Алиса
Апрелева

ONCE AGAIN

Taming the time

in a hotel, somewhere

at the edge of the snow

and the City, where too many lines

interflow,

where names of the streets are unfairly

pierce to the eyes, where my every word

intertwines

with someone’s…

So, here am I, Lord,

floating

upstream the night in a rocking chair,

my hands so empty, with no seeds of silver,

look, can’t feed the dreams Thou blessed me to guard,

so, here, they are growing apart,

my little dreams,

look, they are flocking behind,

my scared, my fuzzy, fun dreams,

flocking behind,

framed by a random decentish painting

hanging

from one of the walls,

when,

look, I am still-life-still-waiting,

still live, still waiting I am,

for turquoise to turn white,

for the face in the mirror  to smile,

for the air to silken-thin,

letting it all begin

ONCE AGAIN

2010

* * *

«Ослаби, остави, прости…»

Плащаницею

небо упало

на скрещённые руки.

Выдохом,

слышным едва:

Имя Святое Его.

Я на коленях –

и мир: ближе и чище.

Я на коленях –

и боль: тише и глубже.

Нежное тёплое светлое золото

ласкою полнит…

– Ладаном, ладаном!..

– и –

«Ослаби, остави, прости…»

«Ослаби, остави, прости…»

«Ослаби, остави, прости…»

24 апреля 2002 года

* * *

А так хочется урвать напоследок чуть-чуть черничного,

                                                дымчатого, едва созревшего лета,

Но в трёх полуднях пути снова щурится хищная Боинг-птица,

И тогда я широко открываю глаза,

                                    немедленно слепну от слишком яркого света

И понимаю, что, в сущности, это всё тебе снится.

И я оборачиваю вокруг себя новый часовой пояс,

Оборачиваюсь чем-то диким и несмешным,

И, как шахидка в пригородный поезд,

Вхожу незамеченной в твои сны…

* * *

Всё, что пишется взглядом по небу,

не выстукивается по клавишам,

                        не вычерчивается на бумаге.

Вот и получается «снова-меня-не-поняли».

Я – очень маленький,

но страдаю манией

величия собственных жестов и фраз

(парафраз

трудного детства),

мне некуда деться

от своих рук,

я – кандидат наук

о мёртвых бабочках,

слетающих с языка

(и – прилипших к сухому нёбу),

я боюсь: сквозняка,

превратиться в амёбу,

темноты, воды

и того, что меня – догонят...

P.S. Но то, что пишется взглядом по небу…

Ж: Живёте

...неб-режность –

это когда небо режут

на части;

не-брежность –

отсутствие берега,

небережёные мысли...

* * *

Жить по инерции,

замедленно кинематографично.

Падающая с подоконника чашка

неизбежно превращается

в фарфоровые дребезги.

12 ноября 2002 года

* * *

Летние ночи

сглазили

радость мою

бельмами лун.

Длинные вёсла

многоэтажек

опущены в небо.

Звёздные брызги.

Маленький принц

тихо смеётся.

30-31 августа 2002 года

* * *

Мою смерть принесли в конверте

Тридцать девять белых собачек.

Оказалось, это не страшно –

Утыкаться мордой в подушку

В ожиданьи смертного часа.

Оказалось, это забавно –

Так, что хочется рассмеяться.

А нельзя. Потому что мёртвый.

24 июля 2004 года

Н: Наш

...где-то в самом глубоком сне

я неминуемо

становлюсь комнатой, в два окна, с высокими потолками;

и вот – ты,

на пороге,

с письмом в руке,

нерешительно...

* * *

Плача, оплакивая, мы плачем о своей потере,

о том, чего не было,

о мимо проходящем времени, о прошлом, о будущем.

Так плачет ребёнок, ощущая ещё,

как туго натягивалась тонкая лента, почти не веря…

А шарик уже летит в свободное, яркое, совсем другое небо.

Полынь-звезда

Моя светлая радость! Моё сокровенное навсегда!

Как ты там – далеко, давно, на другой стороне Земли?

От тебя и к тебе – все мои поезда,

О тебе и тобой – все мои корабли.

У меня крадёт дыханье цыганка-степь,

Голубые астры звёзд мне рисуют сон.

У тебя же – дождь, и утро (и смята постель),

И Святая Елена, замкнувшая горизонт:

Всё тепло и тихо, как свет восковой свечи,

Безмятежно, ясно и вьявь – как твои глаза...

От чего и зачем мой бег, отчего у меня сто тысяч причин,

Чтобы вновь и вновь уходить, ускользать – назад?

Моя радость! Моё отчаянное никогда!

Знаю, ждёшь меня всей памятью, всем временем ждёшь – но

Детскими, призрачными голосами говорят, поют со мной поезда

И полынный, сухой ветер всё бьётся в моё окно.

