* * *
Давным-давно, тогда ещё, вначале,
По-детски и стараясь, и корпя,
Мы школьные науки изучали,
Предмет один – познание себя.
Потом пришла большая перемена,
Большая очень – лет на пятьдесят.
Тянулась долго, пронеслась мгновенно,
И вот опять к себе прикован взгляд.
Уже не книги – жизнь свою листаем
И ищем смыслы, скрытые между строк,
И до сих пор простой ответ не знаем
На заданный Создателем урок.
* * *
В минуту подлинного выбора,
Когда решается судьба,
Когда забыто слово «выгода»
И ждёшь всевышнего суда,
Когда боишься быть неискренним,
Не знаешь, что там впереди,
Тогда и выяснится истина.
Нет-нет. Господь не приведи.
* * *
То, о чём сказал Мамардашвили,
Как всегда беря пример из Пруста:
Только юность – место, где мы жили,
Остальное комментарий. Грустно.
И читаем собственную книгу
Каждый раз как будто бы впервые,
Меньше факты ищем и интригу,
Больше впечатления любые.
То, что навсегда неповторимо
И прошло, и больше не вернётся,
Но настолько ощутимо, зримо,
Что навеки с нами остаётся.
* * *
Как фрески старые, фрагменты
Несостоявшейся судьбы.
Здесь не слышны аплодисменты,
А лишь усталость от борьбы.
И наблюдатель безучастный,
Листая даты и места,
Отметит репликой напрасной
Две-три фигуры у холста.
Но в связке краткой отвлечённо
Соединяются на миг –
Фрагмент судьбы запечатлённой
В их отражении горит.
* * *
Человек он был не очень,
А писал, как бог,
В чувствах точен, слог отточен.
Я бы так не смог.
Не читать принципиально? –
Не хватило сил.
Всё решилось тривиально,
Я его простил.
* * *
Искусство отражает жизнь
В двух смыслах книжных –
Как зеркало и лет, и зим
И щит от них же.
Оно волнует тем сильней –
Здесь нет секрета, –
Чем переплетены тесней
И то, и это.
* * *
Фотография Газданова. Мне кажется,
Он похож на им написанные тексты.
Ни малейшего желания понравиться,
Отстранённость. Только факты, время, место.
Столько было и потеряно, и прожито,
Что теперь уже и не переживает.
Пусть волнуются, страдают и тревожатся
Те, кто это по случайности читаю.
* * *
Поздно услышал я имя Газданова.
Жаль, не случилось раньше узнать,
Мог бы сейчас перечитывать заново,
Первые встречи с ним вспоминать.
Переживать, впечатления сравнивать
И заблуждаться, как, например,
Сам он, ходивший потом разговаривать
В чуждом Париже, вечером с Клэр.
* * *
Без излишних реверансов
И похвальных голосов –
Дробный цокот «Риверданса»
Многословней тысяч слов.
Нескончаемое эхо
Света, музыки и тел.
Я не мог представить это,
Даже если бы хотел.
Неразгаданная тайна
С нами рядом и навек,
Словно встреченный случайно
Очень близкий человек.
* * *
На тропинках Владимирской горки,
На подъёмах Высокого Замка,
Там, где рядом дворы и задворки,
Выступая за времени рамки,
Я ищу, но в ускоренном темпе,
Даже можно сказать, что экстерном,
Налегке, с посторонним акцентом,
Без тогдашних метаний и терний
Не давно облетевшие листья,
Не просветы в застенчивых кронах,
А схороны ненайденных истин,
Эти годы я жил без которых.
Вот стою я теперь на вершине,
Незнакомы ни время, ни место.
Оказалось, что здесь и поныне,
До сих пор ничего неизвестно.
Имена остаются и только,
Возвращаюсь к ним снова и снова.
Только прошлого запах нестойкий,
Сохранившийся в сказанном слове.
* * *
Они похожи были даже внешне,
Рахманинов и Бунин. Аз создам.
В обычной жизни оба небезгрешны,
Но это для святых. Судить не нам.
Нашли друг друга – и не в общем списке.
На поворотах жизненных стремнин
Так хочется забыться с кем-то близким,
Почувствовать – ты в мире не один.
Идти вдоль моря по вечерней Ялте,
И через годы – Петербург, Париж,
И подходить, как два фрагмента смальты,
Такие, что уже не повторишь.
Я рядом с ними только третий лишний.
...Законы мирозданья неверны,
И сквозь иной, но тот же опыт личный
На них смотрю я не со стороны.
* * *
За деревом пылает луч заката,
Сквозь дымку пыли светится земля.
Уходит день – как будто виновато,
Но всё-таки ко мне благоволя.
Что из того, что был порой ненастен,
Что не спешил к себе приворожить?
Он дал мне то, над чем и я не властен, –
Желание и право просто жить.
* * *
Спокойный тихий день,
Дела идут на лад.
Искать причину лень.
К чему? Я просто рад.
Когда-нибудь потом –
Когда наступит час,
Я вспомню этот дом,
Оставшийся без нас.
И яблоню в серьгах,
В переднике до пят,
И известь на щеках
Разбойных пацанят.
Пойму, что если я
Чего-то и достиг,
То радость бытия –
И тот счастливый миг.
* * *
За пределами знания,
Там, где вера одна,
Появляется странная,
Как чужая, струна.
Не всегда различаема,
Для незваных молчит.
Меж иными нечаянно
Возникая, звучит.
Дирижёра не слушая,
Согласует сама
С каждым встреченным случаем
Ритмы яви и сна.
Резонанс непредвиденный –
Как запретная связь.
Жить в молчании избранном
И признаться боясь
В том, что неизъяснимое
Чистых истин верней
От начала незримого
До скончания дней.
* * *
И день спешит, и вечер тороплив,
Всё некогда. Но мы уже созрели,
Возьмём отгул, поедем в Тель-Авив,
Поднимемся на башни Азриели.
Там отряхнёмся от земных забот
И постоим, как на вершине мира.
За горизонтом новый поворот,
Пора и нам сменить ориентиры.
О важном помолчим, о мелочах,
О том, что в нашей жизни непреложно.
Как в детстве на родительских плечах –
Столь многое желанно и возможно.
Потом на землю спустимся с небес,
Зайдём в кафе, возьмём кусочек торта.
Домой вернёмся в пробках – нет чудес,
В огнях, в сопровождении эскорта.
© Александр Винокур, 2019–2020.
© 45-я параллель, 2020.