Андрей
Хамхидько

Февронья

Иди, говорит, –
Зачерпни воды
Здесь и там.
Через этот борт
Или ту – в трюме.

Все созвездия
Расставлены по местам –
И у нас в Рязани,
И в дикой Юме.

Ветер северных румбов,
К веселью сов
Солнце ходит кругами
На небе хмуром.
Твоя жизнь задвинута
На засов.
Все дороги – в Рим,
А моя – в Муром.

Со мной спутник незримый.
Не пьёт, не ест –
Больше всякой скалы
И совсем кроха.
Всё – как будто бы это
Нательный крест.
Назвала бы –
Да с рифмой плохо.

С ним не страшно,
Верю, поймёшь и ты –
Это чудо, крестьянин,
Будто в голод гусь.

Мне, Февронье,
Сколько б ни выпало суеты,
А Петра своего
Всё равно дождусь.

Плутон

По ту сторону пусто,
Да и здесь свет – как в прорубь
Брошенное яйцо.
Как свист заносимого за плечо бича,
Как лес весной – готовится закричать
Как тоньше льда затягивается под рубцом.

До снега хруста
Плетут ли осень лохматые пауки,
И Петроград, растущий на белый свет,
Как будто вышел из леса, и просто присел у реки.
И камни медленно поднимаются вверх со дна.
Смотри, смотри – над нами миллион планет,
Все заодно, а наша – Плутон – одна.

Сквозь снег и дым,
Скрипя и глотая визг
Всех тормозов на свете,
И тьму презрев,
Летит Плутон
И мы летим вместе с ним,
Задрав башку.
И Солнце – со всех сторон.

Истина где-то рядом

На Васильевском,
Трясясь от близости океана,
Мы учились
Отделять тепло от стекла
Стакана,
Не пьянея,
Не провожая взглядом
Корабли.

Истина где-то рядом.

Двор-колодец.
Всё начнётся не здесь,
Не с нами.
Мы искали ответа в Летнем.
Август в окна бросался снами,
И бессонниц слепые слепни
Пили чай на знакомой кухне.

Даже малая доля дюйма
От земли – бесконечно много.
Мы висели клубами дыма,
За окном – не туда дорога
Начиналась, мы ждали чуда.
Чудо было за каждым словом.
Все дороги вели отсюда,
Но потом возвращали снова

В города, по которым плачут,
Где не ходит другая почта
Кроме снов, и никак иначе.

И в парадных так пахнет
Ядом
Океана и винных пятен,
Точно,
Истина где-то рядом.
Мир так тесен. И непонятен.

Река Потудань

Гулко катятся рассыпанные карандаши.
В летнем доме моей души
Ни звука.

Кто уходит просто становится невидим –
Рядом ходим, с одной тарелки едим.
Такая штука.

Ниже, ниже, ещё и ещё – смотри сквозь лёд:
Рыбы ходят назад-вперёд
Сюда-отсюда.

Ночь и день их тел смыкаются жернова
Судеб наших мельница – такова
Река Потудань.

Всё уходит, и эта тоска уйдёт.
В летнем доме моей души
Не тает лёд.

Всюду тина, предчувствие странных дней.
Все слова о войне,
Все боятся молчать о ней.

Всюду ворох газет, до Воронежа час пути
В летнем доме моей души
Хоть земным шаром покати.

Целый день в эфире радио белый шум.
Чистый лист беру – пишу, рву
И вновь пишу.

Скоро будет солнечно – на столе
Звенит посуда.
Лёд трещит и вот-вот тронется
Река Потудань.

Крымское

Предположим даже – голуби долетают,
Врагу темно, а крыльям не нужно света.
Вся Империя держит пальцы крестом –
Не поможет и это.
Ни быстрый перевод взгляда,
Ни хожденье по комнатам,
Ни чай в полтретьего – не спасают.
Поезда движутся,
В кранах хватает яда,
Стаканы звенят – всё ближе к краю.
Предположим даже – время не лечит,
А как и все остальные книги –
Стоит на полке.
Вся Империя курит дрянной табак,
И воют волки.
Из попутчиков – только Млечный
Путь, а он беседу поддержит едва ли,
От пива откажется, ему карт не сдашь,
Сделан из газа и лязга стали –
В общем – тот ещё персонаж.
Предположим, в конце каждой спешки –
Крым.
Как ни кидай –
Рубль падает верхом вверх.
Выйдешь за солью –
Вернёшься совсем молодым.
Чёрное море. На пальмах – снег.

