* * *
Долго бился за правду
с кем-то я в унисон.
Оказалось: не прав я...
Правды нет – только сон.
А взамен её – мука,
тяжело с нею жить.
Правда, правда – разлука
от сегодняшней лжи.
Я смирился и, право,
мне узнать не дано,
что я умер за правду
очень-очень давно.
Прыжки с трамплина
И когда мои лыжи летели,
сумасшедшим ветром гонимы,
мне казалось: они звенели,
словно струны у Паганини.
А земля становилась всё ближе,
словно саван, покрытая белым...
И дрожали натянуто лыжи,
и казалось – нет в жизни предела.
Ранен был неродившимся криком:
вот сейчас погибаю бесславно...
Но на миг я казался великим,
когда лыжи по снегу – вновь... плавно...
Поэт
Отплясали дни-скоморохи,
клоунада сошла на нет,
и вчерашние ахи-вздохи
позабылись... пропал поэт...
Но в плену пустозвонных оргий,
кто мог думать, что это – миг!
Отшумели навек восторги,
только бродит по жизни миф.
А когда сгущаются тучи
не на небе, в душе – комок...
Вдруг на помощь приходит Тютчев,
а ему помогает Блок!
* * *
Пока наш добрый шар земной
ещё вращается,
не уходи... Побудь со мной –
грехи прощаются.
Кружило в жизни много бед –
они встречаются...
Ошибки, как шипы, в судьбе
ещё прощаются.
И только дней прошедших боль
упорно возвращается:
была расстреляна любовь,
а это не прощается...
Воронеж – Мандельштам...
Пусти меня, отдай, Воронеж, –
Уронишь ты меня иль проворонишь,
Ты выронишь меня или вернёшь –
Воронеж – блажь, Воронеж – ворон, нож!
Осип Мандельштам
Воронеж... ворон – ёж и нож!
Зачем настырно и упрямо
По страшной памяти ведёшь
Меня ты в ссылку Мандельштама,
Где он по улицам твоим
Бродил, а я по ним летаю.
И до сих пор гортанный дым
От папирос его вдыхаю.
Доверившись объятьям слов,
Не чуя собственной страны,
Не знал – за тысячи шагов
И речь, и мысль его слышны.
Начало мести – из Москвы,
Она неслась по следу ловко.
Воронеж выронил…
Увы!
Воронеж – только остановка.
Что жизнь... крути иль не крути,
Всегда расплата за победы.
Прощай Воронеж...
смерть в пути,
Но Мандельштам ещё не ведал.
* * *
Нине
Что ж, теперь ничего нам не надо,
было время – звенели года.
Листья юного нашего сада
улетели, не знаю – куда!
И опять, и опять бестолково
всё бросаю я в прошлое взгляд,
устремляясь за листьями снова,
будто можно вернуть их назад.
Вслед за листьями – дни, наши годы,
всё равно я доволен судьбой,
потому что смешны все невзгоды,
если счастливы были с тобой.
Листопад
Осень – Муза листопада,
листьям хочется лететь
за пределы той ограды,
где нельзя увидеть смерть.
Боже мой, и я не верил
в завтра свой бросая взгляд,
что печали и потери –
это тоже листопад.
И в загуле листопада
мне подумалось о том –
чем чувствительнее радость,
тем грустнее боль потом.
Снежки
Мы стоим под белым,
словно снег,
небом.
Мы кидаемся белым,
словно небо,
снегом.
Что наделал снег!
Мы забыли возраст!
Падают снежки,
падают,
как звёзды.
Ты снежки бросаешь –
пролетают мимо,
пролетают спутники
высоко над миром.
Но летят в меня
два твоих смешка,
но разят меня
чёрных два снежка.
Ночное кладбище
Тишина...
Тишина жуткая,
вечная.
Слышится мяуканье протяжное.
И кресты,
как руки человеческие,
когда в стороны протянуты.
И могила –
каждая –
комната.
