Анастасия Лобанова

Анастасия Лобанова

Четвёртое измерение № 23 (407) от 11 августа 2017 года

Приручить тишину

* * *

 

Всё чаще рифмы находишь в прозе

И слышишь Баха в случайном ветре...

Ко мне приходят с мешком вопросов,

Но – странно – им не нужны ответы.

 

Хотя браслетик из частных истин

Не всем по вкусу и по запястью.

Художник солнце предвидит в кисти,

А рукодельница – в круге пяльцев.

 

Пускай находят. Совет – не слово.

Отсыплю лета – подставь ладони!

Пиррихий станет ударным слогом,

Чужая кухня запахнет домом…

 

Смотри, закат – невозможно розов.

«Печаль» – созвучная с «опечаткой».

А все ответы на все вопросы – 

На дне щербатой кофейной чашки.

 

* * *

 

Мы признавали друг друга Буддами.

Мы врачевали друг другу трещины.

Мы собирались на склонах будничных,

В хрущёвках салтовских и троещинских.

 

Намеревались вершить историю.

Из топора сочиняли праздники.

Одна идея. Четыре стороны.

Одна коробка. Начинки – разные.

 

Росли цыплята. Мелькали осени.

Бежало время шажками лисьими.

Переплетались дороги косами.

Мы не учли многогранность истины.

 

И кто-то вышел на площадь с прапором.

А кто-то вышел в окно февральское.

И каждый мерил своими правдами.

И каждый красил своими красками.

 

Кому-то крикнули: «Профанация!»

Кому-то кеды сменили берцами.

Вот так и жили в одной тональности

Секунды, кварты, октавы, терции…

 

Сойдутся в реку речушки-ужики.

Бутоны солнц зажелтеют пижмами.

Воскреснет Моцарт во всех наушниках...

Сансара крутится. Строки пишутся.

 

Закваска вскиснет. Взобьётся венчиком.

Возникнет привкус полёта птичьего...

Мы соберёмся молчать о вечности

В большой курилке межгалактической…

 

* * *

 

Потому что строительство жизни – сплошной компромисс,

Потому что ведёт не дорога, но страх бездорожья,

Потому что полётом зовётся падением вниз,

Упаковки – начинок дороже,

 

Потому что размеры сердец – для брелков на ключи,

Потому что лишённые душ – заправляют парадом,

Потому что повсюду и всем раздают калачи

За отказ от невыгодной правды…

 

Близорукая Вера впотьмах забрела не туда,

Захворала Надежда, одетая не по погоде.

Потерялись очки. Посерела лиловая даль.

(Проштампован. Стандартен. Пригоден.)

 

Утомилась Любовь, задремала в прошедшей весне.

Не смогла дозвониться до неба наивная Юность.

Я лежу, ощущая, как хлопьями падает снег.

С потолка. Посредине июня.

 

* * *

 

Созерцающий глаз придумывает цвет. 

Сонористика слов внушает вещам суть. 

Кто-то, глядя на ветку, скажет: «Сухой сук». 

Кто-то в мёртвом обрубке возобновит ветвь. 

 

Можно к слову «петля» дописывать взмах спиц, 

Можно – шаткую ночь, хрупкость хрящей, стул. 

Тот – услышал концерт в созвучии двух струн. 

Этот – пьян от воды, поскольку искал спирт. 

 

Зарождение мысли – слышишь? – почти звук. 

Трепетание звука – видишь? – почти вещь. 

Некто шёл по реке, ступнями творя твердь. 

А кого-то распяли, не применив рук. 

 

Между буквами – вечность, то есть один миг. 

Пересмотришь предметы: каждый из них – ты. 

Аккуратно коснёшься: форма, рельеф – дым. 

Подберёшь имена. Озвучишь. Создашь мир. 

 

* * *

 

Оставшейся веры не хватит мне

Отстраивать павший храм.