Есенин

про него известно было мало –
щурил глаз, на губе простуда
он бежал как будто бы с Ямала
или с Явы –
в общем он откуда-то оттуда
у него зелёная тетрадка
на руке не хватало пальца
карандаш доставал украдкой
словно вор, боящийся попасться
закрывал плечом то, что в тетради
не курил, когда вокруг курили,
на вопросы тех, кто шутит сзади,
отвечал сухой улыбкой или –
– что верней – смотрел, как свет на тени
с ним в Артёмовск превращался Бахмут
на могиле – позывной «Есенин»
и цветы, которые не пахнут

Наизусть

А теперь она с капитанами из речных
Плывёт вверх, на палубе пьёт ркаците-
ли. Луна над Яузой, Темзой, Ист-
рой отражается в антраците
глаз. И грусть пока ещё только грусть.
До тоски пока ещё плыть и плыть.
Паруса запомнены наизусть,
И ответ один на всё – «может быть».
Что до звёзд –
звёзды выстроены в ряды.
Можно трогать руками
И созерцать пейзажи.
Она верит – всё, что ей нужно –
Это немного воды,
Надеется, любит даже
Эти пропащие улочки, запах крыс,
Выращивает цветы, молчит с акцентом.
Но здесь все яблоки падают вниз,
А это значит – уже не лето.
А это значит –
Мы ходим не в те дома,
Войдя не пьём
Не чай
Не из синих блюдец.
Без этих улиц
Ещё никто не сходил с ума.
От этих улиц ещё никто
Не сходил с ума.
Она молчит.
Она всё знает. В Сама-
ре дождь. И ей снятся чужие сны.
В Москве не жизнь –
Всюду волны пяти морей,
Конечно, скрип,
Конечно, не тех дверей.
Ей не понять меня,
Моих писем из.
Она плывёт.
А яблоки падают.
Вниз.

Третий раз

И в третий раз он закинул невод
И сети примчали
Футы под килем, мелкую дрожь,
Жизнь без печали,
Город у моря без берегов,
Вегу в бинокле,
Клейкие травы тоньше воды –
Травы намокли,
Лица уставших от тишины
И междометий,
Грохот взлетающих бешеных птиц
Всех на планете.

Скользкие нити в пальцах его
Пахли рассветом,
Он улыбался, нюхал табак,
Верил приметам.
А по приметам холод – к весне,
Снежные глыбы
Знали об этом, он уходил
Снова без рыбы.

Воронежское

И будет молчащий услышан,
Не понят и проклят.
И чьё-то предчувствие осени
Не обманет.
И мир, разделённый навечно
На тех, кто любит и знает,
Его не забудет,
Припомнит, помянет.
Его имена
За бортом знают рыбы,
Играют с селитрой
Уставшие дети,
Войну отражая глазами.
Война – его дом,
Жена его и пол-литра.
И тишина без конца
Нас меняет местами
С ним, знающим, как
Крылья ложатся на плечи,
Щекочут, щекочут, щекочут
До этого до упаду.
Мы так далеки,
Но ищем друг с другом встречи.
И хочется пить,
Так дайте хоть лимонаду!

За миг до глотка
Мы вспомним названия улиц,
Уйдём из сетей
Тенями пустынного сквера.
Ещё поворот –
Кольцовская,
Дальше – налево.

И потом ещё долго глядя
В помутневшие пузыри
Запотевших окон,
Мы, узнавшие, что
Чудеса неизменно приходят сзади,
Будем слышать –
Крылатые
Покидают
Кокон.

Старооскольское

Напишу на снегу
«Милорад Павич».
Птицы вернутся,
Люди выбросят пианино,
Чёрно-белое «Не хочу»
Клавиш.
Дверь откроешь –
На стенах тина.
Почти целое от войны
Блюдце,
То, во что
Все впадают реки.
В моём городе,
Куда никак
Не вернуться –
В моём городе –
Человеки
Верят, будто
Когда-то будет
В моём городе
Праздник
В начале лета.
Снег по пояс,
Знакомый голос –
И не спят,
А всё верят в это.