* * *
Страдать и мучиться словами,
Искать вопрос, а не ответ.
Найти. Украсить кружевами,
И осчастливить белый свет.
И стать в сторонке, словно лишний, –
Инстинкт, скорее чем расчёт.
И, избегая встречи личной,
Мечтать, что кто-нибудь прочтёт...
Мир на угольях. Небо красно.
Осанна медному грошу.
А ты – о вечном, о прекрасном.
Не страшно? – Страшно. Но пишу.
* * *
И снова Бунина открою,
Найду зачитанный рассказ,
В котором грешные герои
Тайком сбегают на Кавказ.
Они всё там же, тот же вечер.
И я взволнован вслед за ним
Почти срывающейся встречей
И притяженьем неземным.
Нет никого, есть только люди.
Но вот сквозь страх и пустоту
Идёт она. И будь, что будет,
Пока Всевышний на посту.
Свисток последний, но не поздний,
Нет сил забыться и обнять.
Сто лет уходит этот поезд
И возвращается опять.
* * *
Прагматик. По музеям не ходок.
Но старый дом, где Бунин встретил Лику,
Манит как неизведанный чертог
Любви неотвратимой и великой.
Здесь понимаешь: мир порой хорош,
И жизнь сильнее обстоятельств веских,
Когда невольно ощущаешь дрожь
Задёрнутой от счастья занавески.
Кто это сотворил и изобрёл?
Вопрос неразрешимей год от года.
Пора вернуться. Взять билет в Орёл,
И незаметно постоять у входа.
* * *
В исторической ретроспективе
Всё, что было и произошло,
Сортируется неторопливо.
То – отсеялось, это – дошло.
Что отсеялось, кануло в Лету.
Остальное, осколки и пыль,
Снова клеим и красим. И это
Называется коротко – быль.
* * *
Недоскажи чуть-чуть. Оставь возможность
Быть понятым не так, как ты хотел.
Пусть говорят, что это слишком сложно,
Что выразить себя ты не сумел.
Что стих, как жизнь, нельзя слагать не целясь...
Но ты ведь знаешь: дело просто в том,
Что истина рождается как ересь,
А истиной становится потом.
* * *
В зазеркалье залива
Небо ярче огня.
Это слишком красиво,
Не для каждого дня.
Нам бы счастье попроще,
Мы немногого ждём.
Вечер. Гулкая площадь
С моросящим дождём.
И мечтать терпеливо,
Никого не виня, –
Зазеркалье залива,
Небо ярче огня.
* * *
Кто помнит Вячеслава Сомова?
От слова точного, весомого
И до сих пор во мне звучащего
Я счастлив в мире настоящего.
Погашен свет, дела окончены,
Все двери, окна заколочены.
А голос слышится, доносится
И в душу мёрзнущую просится.
* * *
Прости меня, Мирей Матьё.
Я разлюбил тебя и песни,
Теперь гораздо интересней
Перебирать житьё-бытьё.
Там – баснословные года.
А ты, наверное, забыла
Всё то, что между нами было,
Да и не знала никогда.
* * *
Листаю памяти архивы.
Нашёл... Начало декабря.
Снег порывается. Красиво.
Но сыро, честно говоря.
Промокли ноги. Жду трамвая.
Стемнело. Фонари горят.
Об этом вспомню – точно знаю –
Лет через сорок-пятьдесят.
Забылось столько и такого,
Но это не отдам, держу.
Какой-то день. Опять и снова
Стою один. Трамвая жду.
* * *
На озере по имени Севан
Седой турист и прошлого искатель
Сквозь времени оптический обман
Увидит удаляющийся катер.
Фигурки на носу и на корме,
Вершины гор, и солнце, брызги с ветром.
И, кажется, они плывут ко мне
Маршрутом бесконечно-кругосветным.
Они хранят меня и берегут.
Пусть дует холод из крутых ущелий,
Но всё-таки ещё не замкнут круг
И до сих пор желанно возвращенье.
Отдельной жизни выхваченный миг,
Обычный день, но не обыкновенный.
Господь к иллюминатору приник
И плачет, пролетая над Вселенной.
* * *
Мы спокойно, классически просто идём
Георгий Иванов
На Кайзервальде листья жгут.
И дымка сизой поволокой
Витает там, где нас не ждут,
В той жизни – давней и далёкой.
Целебен времени настой.
Но помнишь, избегая мщений,
И запах затхлый и густой
Полуподвальных помещений.
Здесь эстафету передай,
Постой на повороте плавном.
Ты слышишь? Дребезжит трамвай
За церковью Петра и Павла.
Знакомый цокот каблучков
От остановки по брусчатке.
Стоп-кадр на тысячи веков –
Она разглаживает прядки,
Она сегодня влюблена.
И мы пройдёмся парком Стрыйским
Пока танцуют времена
На камне польском и австрийском.
* * *
Военный городок, затерянный в степи.
Вода за двадцать вёрст. Зелёнка по рецепту.
И много разных чувств, сорвавшихся с цепи,
Сбежавших от меня. Но это держит цепко.
Сверхсрочник-интендант несёт сухой паёк,
Галеты и хлебцы, консервы в узких банках.
Он нам недодаёт и вдоль, и поперёк.
Пытаюсь бунтовать. Рассказывает байки.
В планшет – кило бумаг, на пояс – пистолет,
Не просто лейтенант – начальник караула.
Мы едем в город X, везём больший секрет,
Буржуйка, стопка дров. И ни стола, ни стула.
Потом на инструктаж: когда, и что, и как.
Без инициатив. Всё только по уставу.
«Диспетчер, как дела?» Он подаёт нам знак,
И нас цепляют в хвост товарного состава.
Ещё чего-то ждём. Уже почти в пути.
Солдаты ловят кайф – на воле, не в казарме,
Далёко старшина, в наряды не идти.
А я теперь для них, ну, вроде командарма.
Тащились по стране недели две подряд,
Но эта маета для долгого рассказа.
Когда вернулись в часть, я был, конечно, рад.
О том, что пережил, не пожалел ни разу.
Пошёл сдавать наган, потом рапортовать.
И с чувством до конца исполненного долга
Забрался в свой ковчег, свалился на кровать,
Забыл о всех делах. И спал легко и долго.
© Александр Винокур, 2017.
© 45-я параллель, 2017.