Мерещится звон тридцати монет

И зреет внутри дыра…

 

А, может, там варят стальной каркас? 

Печёт и печёт в боку.

Так феникс горел миллионы раз,

И тем отличим от кур.

 

Струну не натянешь – не зазвучит,

А ей суждено звучать.

Румянится шар колобка в печи

(Минута идёт за час)...

 

Так, стало быть, нет никаких руин,

И ада – вне головы?

Под окнами топчется херувим,

Дорога стремится ввысь...

 

Ведь истинный храм не имеет стен,

Удушье – страшнее пуль.

Есть правда – вне статики, вне систем.

Её называют «путь».

 

* * *

 

Купила серьги. Выучилась петь. 

Надумала морей в пустом корыте. 

Безумная, не мучь велосипед – 

Отпарывай брезентовые крылья. 

 

Предавших – сколько? Пухлое число. 

Хватило плясок – век не отоспаться. 

(Носи медалькой выверенный слог). 

Подставивших плечо – считать на пальцах

 

Одной руки. Спасибо и на том. 

Ах, память – накрошили мармеладом... 

Тик-так. Ассоциация с фатой – 

Всё меньше – поцелуй, всё больше – ладан. 

 

Потребность верить. Выпишите чек! 

(Закрой глаза – оплачивай в рассрочку). 

Вода, вода. Кого позвать в ковчег? 

Потребность рук – отглаживать сорочки, 

 

Сметать пылинки. Чёрная вода… 

Усталость пробирается по-ужьи. 

Я знаю, завтра ты меня предашь. 

Молчи. Во сколько ждать тебя на ужин? 

 

* * *

 

Собираем почести, деньги, сплетни,

Барахлом фаршируем ящики.

Избегаем мыслей о водах Леты –

Уворачиваемся ящеркой:

 

Сочиняем смыслы, слагаем тексты

(Пустоту заливаем в формочки).

Неподъёмны факты. Смешны протесты.

Двери заперты. Где же форточка?

 

Костенеют жесты, дряхлеет тело

(Время тычет в затылки дула нам).

Отвратительно не случиться теми,

Кем когда-то себя придумали.

 

Неужели мы, с рок-н-роллом в жилах,

Боевые, со лбами бычьими,

С лошадиной прытью, с руками Шивы

Оказались совсем обычными?

 

Это мы-то, россыпь небесной манны,

Золотая на чёрном вышивка!

Каждый первый – гений, герой романа,

Голос истины, сын Всевышнего…

 

А теперь, в цинизме узрев перила,

Осуждаем, плюёмся, скалимся.

Нам тогдашним, юным, не говорили

Про иллюзию уникальности,

 

Скоротечность лет, монотонность быта,

Деструктивное свойство времени,

С поводка сорвавшийся ход событий

И безвыходное смирение.

 

Недовольно морщимся от контраста

Ожидаемого и данного.

Тяжелеют мысли, редеют страсти,

Получаются оправдания.

 

Журавля не будет? Ну хоть синица

Одомашнена (это радует).

Госпожа наивность, пускай приснится

Вам несбывшийся бег по радуге.

 

Где мечта? – порублена на окрошку.

Оглянёшься – в песок бы голову.

И уже не будущим грезим – прошлым,

Содрогаясь, как будто голые.

 

* * *

 

Приручить тишину. Полюбить белизну листа.

Отпустить, как былую любовь, не рождённый стих.

Полежать на паркетном полу. Досчитать до ста.

Рассмотреть красоту вне её очевидности.

 

Осознать, что известность – изысканный вид ярма,

Что не возраст, но мысли о нём добавляют вес,

Что в навязанной правде обычно зарыт обман,

Что начало дороги – у путника в голове.

 

Если круг замыкается – близится новый круг,

Если нежностью полон – отыщется адресат…

Сделать вдох. Ощутить, как текут в колыбельки рук

Сквозь бетонную крышу прохладные небеса.

