Анатолий Берлин

Анатолий Берлин

Вольтеровское кресло № 36 (132) от 21 декабря 2009 года

Подборка: ...и никто не в ответе

Пристяжная

 

Я не расскажу, откуда дроги

Тащатся с понурой пристяжной

Вдоль далёкой столбовой дороги...

Едем долго, рядом гроб со мной.

 

Он пустой пока, но в нём девицу

Схоронить придётся поутру,

Не дали ей жизнью насладиться,

Что-то вышло ей не по нутру.

 

Вот и наложила девка руки

На себя (грешно-то – вот те крест),

Не с попойки, ссоры али скуки...

Жить кому так просто надоест?

 

Знать горька, горька была обида,

Что не стал ей милым целый свет...

 

Люди ту бедняжку звали Лидой,

Да и было ей всего семнадцать лет.

 

Ноябрь-2009

 

Былое и встреча

 

Графиня, позвольте спросить, как прошла Ваша жизнь?

Довольны ль мужьями, собою довольны ли, кстати?

Ещё не наскучило Вам по ночам ворожить?

И что за сонеты хранятся у Вас в Аттестате,

Которому с девичьих нежных и искренних лет

Доверен невинный, а, может, и «винный» секрет? 

 

Насколько я помню – всегда Вы любили носить,

Пардон за намёки, намеренно дерзкие платья,

Лихие гусары умели стрелять и любить…

С тех пор, как расстались, в какие кидались объятья?

Запутавшись, ветер интрижек давно ли затих в парусах?

Какие рессоры сломались в пути? – Да не суть в адресах…

 

Как брат Ваш – игрок, не однажды крутивший рулетку,

Известный бретёр и поклонник «бальзаковских» дам?

Дошли до нас слухи, что кончил какой-то нимфеткой,

Играл неудачно на скачках, развёлся к почтенным годам.

Он был сибаритом, уж это я помню наверно...

Мы с ним на охоте сдружились – он пил непомерно.

 

В салоне у Вас был заведомо важен престиж:

Политика, званья, чины и награды в избытке…

Крупны ли брильянты, когда посещали Париж?

Какие, мадам, Вас настигли скандалы, убытки?

И всё: из-за дамы сегодня стреляться не станет никто…

Состарился век и накинул на плечи манто.

 

Октябрь-2009

 

Самоварный… Валаам

Стих-монумент

 

Тревожит, тревожит бессонница века... 

Владимир Шумилин

 

…инвалиды, войною разрезанные пополам.

Евгений Евтушенко

 

На севере Ладоги, где монастырь*,

Распятый народною властью,

Тюрьма без ограды – страшней, чем Сибирь,

Зияла зловещею пастью.

 

Настал звёздный час – захлебнулась война,

В траншеях не меряно павших,

В кумач одевалась родная страна,

Звучали победные марши.

 

Мальчишки в той бойне с гранатой в руке

На дзоты кидались, под танки!

По минным полям выходили к реке...

Там ныне лежат их останки.

 

И небо вздымалось, и грунт уходил,

Вскипая бессмысленным адом,

Когда под ногами взрывался тротил

И падали кореши рядом,

Не зная ещё, как был милостив Бог

Над их наступающим флангом,

Им смерть подарив... Коль ни рук нет, ни ног,

То горе – остаться подранком!

«Никто не забыт, и ничто не забыто»!

Кто выжил, медали надели на грудь,

Стаканом вина поминают убитых...

Калеки?! Ну что ж, проживём как-нибудь...

 

И вот, сотни тысяч, они на тележках

Катились, несчастные, по городам,

Без женщин, семьи, в поездах и ночлежках...

Мальчишки – калеки... Я видел их сам.

 

Суровые лица, слепые глазницы,

Как будто виновные в горе своём,

Просили на водку, чтоб хмелем забыться...

Мы с ними делились последним рублём.

 

Постыдно стране, к светлой цели идущей,

Встречать, как упрёк, в подворотнях дворов

Увечных сынов, к милосердью зовущих,

И видеть назойливый блеск орденов.

 

Немало забытых судьбой богаделен,

Куда прямо с улиц больших городов

Везли самовары** – был срок им отмерен

К безвестным могилам без звёзд и крестов.

 

Такому концу не придумать названья

И слов не найти – так ничтожны слова:

Героев своих отдала на закланье

Земля их родная... Их мать предала!

 

Больны, одиноки, тоскуя по ласке,

Чтоб душу друг другу излить, матерясь,

Они проклинали вождей без опаски,

И немцев, и нашу советскую власть!

 

В мешках и корзинах в тоске безысходной,

Отчизне отдавшие всё до конца,

Они понимали утробой голодной,

Что подвиги их не сыскали венца,

Что заживо гнить им, подвешенным тяжко

На крючьях железных калёной судьбы –

Танкистам в ожогах, матросам в тельняшках,

Пехоте... – им даже не ладят гробы...

 

И нет монументов несчастным обрубкам,

Безусым юнцам, не познавшим любви...

Пишу эти строки... Мне больно, мне жутко,

И сердце моё – это память в крови.

 

Что скажем мы внукам? Что скажем мы детям?

«Никто не забыт, и никто не в ответе...»

 

---

* Монастырь на острове Валаам, куда в одночасье

«переместили» безногих воинов-победителей.

** Самоварами или чемоданами называли безногих

и безруких калек.

 

Октябрь-2009

 

Наместник Бога

 

Я – вертолётчик, я – наместник Бога

В той зоне, где, расслабившись, лечу…

Мне виден мост, железная дорога,

Река и лес – угрюмый недотрога,

И женщина, идущая к ручью.

 

Гармонию картин аккорды звуков

Переполняют, водяной поток

Царапает серебряное брюхо

Меж скал отвесных, там, где царство духов,

Где тень бескрылая моя кружит виток.

 

Пора любви – цветенье эдельвейса…

Но что вдруг вижу я сквозь синеву?

Грозой прошедшей взорванные рельсы!!!

И семь минут, лишь семь минут до рейса,

Всего лишь семь минут до «рандеву»!..

 

Я в силах предсказать трагичность судеб,

Мне высотой то знание дано,

Счастливые, спешат к обрыву люди,

И я, наместник Бога, (будь, что будет!)

Бросаю вертолёт на полотно…

 

Ноябрь 2009