Анатолий Берлин

Анатолий Берлин

Вольтеровское кресло № 36 (132) от 21 декабря 2009 года

...и никто не в ответе

 

Пристяжная
 
Я не расскажу, откуда дроги
Тащатся с понурой пристяжной
Вдоль далёкой столбовой дороги...
Едем долго, рядом гроб со мной.
 
Он пустой пока, но в нём девицу
Схоронить придётся поутру,
Не дали ей жизнью насладиться,
Что-то вышло ей не по нутру.
 
Вот и наложила девка руки
На себя (грешно-то – вот те крест),
Не с попойки, ссоры али скуки...
Жить кому так просто надоест?
 
Знать горька, горька была обида,
Что не стал ей милым целый свет...
 
Люди ту бедняжку звали Лидой,
Да и было ей всего семнадцать лет.
 
Ноябрь-2009
 
Былое и встреча
 
Графиня, позвольте спросить, как прошла Ваша жизнь?
Довольны ль мужьями, собою довольны ли, кстати?
Ещё не наскучило Вам по ночам ворожить?
И что за сонеты хранятся у Вас в Аттестате,
Которому с девичьих нежных и искренних лет
Доверен невинный, а, может, и «винный» секрет? 
 
Насколько я помню – всегда Вы любили носить,
Пардон за намёки, намеренно дерзкие платья,
Лихие гусары умели стрелять и любить…
С тех пор, как расстались, в какие кидались объятья?
Запутавшись, ветер интрижек давно ли затих в парусах?
Какие рессоры сломались в пути? – Да не суть в адресах…
 
Как брат Ваш – игрок, не однажды крутивший рулетку,
Известный бретёр и поклонник «бальзаковских» дам?
Дошли до нас слухи, что кончил какой-то нимфеткой,
Играл неудачно на скачках, развёлся к почтенным годам.
Он был сибаритом, уж это я помню наверно...
Мы с ним на охоте сдружились – он пил непомерно.
 
В салоне у Вас был заведомо важен престиж:
Политика, званья, чины и награды в избытке…
Крупны ли брильянты, когда посещали Париж?
Какие, мадам, Вас настигли скандалы, убытки?
И всё: из-за дамы сегодня стреляться не станет никто…
Состарился век и накинул на плечи манто.
 
Октябрь-2009
 
Самоварный… Валаам
Стих-монумент
 
Тревожит, тревожит бессонница века... 
                                      Владимир Шумилин
 
…инвалиды, войною разрезанные пополам.
                                         Евгений Евтушенко
 
На севере Ладоги, где монастырь*,
Распятый народною властью,
Тюрьма без ограды – страшней, чем Сибирь,
Зияла зловещею пастью.
 
Настал звёздный час – захлебнулась война,
В траншеях не меряно павших,
В кумач одевалась родная страна,
Звучали победные марши.
 
Мальчишки в той бойне с гранатой в руке
На дзоты кидались, под танки!
По минным полям выходили к реке...
Там ныне лежат их останки.
 
И небо вздымалось, и грунт уходил,
Вскипая бессмысленным адом,
Когда под ногами взрывался тротил
И падали кореши рядом,
Не зная ещё, как был милостив Бог
Над их наступающим флангом,
Им смерть подарив... Коль ни рук нет, ни ног,
То горе – остаться подранком!
«Никто не забыт, и ничто не забыто»!
Кто выжил, медали надели на грудь,
Стаканом вина поминают убитых...
Калеки?! Ну что ж, проживём как-нибудь...
 
И вот, сотни тысяч, они на тележках
Катились, несчастные, по городам,
Без женщин, семьи, в поездах и ночлежках...
Мальчишки – калеки... Я видел их сам.
 
Суровые лица, слепые глазницы,
Как будто виновные в горе своём,
Просили на водку, чтоб хмелем забыться...
Мы с ними делились последним рублём.
 
Постыдно стране, к светлой цели идущей,
Встречать, как упрёк, в подворотнях дворов
Увечных сынов, к милосердью зовущих,
И видеть назойливый блеск орденов.
 
Немало забытых судьбой богаделен,
Куда прямо с улиц больших городов
Везли самовары** – был срок им отмерен
К безвестным могилам без звёзд и крестов.
 
Такому концу не придумать названья
И слов не найти – так ничтожны слова:
Героев своих отдала на закланье
Земля их родная... Их мать предала!
 
Больны, одиноки, тоскуя по ласке,
Чтоб душу друг другу излить, матерясь,
Они проклинали вождей без опаски,
И немцев, и нашу советскую власть!
 
В мешках и корзинах в тоске безысходной,
Отчизне отдавшие всё до конца,
Они понимали утробой голодной,
Что подвиги их не сыскали венца,
Что заживо гнить им, подвешенным тяжко
На крючьях железных калёной судьбы –
Танкистам в ожогах, матросам в тельняшках,
Пехоте... – им даже не ладят гробы...
 
И нет монументов несчастным обрубкам,
Безусым юнцам, не познавшим любви...
Пишу эти строки... Мне больно, мне жутко,
И сердце моё – это память в крови.
 
Что скажем мы внукам? Что скажем мы детям?
«Никто не забыт, и никто не в ответе...»
 
---
* Монастырь на острове Валаам, куда в одночасье «переместили» безногих воинов-победителей.
** Самоварами или чемоданами называли безногих и безруких калек.
 
Октябрь-2009
 
Наместник Бога
 
Я – вертолётчик, я – наместник Бога
В той зоне, где, расслабившись, лечу…
Мне виден мост, железная дорога,
Река и лес – угрюмый недотрога,
И женщина, идущая к ручью.
 
Гармонию картин аккорды звуков
Переполняют, водяной поток
Царапает серебряное брюхо
Меж скал отвесных, там, где царство духов,
Где тень бескрылая моя кружит виток.
 
Пора любви – цветенье эдельвейса…
Но что вдруг вижу я сквозь синеву?
Грозой прошедшей взорванные рельсы!!!
И семь минут, лишь семь минут до рейса,
Всего лишь семь минут до «рандеву»!..
 
Я в силах предсказать трагичность судеб,
Мне высотой то знание дано,
Счастливые, спешат к обрыву люди,
И я, наместник Бога, (будь, что будет!)
Бросаю вертолёт на полотно…
 
Ноябрь 2009
 
© Анатолий Берлин, 2009.
© 45-я параллель, 2009.