Александр
Твардовский

Жестокая память

Повеет в лицо, как бывало, 
Соснового леса жарой, 
Травою, в прокосах обвялой, 
Землёй из-под луга сырой. 
  
А снизу, от сонной речушки, 
Из зарослей — вдруг в тишине — 
Послышится голос кукушки, 
Грустящей уже о весне. 
  
Июньское свежее лето, 
Любимая с детства пора, 
Как будто я встал до рассвета, 
Скотину погнал со двора. 
  
Я всё это явственно помню: 
Росы ключевой холодок, 
И утро, и ранние полдни — 
Пастушеской радости срок; 
  
И солнце, пекущее спину, 
Клонящее в сон до беды, 
И оводов звон, что скотину 
Вгоняют, как в воду, в кусты; 
  
И вкус горьковато-медовый, — 
Забава ребячьей поры, — 
С облупленной палки лозовой 
Душистой, прохладной мездры, 
  
И всё это юное лето, 
Как след на росистом лугу, 
Я вижу. Но памятью этой 
Одною вздохнуть не могу. 
  
Мне память иная подробно 
Свои предъявляет права. 
Опять маскировкой окопной 
Обвялая пахнет трава. 
  
И запах томительно тонок, 
Как в детстве далёком моём, 
Но с дымом горячих воронок 
Он был перемешан потом; 
  
С угарною пылью похода 
И солью солдатской спины. 
Июль сорок первого года, 
Кипящее лето войны! 
  
От самой черты пограничной — 
Сражений грохочущий вал. 
Там детство и юность вторично 
Я в жизни моей потерял… 
  
Тружусь, и живу, и старею, 
И жизнь до конца дорога, 
Но с радостью прежней не смею 
Смотреть на поля и луга; 
  
Росу оббивать молодую 
На стёжке, заметной едва. 
Куда ни взгляну, ни пойду я — 
Жестокая память жива. 
  
И памятью той, вероятно, 
Душа моя будет больна, 
Покамест бедой невозвратной 
Не станет для мира война.