Всё закономерно,
буднично...
Я пришёл сюда
познакомиться,
я пришёл
в своё будущее.
Уплывают звёзды
тайно ночами
в непонятное,
далёкое,
счастливое.
Что же моё будущее
печальное,
что же моё будущее
молчаливое...
А за кладбищем –
троллейбусы,
трамваи,
жизнь звенящая,
провода поющие.
Я не выдержал...
рванулся!
Убегаю,
убегаю
из своего будущего.
Дождь стучит,
как пальцы по клавишам,
дождь – в глаза,
ничего не вижу.
И чем дальше
остаётся кладбище,
тем я ближе к нему
и ближе...
* * *
Я иду, весьма небритый,
если б было, да кабы…
Не врагами – жизнью битый,
я – не баловень судьбы.
Жизнь – стеклянка!
Жизнь – болтанка!
Кто виновен, не поймёшь,
что живёшь, как наизнанку,
словно ты и не живёшь.
То ли время?
То ли люди?
Кто виновен, жизнь – игра?
Иль мороз, что нынче лютый?
Иль минувшая жара?
Или черти те, что нами
правят, прячась по кустам?
На чертей валить не надо,
может, ты виновен сам,
что идёшь весьма небритый,
что вздыхаешь:
«Эх, кабы…»,
что наотмашь жизнью битый,
что не баловень судьбы.
* * *
Ветер ошарашивает,
как вино «Мадера».
А мороз раскрашивает
стёкла – так модерно!
Хорошо на свете –
хорошо в груди.
Сквозь мороз и ветер
хорошо идти.
Пусть удачи редкие
ловишь налету,
как сквозь заросли
и ветки
просеку в лесу.
Ничего не прожито,
лишь в задумке песнь.
Нет на свете прошлого,
будущее есть!
* * *
Ольга... Оля... боль... ольха...
Жизнь, как выйдет...
Смерть – одна!
Без тебя дожди – снега!
Солнце без тебя – луна!
Жизнь проходит...
Смерти нет,
всё валяет дурака.
Глупых обретений свет
манит нас издалека.
Уплывает силуэт,
как танцовщицы Дега...
Встречи нет...
Разлуки нет...
Ольга... Оля... боль... ольха...
* * *
Среди миров, в мерцании светил
Одной звезды я повторяю имя...
Не потому, чтоб я её любил,
А потому, что я томлюсь с другими.
Иннокентий Анненский
Есть в небе одинокая звезда,
она дороже мне и ближе,
чем сотни звёзд...
и только я всегда,
всегда один смотрю и вижу,
как тянется ко мне, тепло храня.
А для других она незрима
не оттого, что самый лучший я,
а потому, что мной она любима.
И не дано другим её понять,
ей чуждо всё сейчас земное.
... И стала для меня, лишь для меня
твоя душа моей звездою.
* * *
Исконно русские стихи –
исконно русские грехи
царю молиться, Богу,
в поклонах биться.
И радости, и боли –
молиться.
И руки вновь заламывать,
и уходить в монахи.
Пытались зря замалчивать
стихи монархи.
С убийственностью страстной
решётками крестили.
Есть грех!
Грех самый страшный:
сама
себя
сечёт
Россия!
Земля в орбите войн и бед
и гибнут до сих пор ребята,
когда расстрелянный рассвет
становится закатом.
Касаться лбами пола,
упасть в грехах на снег?
Но чей-то крик напомнит:
– А Бога нет!
И если надо перед Богом
держать ответ за каждый вздох,
а каждый вздох выходит боком,
то мне такой не нужен бог.
* * *
Среди волнений и стихий
невзрачен голос мой и тих.
Всегда останутся стихи,
но только не мои... других.
Я знаю, что пишу муру,
невзрачен голос мой и тих.
Я счастлив, что когда умру,
стихи останутся других...
© Анатолий Нестеров, 2019.
© 45-я параллель, 2019.