 

Навести чистоту. Завернуться до пят в махру.

Что-то тихо уходит – почудился скрип двери.

Потянуться. Почувствовать в теле приятный хруст.

Приручить тишину. Поселить у себя внутри.

 

* * *

 

Пшеничный пух растрёпанной косы.

Младенческие губы – контур алый.

Щегол чирикал в ранние часы –

Завешивали клетку покрывалом.

 

Субботы. Перламутрово спалось –

Картинки откровенны, возраст сочен.

Безумие окрашенных волос.

Будил щегол – порхала на носочках,

 

Завешивала клетку. Тишина.

Натикало – не вычерпать, не выжечь.

Смыкались пальцы в воздухе: «А нам?»

Сонливость бытия, репьях привычек…

 

Пол царства за бурбон и корвалол.

(Зачем затёртый образ «чёт и нечет»?)

Светает. Эй, с косичками, алло!

Ты где? Завесить нечего и нечем.

 

Отсель эпоха яблок не видна.

Лишь память – как назойливая нота.

Вино, вина, война и пелена.

Молчит под покрывалом кто-то, кто-то...

 

* * *

 

Вечность уместилось в самокрутку –

Старый азиат пускает дым.

Кожуру небесного грейпфрута

Задевает линия воды.

 

По горячим пазликам брусчатки

Юбкой разгулявшейся мету.

Кто-то наверху меня прощает...

Привкус невесомости во рту.

 

Чистит загорелыми руками

Продавец оплаченный кокос.

Ноздри поглощают запах карри,

Растрепались змейки афро-кос.

 

Что-то в этом воздухе родное.

Собираю память по куску...

Что-то в животе приятно ноет,

Гладит ветерок изгибы скул.

 

Что-то вне-словесное в пространстве.

Поступь непривычна и легка.

Девочка, завидев иностранку,

Дёргает мамашу за рукав...

 

Почему-то ласков карий космос

В любопытных щёлочках-глазах...

 

...кажется, и я была раскосой

Пару тысяч лет тому назад...

 

Before leaving

 

Гремит холодильник и капает кран.

Стихи сочиняются прозой.

Осталось четыре часа до утра.

Крепчают симптомы невроза.

 

Атака бессонницы, хаос вещей – 

Сиди, от бессилия корчась.

Замёрзли подошвы – оконная щель

Неровно заклеена скотчем.

 

Но где-то в закормленной солнцем стране,

Высасывающей рассудок,

Вся эта убогость покажется мне

Родной до подкожного зуда.

 

Забывшись в безумном галопе толпы,

Забившись в гостиничный номер,

Такой неналаженный, бесящий быт

Припомню совсем по-иному.

 

И вспыхнет, как спичка, в чумной голове

Картинкой уютная кухня:

Извилины дыма, ползущие вверх,

Углы, накопившие рухлядь,

 

Хромой табурет, слеповатый торшер,

Горчичный оттенок обоев...

Так милым бывает банальный сюжет

На фото в семейном альбоме.

 

Кольнёт (как подушечку пальца – ланцет)

В груди – не воротишь момента.

Проявится сеткой морщин на лице

Всё то, что сейчас незаметно:

 

Нарушенный тенью покой потолка,

Мерцание в лампочке хрупкой,

Гранёный советскосоюзный стакан,

По-свойски дающийся в руки...

 

Жидка консистенция времени. Нет,

К часам не прикрутишь дозатор.

Момент, уценённый в сегодняшнем дне, 

Бесценным покажется завтра.

 

Рассвет. Половина шестого утра.

Рябеют тяжёлые шторы.

Гремит холодильник и капает кран...

Но как-то... по-новому, что ли...

