Александра Самсонова

Александра Самсонова

Сим-Сим № 19 (259) от 1 июля 2013 года

Белые дни и чёрный куб

 

Окна

 

…я пытаюсь найти окна. Окно

Было бы для меня утешением.

Константинос Кавафис

 

Окно в окно – как глаза в глаза.

Если кто-то забывает задёрнуть шторы,

Чей-то взгляд, как в осень вползает оса,

В отсутствие хозяев ведёт разговоры

 

С крошкою красного кирпича,

Хрусткими досками оконной рамы

И, если окно находится выше плеча, –

С воображаемым скрипом дивана,

 

Цветами, водой и большим стеклом.

Если насквозь – то в другую створку

Взгляд ваш отыщет, пожалуй, то

Самое, что вам видно до

Увеличенной стёклами замочной щёлки.

И если в пролёте такого окна

Видна погода и чей-то профиль,

Пора бы вспомнить: окно – стена,

Что взгляды, как ваш, не пуская, ловит…

 

* * *

 

Мысли кусают огрызок карандаша.

Вкус на губах – словно дерево, грифель.

Нет же, Вам надо писать не тая, не спеша,

Словно солнечный блик на коралловом рифе.

 

Вы мне встречались на лестнице рядом, лицом к лицу.

Звуки шагов так легко узнавались в толпе.

Жизнь Вам – метро. Там Вы движетесь по кольцу,

Круг бесконечный смыкая лишь на себе.

 

Вам интересны дела городов и стран,

Нравится фото на память – который дубль?

В окна Вы смотрите, словно в большой экран.

Чёрный квадрат? Нет, наверное, чёрный куб.

 

Вы – не портрет, а гравюра, следы, печать.

Вы – только повод, и голос уже не Ваш.

Сумерки синие спят у домов на плечах.

И в полудрёме скрипит по листу карандаш.

 

Этаж над Москвой

 

Окно и подоконник ниже уровня

Коленей и набросков горизонта.

Холодный круг двора вдали разомкнут,

Где небо вьётся проволокой хмурою.

 

Шурша шоссе, жонглируя сезонами,

Столица отдыхает на листах

Оставшегося неба. Духота

И высота здесь воедино собраны.

 

Шагнуть в пейзаж? Но стёкла многослойные

Напоминают линии метро,

Накатанные рельсами ветров,

Прямые, бесконечные, спокойные.

 

Но если бы здесь не было окон,

Казалось бы, что вечность – страшный сон,

Где дом и высота – единый уровень...

 

* * *

 

Не стой на холоде. Вот шарф

Шотландской шерсти. Помнишь, ты

Крутил руками жёлтый шар

Висевшей в воздухе луны

 

И называл наперечёт

Созвездья в небе под дождём.

С плаща ручьём вода течёт,

Глаза, как будто водоём.

 

Ты говорил о тех цветах,

Что распускаются в тени,

И зажигал на лепестках

Тяжёлым пламенем огни.

 

А я устала от тоски,

Мне так хотелось красоты.

Я вдоль бегущей вдаль реки

Срывала жёлтые цветы.

 

И я твой плащ сожгла в печи,

Он сразу вспыхнул, как письмо,

Что на краю твоей руки

Мгновенно будет сожжено.

 

Цветы – не радость для тебя.

Закутай руки в тёмный шарф.

Иди, куда глаза глядят.

Земля и Солнце – тоже шар...

 

Встреча

 

Спросила бы: «Кто здесь?» – но ей неважен

Хозяин этих низких берегов.

Чтоб вбить здесь цепи каменных оков,

Придётся быть бессмертным иль отважным.

 

Какие флаги? Важен ей лишь ливень.

Чей край здесь? Интересен ей лишь шторм,

Когда залив, пылая, возмущён,

Взметает ворох горькой белой пыли.

 

Но как-то в вечер лета иль весны,

Шаги услышав на пустынной суше,

Она глаза открыла. Было душно.

И перед ней лицо – как две волны,

 

Похожее на – кажется, его –

Она когда-то видела. Когда-то,

Там, где начало брали дни и даты.

Какая-то трава под сапогом

Точила мёд, по-северному пряный.

Его же отраженье в берегах

Не поместилось. Серая вода

Качнулась вдаль, над лунною поляной

 

Окинув его взглядом во весь рост.

Дождь мелкий гладил кудри. Побережье

Шуршало под ногой, и ветер свежий

Рябил в глазах речных осколки звёзд.

 

«Здесь город будет», – губы шевельнулись.

Так просто, словно музыка, как дождь.

Её забилось сердце: «Как похож…» –

И, фразу не закончив, улыбнулась.

 

А он смотрел на пыль на сапогах,

Прошедших мили по воде и снегу,

На серый дождь, на медленную реку,

Закутанную зябко в берегах.

 

Подуло скудной северной весною,

И так хотелось дома, тишины…

Его глаза, как будто две волны,

В ладонях ветра встретились с рекою…

 

Затмение

 

Взгляд останавливался на какой-то материальной точке,

От духоты не хотелось думать.

Отложила книгу – пальцы проскальзывали строчки.

В воздухе плавали туманные луны

И кружились на зеркале полденной ночи.

Звонко стучала маятника стрелка,

И на минуту я забыла время,

Оказавшись в той стране,

Где Пространство вечно…

 

Я поняла, почему философия

Так близка геометрии,

Я поняла, отчего

Пересекаются параллельные,

Почувствовала, сколько гармонии

В бушующем ветре,

Увидела, что скорости

Не бывают предельными.

Мне открылись забытые

Письмена на колоннах,

Я услышала голос

Улетевших столетий

И коснулась истории

Каменных склонов,

На мгновенье увидела

Солнечный ветер…

 

А за стёклами

Тихо наплывал воздух,

На улице люди давно растворились,

Купались вощёные листья в солнечных волнах,

Секунды на тонкую палочку вились,

Штампуя чернила, шипела бумага,

Задыхаясь, о чём-то писали газеты,

Восхищались за деньги и за шкуру пугались

На темы, что «кто-то, когда-то и где-то»…

Примостился котёнок возле универмага,

На гигантском конвейере двигалось лето.

И каждый тоскливо искал в мире мага,

Измученный сплетнями о том и об этом…

 

Я же закрою газетами столик,

Достану акварель и пачку бумаги

И буду рисовать неумелую сказку

О шёпоте розы и глянцевом флаге…

 

Белые дни

 

Наверно, когда, как французский аристократ,

Петербург всю ночь напролёт глаз не может сомкнуть,

Это белые ночи. А если весь день невозможно уснуть,

Это белые дни над Невой снегопадом летят.

 

В белый день такой, в мокрой, как брызги, шальной пурге

Были линии, дождь без названий и тротуар.

Тихо сумерки вышли на крыши, и в свете зажжённых фар

Город был так уютен, как туфельки на ноге.

 

И настольною лампой качались, ловя свежий снег, фонари

Цвета розы коралловой. Скользкий ковёр мостовой,

Как паркет, отражал звук шагов, и ночной синевой,

Как в фонарике фетровом, небо стояло над ним.

 

А на площади каменной чистый нехоженый снег,

И гравюрою вырезан многоколонный собор.

И проспекты шептали про тот неоконченный спор,

Что с суровой природой решился вести человек.

 

Снег, проспекты, летят очертанья теней и фигур.

Лёд, крахмаленный ветром, в спокойной и тёмной реке...

И когда луч прожектора кистью скользнул по руке,

Мне тогда словно что-то шепнуло: «Вот мой Петербург!»…