

может это хотя бы собьёт вместе с пеной спесь
 

не дано мне родиться в Гатчине – не моё

вот в Кронштадте и Петропавловске – это да

и хотя преследует ё-моё

мне роднее тоска по морю вообще – вода
 

я холодной столицы насмешливый чую взгляд

мол родился плебеем а грезишь о кораблях

а я в детстве точил кораблики об асфальт

из коры дубовой они получались – в(ах)!
 

но судьба имеет свои чудеса для всех

корабли из дуба ушли бороздить стихи

отшумел кораблинобельный ХХ век

я живу посреди ветров и среди стихий
 

в старой Гатчине где промокли мои друзья

под дождём осенним среди бесконечных зим

я очнусь однажды поняв наконец что я

держу путь к Шпицбергену но через магазин
 

корабельные сосны мои проскрипят отход

и на плечи сядут СиринЪ и АлконостЪ

и отправлюсь я в бесконечный земной поход

держа путь по звёздам и где-то среди тех звёзд
 

в Павловске

 
Наталии Соломиной
 
…снова пахнет весною в Павловске (где мы лезли через забор

по дурацкой привычке детской [во всё вникать] –

через чёрный ход – где живут домовой и вор

где для них молоко всегда оставляла мать)
 

на старинном вокзале в Павловске где военный играл оркестр

дамы в пышных нарядах бархатных рассекали туда-сюда

а теперь тишина играет свой задумчивый полонез

и извозчики на вокзале не приветствуют поезда
 

Аполлону что раньше хаживал здесь среди полногрудых дам

в благодарность за безобразия отпилили ножовкой член

и какая-то из чувствительных посетительниц по словам

местных жителей долго плакала ничего не найдя взамен
 

говорят император ночью прогуливается у дворца

оживают в старинном парке музы и львы

на любое его движение будто молодцы из ларца

появляются адъютанты без головы
 

Павел смотрит в глаза собравшимся будто спрашивает: за что?

но молчит граф Пален держит череп в руке

и не важно кто первым начал – ведь живым не уйдёт никто

отдаётся в кустах солдату императрица Фике
 

…это было весенней замятью – по канавам плыла вода

по старинной пластинке памяти не проедешь той же иглой

забываются обстоятельства помешательства города

остаётся печатка времени – бесполезный культурный слой
 

СПб-зоопарк

 
В питерском зоопарке живут летающие слоны.

Но их никто не видит, потому что они всегда улетают.

Девочка на воздушном шарике с ними почти на «ты»,

А сторож всё время стреляет вверх, но почему – не знает…
 

Жирафы, как страусы, прячут головы, потому что летающие слоны,

Пролетая, задевают их – то хоботом, то – ой! – ногами…

Слоны (в большинстве своём) – добрые, потому что они влюблены

В толстых слоних – не летающих, а прыгающих как мишки-гамми.
 

В Питерском зоопарке директор по кличке Маугли

Сидит в своём кабинете, обнявшись со старым медведем.

Балу, говорят, свихнулся: ловит мартышек и сажает их на угли…

Из Багиры сделали чучело, а Каа как удав – безвреден.
 

Редкие посетители, называемые директором «бандерлоги»,

Забредают полюбопытствовать летающим зоопарком

И кормят бананами ручных тигров, называя их Гиви и Гоги,

Предлагают директору водки, требуют женщин… И уходят с подарком.
 

Даже я вчера у одной старухи спрашивал адрес и улицу,

Но она сказала, что звери разбрелись по белому свету.

И только старый жираф по привычке сутулится.

И что где-то есть ещё СПб.

Но зоопарка нету.
 

Из цикла «Любовная треуголка»

 
Гумилёв Ахматова Модильяни
 
Как же вы жили,

грустные дети –

Коля и Аня?

Анино сердце –

через столетье –

всё модильянит.

Коля воюет –

с немцами, львами,

властью и болью…

Встретятся дети

где-то под сердцем

мудрого Бога.