 

* * *

 

Соври мне, соври о том, что скоро наступит оттепель,

Что проблески седины не стали видны отчётливей,

Что страхи, как мутный сон, к утру растворятся облаком,

Что ветер больших дорог опять заиграет чёлками…

 

Что длящаяся война – дурацкая чья-то выдумка,

Что сеющие – пожнут (по правде и справедливости),

Что годы не смогут нас до блеска в тарелке вылакать

(Сумеем из раза в раз весной воскресать под ливнями).

 

Соври о шальных друзьях, с кем юность хлебалась кружками,

Что если нагрянем вдруг без повода – будут рады нам,

Что жизнь не совьёт петлю – сплетётся ажурным кружевом,

Что кладбища нет в конце, но только трамплин и – радуга.

 

Такая святая ложь – уверую, да воздастся мне

(Незнание с неких пор считаю большим везением).

Где правда – спасаться лишь креплёным вином и танцами.

Придуманный новый мир в груди прорастает семенем...

 

Мы будем взахлёб молчать, насытившись тихим говором,

Лежать на полу, курить, прохладу вбирая спинами,

Улавливать сонный пульс большого больного города,

Пока не придёт рассвет с глазами до жути синими.

 

Облупленный потолок. Гардина лучами вышита.

Звенящая тишина с клубящимся дымом венчана.

Я верю в сплетенье рук. Любовники точно выживут.

Соври мне в последний раз. Соври мне, что счастье – вечное.

 

* * *

 

Зародыш перрона растёт поминутно в груди,

Слова, замирая, не перерождаются в голос.

От борта пальто отрываются пальцы: «Иди!»,

Но цепкая память лишает картинку глаголов.

 

Краснеющим яблоком наискось катится день,

Предчувствие завтра дрожит силуэтом неточным.

 

Песочные мандалы тихо плывут по воде...

И снятся грядущие буквы расставленным точкам…

 

* * *

 

Искусственность гвоздями проступила сквозь искусство. 

Опилки философии. Медвежья голова. 

Кому какая разница, о чём зимует кустик? 

Расти, малыш, когда-нибудь сгодишься на дрова. 

 

Страна сплела гирляндами засаленные косы. 

Какие все нарядные! – обняться и рыдать. 

В глубоких антресолях – неопознанные кости. 

Припудренные мысли. Бытовая благодать. 

 

Судьбу свою за ниточку, внимая чувству долга, 

Девчонка тащит варежкой, вздыхает в кулачок. 

И моет мама раму так отчаянно и долго, 

Что пена стала розовой, что рама – ни при чём. 

 

Безвыходно-весёлое дыханье паровоза. 

Взаимозаменяемость причин и величин. 

Ещё чуть-чуть покурим – фейерверком треснет воздух, 

Отчаянной молитвой атеиста закричит. 

 

* * *

 

Вот тогда с тобой рядом садится Егорка Летов, 

Обнимает тебя и курит. «Ну вот, и ты…» 

В. Ковальчук 

 

И когда все точки выстроятся в линию, 

Породив струну, что тонко зазвучит, 

И когда вода реки продлится в лилии, 

Чьё цветение – несчётные лучи, 

 

И когда неважным станет имя станции 

За вагонной шторой – ибо всюду дом, 

Осознаешь: быль, казавшаяся стансами, – 

Отпевание заглавной ноты до. 

 

Если правильно прочесть «держаться за руки» – 

Семантически незрим глагол «держать». 

Если правильно смотреть – увидишь зарево 

(Хоть кому-то померещился пожар). 

 

И неважно будет что в рюкзак не сложено – 

Лоскут космоса вмещается в карман. 

Ощутишь: прозрачный кто-то кормит с ложечки 

Невесомым джемом из тибетских мантр. 

 

Оглянёшься: океан, поверхность – шёлкова. 

Задремало утомлённое весло… 

И единственное слово выйдет шёпотом 

(Потому что не осталось громких слов), 

 

Потому что «воду» в тексте кто-то вычеркнул.

Бирюза вокруг поёт забытый блюз... 

И редакция заканчивает вычитку, 

Оставляя только тихое «люблю»...