Александр
Товберг

Меркнет

И вот –

Усталость гложет тело,

Мозг равнодушен, отключён,

И солнце пасмурное село

За горизонт,

И не резон, –

Как будто –

Жить и напрягаться,

Как будто –

Быть и тяготеть

К иному смыслу

И пространству…

Ложится тень,

И меркнет день…

Мимо

Равнодушно, бесстрастно, безóбразно,

И ни тучки – разóблачен день,

Облачён в синеву купоросную,

В неприметную медную тень.

Беспредметно и так бесприметно,

И, похоже, часы отстают,

И прохоже, и как-то неместно

Здесь становится. Я затаюсь –

И смотрю переменчивым глазом,

И страшусь, расширяя зрачок.

Этот день – как болезнь, как диагноз,

Он противен, противопоказан –

Невменяемо мимо течёт.

Он капризен, он марионетен,

Он расплывчат, забит и забыт,

Он и светел, он и несусветен,

От него перегаром разит.

Клочковат и всклокочен, как кочет,

Он и хочет чего-то, и нет,

И в угаре ночей и пророчеств

Он лопочет, стрекочет, клокочет

И – захлёбывается наконец.

Между

Я – призрак, тень, я остываю,

Но вздрагиваю и мечусь.

Распластанная мостовая,

Офонарев, лежит без чувств.

В листве – каракулей каракуль –

Автографы и вензеля

Пересыпающихся мраков –

Виньеток света перепляс.

И шлёпаются с ветром с веток

Лохмотья несуразных птиц,

И бредят улицы рассветом –

Пернатой россыпью зарниц.

Я – месяц, я брожу по крышам –

Сомнамбулой по проводам –

Карабкаюсь, взбираюсь выше,

Куда ещё не забредал.

Так высоко, что даже жутко,

И там внизу, среди темнот,

Забился город в промежутке

Между забвением и сном.

Коматозность

Я существую, но – как будто.

Во мне плоится и плывёт,

И разбухает, как карбункул,

Убийственный переворот.

Я деформируюсь, распят на

Сто тысяч рассечённых хорд,

Свивающихся в кольца, в пятна

И в кляксы безобразных форм.

Я сам не свой среди деталей,

Конфигураций и тонов –

Я вневремёнен, нереален –

Захлёбываюсь и тону.

Галлюцинациями схвачен –

Разъединён, разорван на

Истерики и полуплачи,

Фактуры и полутона.

И тошно быть ошмётком мяса,

Законсервированным в страх –

Я препарирован, распластан

И погружён в махровый мрак.

Я забываюсь, нераспознан,

И ссыпан ромбиками смальт

В существованья коматозность,

Где сходят медленно с ума

Все-все – и люди, и предметы.

Позабыть

Вдышаться, вчувствоваться, влиться

В лиц лихорадящий налёт,

Рассеяться и раствориться в лицах,

И пламенем оплыть на лёд.

Зарыться – с головой – укрыться

В кинотеатре дивных детств,

Где в домино играют крысы,

И рыщет карлик-лицедей.

Затушеваться, затеряться

В террариуме праздных дат,

Где полоумные паяцы

Справляют шумный маскарад.

Проваливаться в бессюжетность

И ссыпаться в калейдоскоп

Чертей, архангелов, божеств,

Где я не найден, но иском.

Выныривать, и не умея

Ни плавать, ни горланить sos,

Понять, что не в своём уме я,

Смириться и пойти вразнос.

Очнуться утром – полупьяным –

И сахарным цукатом быть,

И липким тестом марципанным,

И – виденное позабыть.

Старухи

Cмотреть, смотреть и гладить окна

Меланхолической рукой.

Сегодня не придёт никто к нам,

Никто не вторгнется в покой.

Упрятаться за старой шторой,

В полупотухшем студном дне –

В бесперспективном дне, в котором

Я пресловут, меня в нём нет.

Наедине с остывшей мыслью,

Раскаявшейся только в том,

Что я безбуквен и безчислен,

И будто выстрел – холостой.

И с каждым днём меня всё меньше –

Ссыхаюсь на виду у всех,

Припрятан некой костюмершей

В среде калек – среди коллег.

Я оцепеневаю, слышу

Чужие голоса вокруг.

Их слишком, их уже с излишком –

Старух, вгоняющих в испуг.

Рассматривают и бормочут,

И заклинают подождать,

Но стёкла треснуты, непрочны,..

Старухи – рассыпаю прочь их –

И выхожу – туда, туда — …

Осколок

Бог знает, что себе бормочешь,

Ища пенсне или ключи.

Вячеслав Ходасевич

Впотьмах искать себя на ощупь,

И невпопад забормотать

О чём-нибудь абстрактном, общем,

Настраивающем другой масштаб.

Услышать вскользь – себя – вполуха,

Бубнящим буквы изнутри,

И видоизменённым слухом

Осколок смысла заострить

До блеска, до слепящёй сути,

До выворота из костей,

Из дряблых нервов – натянуть их –

И лопнут мышцы старых стен.

И брызнет – врозь – глазами мозг мой,

И раздробит гранитный пол,

И тот, кто будет после возле –

Сбежится на затухший возглас,

Уже неслышимый: – Нашёл!..