 
Боженька старый

скажет: ну что ж вы,

дети, так жили?

Милостью Божьей,

честью и раем

не дорожили?

Аня заплачет,

Коля заплачет,

лишь Амедео

В гордом молчаньи

выйдет из рая –

в пропасть – налево.

 
Бог, Анна и Амедео
 
…а Ты, чей грозен лик,

что делал Ты, когда

свеча в ночи едва

встречалась с тонким ликом

той, что была нага

и счастливо пьяна

художником одним,

парижским прощелыгой?
 

лишь имя да слова,

глаза и карандаш,

и гибкости её

завидовали руки,

объятая огнём

бикфордова строка

улики все сожжёт,

но сохранятся звуки
 

чтоб обмануть Его

чьи маски примерять

он заставлял тебя,

художник Модильяни?

но всё ж её черты

сквозь камень проступать

начнут чрез сотню лет

и отразятся в Анне…
 

Модильяни Ахматова

 
Здравствуй, любовь моя, красный цвет!

Я за тебя заложил бы душу,

Только такого заклада нет,

Чтобы любовью я не разрушил…
 

«Песнь Мальдорора» тебе прочту –

Ты же всё знаешь про нас с тобою…

Хочешь, шагнём с тобой за черту –

В адское счастье чужого горя?

Нет? …занавеска на том окне

Корчится в судорогах солёных…

Не говори о разлуке мне!

Здравствуй, печаль моя, цвет зелёный

 
СПб и окрестности: из несбывшегося

 
...И в Комарове властвует весна,
а в стороне, прекрасна и надменна,
стоит она – Ахматова, сосна.
С. Белозёров
 
В Комарово твоё, в Комарово,

Где с утра поселилась весна –

Я хочу туда снова-здорово,

Там Ахматова плачет, сосна.
 

И в пернатые ваши Пенаты,

Где глаза по-щенячьи слезят,

Собираюсь – смотреть на закаты,

Словно Репин столетье назад.
 

И в Кронштадскую бурную пену,

В этот город дождей и ветров –

Как Парис в предвкушенье Елены,

Я войду, как вошёл Гумилёв.
 

И в загадочный призрачный Выборг,

Что синонимом выбора был,

Я давно уже в принципе выбыл,

Но доехать случайно забыл.
 

Я брожу недоверчивым Невским,

Развожу в нетерпенье мосты,

Будто это Кабанов с Каневским

Виноваты, что бесишься ты.
 

Петербургские белые ночи

Взять бы за руку, песенку спеть.

И понять, что чем больше ты хочешь –

Тем ты менее можешь иметь.
 

И очнуться на Финском заливе

В девяносто-лохматом году…

Ты бы мог стать случайно счастливым.

Но не в этом прекрасном аду.
 

Плачьте сфинксы, рыдайте красотки! –

Нам не жить в купаже неглиже.

Ведь смертельную порцию водки

Я для храбрости принял уже.
 

код: я и ты

 
закодировать память на проблески: я и ты

назначать свидания в небе на всех углах

а когда небо выйдет из берегов разводить мосты

под мостами прячутся ангелы в душах птах
 

зажигать фонари и гасить в небе лунный свет

чтоб ночные бабочки помнили нас с тобой

изучать голоса и песни других планет

и смотреть с высоты на предвечный морской прибой
 

воспоминание о Петербурге

 
это тень Эрмитажа в стоячей воде

кто там прячется? – белая ночка

заползает рассвет в перезревшую тень

у атлантов в руках – по заточке
 

мы завидуем мёртвым покуда живём

но у них непростая работка

быть булыжником деревом или ручьём

или паузой музой кокоткой
 

катерок дребезжит заметая следы

скачет всадник по пенному следу

не желаю тебе ни венца ни беды

уезжаю уехал уеду
 
© Андрей Коровин, 2005–2009.
© 45-я параллель, 2009.