Хьюстон
...В общем, Хьюстон, у нас, по всему, проблемы.
Этот чертов апрель жжёт контакты и окисляет клеммы.
Пару циклов назад были если не на Земле мы –
То уж точно на безопаснейшей из орбит.
А теперь нас куда-то уносит, трясёт, знобит,
И приборы сошли с ума.
То есть, Хьюстон, я здесь сама
Виновата. Не может быть виноватым
Тот, кто каждым словом влияет на каждый атом,
Тот, кто повелевает моим килоджоулям, герцам, ваттам
Делать так, а не эдак... Зима всё дальше,
Звёзды ближе, не так это страшно даже,
Если неотвратимо... О, Хьюстон, дай же
Знак, приказ, чёрт возьми, сигнал...
Только не говори, мол, девочка, я же тебя не гнал
Из объятий прекрасной зимы в апрельские страсти, да?
Слышишь, Хьюстон, у нас беда...
Слои
На мониторах вихрем вертятся дали звёздные, глади водные,
Смерть стучит косой по обшивке, радостно пришепётывая: «Свои».
Неуправляемый шаттл входит в плотные,
Атмосферные, до боли родные, земные, в пепел сжигающие слои.
Хьюстон, чёрт побери... Тишины тревожнее
не было в моих динамиках отродясь.
Колесница небесная, но не натянешь вожжи, и
Не остановишь... И рвётся связь.
Хьюстон, экран становится матовым,
Боль в побелевших костяшках, кто-то кричит «держись!»...
Но я уже чувствую каждым атомом,
Как из тела уходит жизнь.
Непорочная смерть, что слаще иных зачатий,
Рай, о коем ты слышал от тех, кто там не был сам...
Оставляя огненный след на темном радарном чарте,
Вниз несётся звезда по твоим алеющим небесам.
Где-то на галечном пляже...
Где-то на галечном пляже полуденный зной
Вновь отразится помноженной голубизной
Моря и неба.
Там, где ракушки выносит на берег волна,
Память в солёной воде нарезвится сполна...
Был или не был?
Сон или явь тот безумный недельный роман?
Самоконтроль растворился, и страсти дурман
Путает разум.
Но, даже если удастся вернуться назад,
Вряд ли ударить захочется по тормозам –
Больно не сразу.
Больно потом, а сначала так ярко-светло –
Жмуришься, вновь ощущая, что время-стекло
Хрупко и тонко.
Хочешь быть «здесь и сейчас», но мечты увлекут
Вспять. А попытки поймать капли сладких минут –
Глупая гонка.
Галька врезается в ноги босые, и боль
Вновь возвращает в реальность. Ты морю позволь
Мягким дыханьем
Бриза солёного сдуть и печаль, и грехи.
Выцветут краски, останутся только штрихи
Воспоминанья.
Ничья
Устаёшь. От всего, что движется, мельтешит.
Появляется вдруг желание от души
понавесить табличек, себя от толпы закрыв:
«Мокрый пол. Закрыто на реставрацию. Перерыв»...
Уходи. Не звони, не спрашивай, не пиши...
Эта лёгкость невыносимая бытия
тянет вниз, как кирпич, невозможностью повлиять
ни на что. Но, не веря, ты ищешь какой-то остаток сил
и находишь, хоть даже и мысленно не просил...
Это значит, у вас с мирозданием вновь ничья.
Утренний кофе
Утренний кофе, пыльный рассвет слепой,
В почте сплошная рутина, счета, реклама,
И выходить желания нет ни грамма,
Как и сливаться с движущейся толпой.
Вечер проверит на целостность, на излом.
Быстро темнеет. Звёзды до боли рядом.
Виски, увы, не кажется больше ядом.
Мысли о прошлом не кажутся больше злом.
Икар
О, сын Дедала! Примерив крылья,
Ты видел землю, ты видел море,
Ты видел звёзды, блестящей пылью
Припорошившие небосвод.
На миг свободен, на миг всесилен,
На миг и ветер тебе покорен...
Как крылья вверх тебя возносили,
И как ты падал в пучину вод!
Не так легко возразить гордыне
И жажде славы богоподобной.
И оборвался на середине
Твой путь к сиянью иных планет.
Дедал скорбит о погибшем сыне,
Чьи крылья вмиг проглотило море.
А неба глянец так чисто вымыт –
Ни звёзд на нём, ни пылинки нет.
Но есть влеченье к туманной дали
И к покорению звёзд доныне,
И в современном жила Дедале
Идея – Марс и электрокар...
Вполне безумно. И все же – если
Вы всё на этой Земле видали,
Смотрите в космос, где в красной Тесле
К другим планетам летит Икар.
Стрелок
Револьверы отца тихо спят в кобуре,
Но готовы, при случае, не подвести.
Ты бы мог уже тысячу раз умереть,
Но везло. Чуть светает – и снова в пути.
Оставляет ожоги холодный твой взгляд:
Плавит храбрость врагов и девичьи сердца.
Пусть не молод уже, и колени болят,
Всё ж по силам пока оседлать жеребца
У орла, как у пули, конечен полёт.
Так, однажды, когда за спиною обрыв,
Твой закончится путь, чей-то голос шепнёт:
«Помни, Роланд, что есть и другие миры».
Полина
Древний домик у кладбища. Осень и хмурые ливни.
Оплывает свеча на косом от столетий окне.
Бледный призрак княгини в шуршащем, как дождь, кринолине
Вместе с запахом листьев подгнивших является мне.
Тихо стонут от ветра печальные ветви нагие,
Одиноко склоняется тень у подножья креста,
И до самой зари остается она на могиле,
Что давно безымянна, к тому же, по слухам, пуста.
Веселилось в роскошной усадьбе бесстыжее лето,
Он был младше её, черноглазый, кудрявый... Charmant...
Танцевать до рассвета, касаясь его эполета,
Продлевая на грешную ночь невозможный роман.
Он уедет под осень, исчезнет в пучине дорожной,
Не напишет письма, не оставит ей даже строки.
Но под сердцем её плод любви этой неосторожной...
Ах, сладчайшего лета плоды так бывают горьки!
Как выдерживать взгляды косые, скажите на милость?
Как забыть это счастье, пропавшее где-то вдали?
И княгиня однажды в ненастную ночь утопилась
В полноводной реке, даже тела её не нашли.
Он погиб на далёкой войне, растворился и сгинул,
И остался родне лишь на кладбище с именем крест.
А княгиня приходит к нему в ноябре на могилу,
Это знает любой обитатель сих сумрачных мест.
Древний домик у кладбища. Осень и хмурые ливни.
Там, где правило лето, остались лишь сырость и тлен.
Утром тихо растает фигура княгини Полины,
На земле оставляя следы преклонённых колен.
История
У любой из историй все-таки есть финал,
Хэппи или не очень, но все же энд.
Среди схожих сюжетов потерян оригинал –
Надоел до оскомы доступный ассортимент:
«Принимай всё как есть, будь собой, не таи обид,
Не проси ни о чём, не язви, не читай мораль».
От банальных законов жизни в глазах рябит...
Неужели и вправду история есть спираль?
© Алёна Овсянникова, 2018.
© 45-я параллель, 2018.