Из праха в –

И – выйти, и – не возвращаться –

Среди зеркал и двойников

Найти рассчитанное счастье –

Престранный рай для дураков.

Вплести себя в орнамент места,

В котором ты, бесспорно, свой,

В ландшафт введённый без протестов

Во всём многообразьи свойств.

Среди себе подобных аур

В среде расплёсканных пространств,

Где в каждом отраженьи – траур,

И где в героях – Герострат.

И где наверняка возможно

Найти прибежище кликуш –

Безгласных – никаких – бескожных

И окунающихся в чушь.

Согласных на любую пакость

Ради заочных сточных лжей.

Я буду расчленяться, плакать

И капать лавою, свежеть

И застывать, как амальгама

На плоскости стеклянных плах, –

И отразится пламя – пламя

В моих глазах, как в зеркалах,

И я вернусь – из праха – в прах.

Бытовая импровизация

(Одноактная повесть)

Маргарите хотелось читать дальше,

но дальше ничего не было,

кроме неровной угольной бахромы.

Михаил Булгаков,«Мастер и Маргарита»

Империи падают, а быт остаётся.

Дон Аминадо

І

– Вот опять ты импровизируешь, –

Говорит жена.

За окном – стена.

На стене – картина Рене Магрита

«Несколько дней из чужого быта».

1.

…На подоконнике – высохшие цветы.

Когда-то жёлтые, в рифму сказать – желты.

Хотя, какие рифмы в чёрно-белом кино?

Раньше цветы тревожили, теперь уже всё равно –

Ни цвета, ни запаха, ни мечты.

Но пока ещё –

Сладко потягивается она.

Её позвоночниковая спина

В этот момент похожа на рыбу

Ценных сортов, например, горбушу.

Он некрасив. У него – горб, уши

Оттопыренные, как две тарелки

Параболические, третьего сорта,

Глаза – как щелки,

И всё остальное, увы, не лучше.

Вместе их свёл не могучий случай,

А драматургический акт их случки.

Из подбородков его небритых

Лезет щетиной убогий быт их.

Вино кровавое в битой кружке,

Пятно вина на сбитой подушке –

Красное, как пощёчина, которой не было.

Под кроватью –

Старые тапки, стоптанные, как мысли.

На спинке стула –

Старое платье, изношенное, как мысли.

Мысли,.. мухи,.. мухи и мысли,..

Мыслей тягучее варево…

С кем, и о чём, и зачем разговаривать?..

ΙΙ

– Послушай, ты не брюзжи, пожалуйста, –

Она согласилась почти из жалости.

В импровизации нет иронии.

Они даже больше, чем посторонние.

2.

Жалость – странное проявление

Соучастия в чьём-то желании.

Мозгом оплывшим почти что понял он…

А впрочем, зачем, если нету повода?

Или может, обет или слово дал

Он кому-то? Своей ли совести?

Прозябающей на правах служанки

Где-то в тёмных подвалах сознания?

Да ладно, чего там.

Бесцеремонно

Заглядывает в окошко

За ночь выцветшая луна,

Пятичасовая, как это утро.

Её пятачок провоцирует хрюканье.

И он смеётся, ему тоскливо

Смотреть, как она одевается.

Ощущать её совершенство,

Ощущать её превосходство,

Ощущать её первородство.

– Знаешь, а всё-таки ты красива, –

Выговаривает сквозь сжатый хохот, -

И с тобою не так уж плохо

Укрощать мою плоть и похоть.

Он понимает. Ему тоскливо.

III

– Это сплошная импровизация, –

Талдычит снова своё жена, –

Ты где-то опять нализался и –

Снова перед тобой стена.

А эти двое уже вдали,

В картине некоего Дали.

3.

– Как зовут-то тебя? – Не помню,

Автор два года назад как помер.

По сценарию, кажется, Маргарита.

Смолкла. – Ну что же ты, говори ты.

Она говорит, что в этом сезоне,

Согласно последним журналам моды,

Будет прекрасно смотреться бледность.

Бледность расцветок, неяркость тонов,

Размытость, стушёванность вкусов и взглядов,

И поскольку нет у неё нарядов,

Старое платье будет смотреться

Вполне прилично, и в рамках моды.

– Маргарита?..

Где-то я слышал подобное имя, но

Не припомню – где именно…

Он сглотнул оставшееся вино,

Сигареты выудил из штанов

И ушёл, не прощаясь с одноразовым телом.

Буркнул, будто бы, «надоело!»

А она перед зеркалом всё сидела.

А-она-перед-зеркалом-всё-сидела.

Аонапередзеркаломвсёсидела –

Холодела.

Вспоминала Воланда, Азазелло,

Крем которого потеряла.

Остывала.

Вспоминала Мастера и Булгакова.

Плакала.

IV

– Не надо, не проводи параллели.

За стеной – стена без окна.

Спросишь – как они смели? Смели –

Сюрреалистическая весна –

Это она.

Согласен, я просто импровизирую,

Я путь в бессмертье им провизирую,

И будет навечно тогда забыта –

«Несколько дней из чужого быта» –

Картина Рене Магрита.