Алексей
Прохоров

ПАМЯТЬ ЛИСТА

1

Определённость чистого листа
не предвещает резких перемен.
От прошлого я хорошо отстал,
надеюсь, оторвался насовсем.

Всю ночь мне снились белые столбы,
привратники былого бытия.
Уж сколько я в том времени пробыл,
ах, сколько времени там потерял.

Простился на соломенном мосту,
природа в этот день лилась с небес.
Очистив память, прыгнул в пустоту,
и вновь родился и опять исчез.

2

В моей руке остался лепесток
из светотени пары тонких рук
и светотени пары тонких ног.
Моя душа теперь мерцает тут.

В светящемся магическом плену
любой, кто видит, обретает роль.
Внутри замерзших тающих минут
колдует ткач и трудится портной.

И в этом удивительном раю,
неспешном и прекрасном, как всегда,
я тку свой мир, влюбляюсь и крою,
пока люблю, пока горит звезда.

3

Определенность чистого листа
без сожаления толкает в снег.
В языковом пространстве есть места,
куда не каждый совершит побег.

Что наименее отчетливо во мне,
то и достойно понимания - зачем.
И если истина для Плиния в вине,
то для меня она в игре фонем.

Поэт рождает смыслы не для глаз,
в добытых строках возникает свет.
Куда лежит мой путь на этот раз?
Как говорят, пути обратно нет.

жёлтый ангел

Чем ближе Рождество, тем больше жду,
что может в этот раз я встречу
свою, не то, чтобы, судьбу,
но тайну. Нет, ее предтечу.
Приди ко мне, мой друг, зажги свой свет,
мой желтый ангел, луч печальный.
Гляди, какой во мне концерт...
я жду, и Рождества, и тайны.

Не говори. И все-таки скажи.
Заполни тишину пустого.
Противоречие есть жизнь
и человеческое слово.
Возьми любую мысль, одень в слова.
Но лучше, брошенное чувство.
Ведь память чувства столь сильна,
что превращает мир в искусство.

Чем ближе божество, тем дальше свет
стремится, не теряя силы.
Так человеческий скелет
порой белеет из могилы.
Так брошенный душой-волной
на берегу раздумий сохнет
мир-невод с рыбкой золотой,
пока по новой не намокнет.

И все-таки я жду... еще чуть-чуть,
надеюсь, мне осталось верить,
и я смогу к тебе прильнуть,
мой ангел, долгожданный берег.
Я засыпаю кверху головой,
гирляндами из счастья звезды...
дождался... желтый ангел мой...
и я смеюсь, смеюсь сквозь слёзы.

поворот

Поверни уключину веслом,
пусть она от неожиданности вскрикнет.
Лодку с жизнью смерчем унесло
в глубину безжизненной пустыни.

И теперь бессмысленно грести.
Сколько на весло ты не наляжешь,
не получится себя спасти.
Отпусти весло, не пробуй даже.

Остается только этот крик,
резкий скрип, отчаянный и тонкий.
Победитель, ты себя настиг
в эпицентре бешеной воронки.

Вот уключина и есть судьба.
Жизнь у каждого вставляется с упором.
Я смотрю кино про два весла
одного гребца и режиссера.

время гулких колёс

поезд мчит не по рельсам
поезд мчит не по шпалам
поезд мчит в голове
если в поезд уселся
значит время настало
значит ты повзрослел

шпалы ребра в пространстве
рельсы нити в пейзаже
время гулких колёс
ты на месте остался
под ногами все также
много веток и слёз

метанойя

Отчаянье не знает срока
и с возрастом сражает сильных.
Глядит летящая сорока
на желтый свет в пустой гостиной.

Не сложно пересечь полмира,
труднее оставаться прежним.
Т.б. когда тебя забыла
твоя последняя надежда.

Нетрудно перебраться к морю,
сложнее повернуть обратно.
Все наполняется любовью,
как солнцем мир, лишь до заката.

замёрзшее

В заснеженном краю моей души
цветут хрустальные сады и рощи.
Сквозь ветви белых крон, в созвездия вершин
летит твой голос, в поисках любви, на ощупь.

Все розовые, синие мерцания во мне –
скупое эхо на твои молитвы.
Лишь только слёзы – общие, и каплями к луне
взлетают ожерелья на орбиты.

Внутри меня зияет пустота,
и вся моя душа давно снаружи.
Поэтому твой голос проникает так
сквозь этот чудный мир цветов и стужи.

в библиотеках наших душ

в библиотеках наших душ
пылинок больше
чем песчинок в Гоби
мой друг библиотекарь
обнаружь
те книги
что никто не понял
те книги
что никто не брал
не спрашивал
в особенности те
что не вернулись
давай их вызволим
из дня вчерашнего
возможно что читатели
в них захлебнулись

в библиотеках наших душ
обугленных страниц все больше
мой друг редактор
обнаружь
там что-то потеплее и попроще
пусть даже не страницу
пару ровных строк
какой-нибудь огарок
не потухший
в особенности интересен тот росток
который смог поднять себя из вечной суши

в библиотеках наших душ
все меньше встреч и расставаний
мой друг издатель
эта чушь
не требует переизданий
все эти взгляды
всполохи
слова
циклический
подъем
провал
мы смолкнем
смолкли
вышли все уже
в том самом первом
райском
тираже

всполохи

В церкви ночью редко увидишь людей.
Так и мне во сне неожиданно встретить тебя.
Наши души светятся в промельках дней,
превращая редкие мысли в слова.