И когда имя твоё, как жемчужину, перекатываю во рту,

Полынная, злая горечь прокрадывается под язык,

И во чреве железной птицы, режущей синюю, синюю высоту,

Я – лишь слепок отчаяния, запечатлённый крик.

Но стоит тебе прикоснуться к моей руке, замыкая цепь

Молчания, и – призраки-поезда,

Останавливаются, и отступает степь,

И тает над горизонтом полынь-звезда.

27 мая 2006 – 01 июня 2006,

(поезда Москва-Воронеж, Воронеж-Москва, Москва…)

* * *

М.

Прорастаешь сквозь мои руки, врастаешь в сердце,

Прекраснейший из людей, Небесного Града посланник!

Скажи, как мне, любовь, на тебя насмотреться,

тобой надышаться, тобой, отрада, нарадоваться?

Эта ли радость, Дева и Матерь, душу

Твою полнила, делая знания горечь

и для Святой – едва выносимой, плавясь – в оружие

Света Светлого, в Животворящую Богоречь?

Эта ли радость, Отче, тобой обещана

каждой? Это ли путь тишины берегу?

Щёки мои, как пыльцой, перемазаны вечностью,

Чаша вскрай, и календари не лгут.

Прорастаешь сквозь мои руки, моим же взглядом

Смотришь, любовь, вспять обращая память;

Из города снов к стенам Тишайшего Града

Уходим, и небо смыкается под нами.

Так

И чёрная вода моей тоски

отлитым в солнце ликом растревожена:

так –

воедино сходятся под кожей

две древние великие реки,

так –

прорастает крошечный росток

откуда-то из самой сердцевины

предсмертной боли

вскрытого зерна,

так –

по Неве в ночное ходят баржи...

И выпачкана тишиной, как сажей,

моя весна.

1 июня 2007 года

Только хорошее

Я научилась помнить только хорошее.

Поэтому

я забываю

разбитые тобою блюдце и сердце:

ослепительно белое, с голубой каёмочкой.

За окном третьи сутки – снег.

Умирать

(фальсификация перевода)

Едва заметным движеньем ресниц –

ниц –

я открываю своё сердце,

и тотчас

извлекаю из смешного ярко-алого кокона

гигантскую белую бабочку тишины.

Вот

она расправляет крылья,

вот она

неловко карабкается сквозь мои губы и –

расправляет крылья,

она расправляет крылья...

Вот я

не могу сдержать выдоха, и

она улетает,

белая бабочка тишины.

Улетает от меня,

чтобы чьё-то ещё сердце, глупое сердце,

сделать смешным коконом, и

не более.

Вот, наконец,

губы мои

делаются

белыми, снежными –

от белой пыльцы, от прикосновения

нежнейших крыл, от внезапного

одиночества.

Потом голубеют,

как вечереющий

запад.

26-27 сентября 2007 года

уСЛОВноСТИ

Ничего нет бессмысленнее производства стихов

                                                     о производстве стихов

(думала я однажды, четыре года тому как,

                                бабочку поэтиного сердца прикалывая к картону).

Но вот август, купе, жара, и в моём HTC отчего-то –

                                                «вечный воденников»,

а потом «вечный никритин» и потом ещё кто-то

                                    (чуть менее вечный, но тоже в себя влюблённый).

Никто ничего не отнял, но (уже по привычке)

                                                            спрашиваешь: «Почём?» –

(уже по привычке же руку в кармане джинсов держа),

и где-то вверху желудка шевелится слово «дом»,

и сердце, пугаясь такой громадины, пытается убежать.

И ведь помню, как обзаводилась канифолью Jade,

                                    билетом Москва – Бостон, двумя ясноглазыми детьми,

как говорила себе (и другим), что нет,

                                    дескать, не дождётесь, и никогда снова...

Но, собирая, склеивая, соштопывая в одно

                                    рассыпавшуюся army of me,

убеждаюсь, что это возможно только посредством Слова.

* * *

Ухожу в тишину.

Закрываю глаза,

как окна

(и рот –

как дверь) в непрерывность голода слов:

ухожу в тишину,

назад,

в земляной кокон

(тёмный, страшно, тепло), и вот –

глядя в оранжевый месяцеслов

неба –

живу.

16 июля 2007 года

Этот город

Этот город – с тишины слепок.

Этот город без тебя – слепнет.

Эти улицы больны – летом.

Эта площадь – поцелуй ветра.

В переплётах мостовых – церкви.

Этот город без тебя – меркнет.

Этот город без тебя – глохнет.

Оттого, что нет тебя – и Бога нет.

Лабиринтом голубых кровель

В изголовье твоего неба

Этот город без тебя – блекнет.

На губах твоих закат – кровью.

На руках твоих уснул вечер.

Этот город без тебя – вечен.

15 января 2004 года