Что-то вышло в сумрак отчаливших дней.
Между нами что-то срослось и ушло.
Как-то странно знать о любви, о тебе
без привычных всполохов режущих слов.

У кого-то что-то растет и без слов.
У кого-то вместо любви только боль.
Я писал стихи не всегда про любовь.
Я писал стихи и до встречи с тобой.

леденцовая нить

отодвинь границы
своего контроля
дай мне насладиться
каплей алкоголя
кто из нас безгрешный
есть ли кто здесь трезвый
вот смотри орешник
спрятался под вербой

почему в нас стрелы
почему в лесу мы
кто из нас здесь трезвый
кто из нас безумный
как сюда залезли
почему в шкафу мы
кто из нас здесь трезвый
кто из нас бесшумный

как забыть поэтов
их никто не помнит
кладбище предметов
скрыло подоконник
книжечки на полках
имена забыты
за окном надолго
тишина разлита

я умею помнить
окликать во мраке
светлых или темных
духов на бумаге
тускло мозг мерцает
кладбище контента
строки жмутся в стаи
для экспериментов

жизнь многоголосна
относиться к слову
и к себе серьезно
может только клоун
чьи эксперименты
тысячный сценарий
мертвые поэты
жить не перестали

в каждом сердце солнце
в каждой жизни остров
множество эмоций
множество вопросов
пристальней чудовищ
мертвые паяцы
лучшее из сборищ
их всегда боятся

потому и мне здесь
креп Невы мерцает
я всегда без лести
жизнь благословляю
из окна с Дворцовой
тишина из знаков
нитью леденцовой
в мир прохладных маков

дверь

входная дверь
из мрака
выхвачена светом
разбуженного ветром
фонаря
из окон клуба го
видна лишь дверь
не тайная но всё же
как будто нарисованная
дверь куда-то
к лестнице
к пернатым
к свету
за порог

входная дверь
разбуженный фонарь
входящий
перед дверью шепчет
строки из Кавафиса
про варваров
в ответ мигает ночь
и звёздный свет
пронзает город
как иголка
насекомых
соединяя дни
порхающие бабочкой
вокруг светильника
над дверью

крылья отца

когда он вернул
из святого похода
себя
и влетел
птицей в дом
жена не узнала
и мать не узнала
и он улетел
как и все
пропавшие
в этих походах
лишь дочь улыбнулась
небесному гостю
и с грустью
прильнула
к нему
точнее
к прохладному
тонкому следу
летящему
за улетевшим
и долго тянулся
её поцелуй
за взмахами
крыльев отца

алтарь отечества

Подкошенный солдат. Подросший лепесток.
Никто не виноват. Никто не одинок.
Никто, нигде, никак, не нужен, не зачем.
Конвой рождает страх. Любовь рождает всех.
Всё тянется к звезде и от неё бежит.
Все мысли о Тебе – очередной транзит.
Движение вперёд. Движение назад.
Быть может, оживёт подкошенный солдат.
Быть может, души все вернутся к алтарю
за словом, коим я сейчас здесь говорю.

граммофонный сон

I

по дорожке по спирали
я спешу привычно к центру
кто-то скажет смерть торопит
кто-то бросит молодец
граммафоновы печали
незнакомы неизвестны
все спешат привычно к центру
в центре музыки конец

на окраинах пластинки
начинает путь Чакона
и игла путь начинает
но ей это невдомек
непонятно и винилу
кружится и слава Баху
круг за кругом обороты
за витком другой виток

II

мой друг оделся в алый фрак инфаркта
и вышел в свет
как этот стих
оставил контур на постельных картах
и этим утром
все
затих
во сне он бился то с драконом
то с мельницей то сам с собой
под звуки старенького граммофона
отчалил друг мой на покой

III

он сам в очках а руки в красках
улыбка в рыжей бороде
я помню тот простой рассказ нам
как будто бы не о себе
он говорил о смыслах жизни
о неустойчивых вещах
о том как долго эти мысли
ждут часа в наших существах
о том как он узор в узоре
себя в судьбе судьбу в себе
все перемешивает споря
с самим собой наедине

IV

теперь всё в памяти неспящей
мешает говорить слова
вот граммофон вот диск блестящий
застывшая над ним игла
вот миссия вот переходы
под музыку холст за холстом
когда ты умер что свобода
что этот граммофонный сон

V

все перемешано в палитре
следы цветов и белый свет
Чакона Баха на пюпитре
закрыла нотами портрет
над этим стареньким мольбертом
сходились разные войска
и километр за километром
стучали мысли по вискам

VI

ледокаиновый январь
ударь в мой колокол ударь
фальшивый ля минор внутри
закрой глаза смотри
и вот я снова не у дел
и дух мой славно отлетел
жизнь душ духовный перегной
кто там герой

VII

кто это все придумал
музыку людей
жизнь смерть любовь
узоры по судьбе
кому и что судьба дарила
остался только граммофон холсты
и диск винила

воланды моря

когда снова холодно
судорог время
все воланды моря
выходят на берег

в горах молчаливых
под сепией грустной
садко под оливой
играет на гуслях

и я в этой тени
межзвездных акаций
скрываю свой гений
от фальсификаций

* * *

лишь споря с вечными богами
икары превращаются в мишени
лишь поднимающимися ногами
осилить бесконечный ряд ступеней

верь доверяй и грей

иду по миру сбывшихся утопий
здесь каждый шаг рождает рой цикад
в каком-то очень древнем гороскопе
цикады звезд устроили парад

мы не минуем эти встречи и разлуки
все неводы чужих календарей
звучат сердца
стучат
и в каждом звуке
звучит
верь доверяй и грей