Александр Солодовников

Александр Солодовников

Все стихи Александра Солодовникова

Ёлочные грёзы

 

Ёлка сияет светлым убором,

Свечи лучатся мягким теплом.

Мы запеваем негромким хором

Дружную песню за столом.

 

Поём о ёлке, вечно зелёной,

Вечно душистой, вечно живой.

Поют о ней малыш несмышлёный

И дед с серебряной головой.

 

Какое счастье друзьям быть вместе,

Забыть печали долгих разлук.

Слушать вокруг весёлые вести,

Всё новых милых включая в круг!

 

Какая радость мирное время,

Обильный стол, вино в хрустале!

Какое счастье вместе со всеми

Сидеть в уюте и тепле!

 

1941,

Колыма. Ночная смена

 

Анастасия Ив. Луковникова*

 

Ушли ребята, мамы, папы,

Погасла ёлка, зал затих.

Лишь ветки издавали запах

И серебро мерцало в них.

 

Вы сели в полутёмном зале,

Шатром ветвей осенены,

В свои безвестные печали

Или мечты погружены.

 

Вы были в светло-сером шёлке,

Мерцал он, нежно серебрясь.

Казалось, украшеньем с ёлки

Вы сами были в этот час.

 

Полярный лёд замерзших окон

Едва-едва впускал луну,

И в лунном свете чёрный локон

Отметил шеи белизну.

 

Я видел женский профиль тонкий

И ждал: вот-вот передо мной

Вы вдруг окажетесь девчонкой,

В слезах над куколкой больной.

 

1946

___

* Луковникова Анастасия Ивановна – заведующая детским садом (комбинатом) в посёлке Сеймчан. Стихотворение из авторского машинописного сборника: Александр Солодовников «Дорога жизни (Попутные Песни)». Из раздела «Портреты». М. 1965 год, с.180.

 

 

Атомный век

 

1.

За гранью земной атмосферы,

За Марса соседней орбитой

Несутся обломки Цереры,

Осколки планеты разбитой.

 

Быть может, лишённые веры

Учёные наши потомки

Запустят вдогонку Цереры

Земли нашей бедной обломки.

 

2.

Мудрец человек

Взял на звёзды разбег.

Он в силах наладить полёт на светила,

Но жизнь на Земле он наладить не в силах.

 

3.

Мы вглубь космических загадок

Летим, как ведьма на метле,

Чтоб и на звёздах беспорядок

Устроить, как и на Земле.

 

1960 – 1962

 

* * *

 

Бегут, бегут мои года,

Уже седеет борода.

Вот на закате, весь в огне,

Какой-то берег виден мне.

 

И я догадываюсь вдруг,

Что жизнь моя свершила круг,

Что с корабля мне всё видней

Знакомый берег детских дней.

 

Слышны родные голоса,

Блестит песчаная коса,

И посвист иволги знакомый

Летит из рощи возле дома.

 

Уж скоро, скоро выйдет мать

Меня у берега встречать,

И всех, кого я потерял,

Вернёт мне мой девятый вал.

 

1934

 


Поэтическая викторина

* * *

 

Белая веточка яблони

В чаше небес голубой,

Божье художество явлено

Тихой твоей красотой.

 

Тысячи лет было б мало мне

Налюбоваться тобой,

Белая веточка яблони

В чаше небес голубой.

 

Пчёлы в бутонах расправленных

Реют с органной хвалой

Над бело-розовой яблоней

В чаше небес голубой.

 

Тайных молитв не ослаблю я,

Молятся вместе со мной

Белые веточки яблони

В чаше небес голубой.

 

Славься, Художник прославленный!

Славься моею душой,

С белыми ветками яблони

В чаше небес голубой!

 

1960-е

 

Благодарение

 

Да радуется поле и всё, что на нём,

и да ликуют все дерева дубравные.

Пс. 95, ст. 12

 

Хвалите Господа с небес,

Хвалите Его в вышних!

Хвалите Его, роща и лес,

И ветер в садовых вишнях.

 

Хвали Его Истра-река,

Трава весёлого луга!

Хвалите Господа, облака,

Облака, плывущие с юга!

 

Хвалите Его, жаворонки полей,

Хвалите Его, птицы лесные!

Всякий цветок славословие лей,

Зажигая лампады цветные!

 

Хвалите Его, заката янтари.

Хвалите Его, звёзды ночами.

Хвалите утром, росы зари,

Хвали Его, солнца пламя!

 

Пой, душа моя, пой хвалу,

Радуйтесь, ноги, землю лаская!

Впивайте, глаза, синеву светлу,

Радуйся, грудь, Божий воздух вдыхая!

 

1957 – 1958

 

Благословен

 

О, Мать-Земля, тебя люблю!

Когда умру – с тобой сольюсь.

В тебе растаю, распадусь,

В твоих стихиях растворюсь...

 

Как я люблю лежать ничком

В траве, к тебе припав лицом.

Вот запах твой, твоё тепло!

Что ж! Если б тело перешло

В ростки и сделалось травой,

Ведь всё равно я буду твой!

 

Твоя судьба – судьба моя.

Сгоришь ли ты, сгорю и я,

У нас с тобой один Творец,

Один Господь, один Отец.

 

И, превращаясь в прах и тлен,

Пою Ему: «Благословен!»

 

О, Господи, к Тебе пойду,

Предстану Твоему суду

И верю: милость там найду,

Хотя повинен быть в аду.

 

С тех пор, как Жизнедавец Бог

Благословил мой первый вздох,

Я не знавал ещё ночей

Без отблеска Его лучей,

Не видел пропастей таких,

Где б не встречал Его руки.

 

Все годы, юн я или стар,

Мне всякий день – как дивный дар.

 

Пою Небесному Царю,

Благодарю, благодарю!

 

И, обращаясь телом в тлен,

Пою Ему:

               «Благословен!»

 

1960

 

* * *

 

Бродя во мгле, вдыхая гарь

Катастрофического века,

Как Диоген, зажгу фонарь

Искать на людях человека.

 

Хотя бы призрак красоты,

Хотя бы тень ума и чести,

И я поверю, что цветы

Растут на осквернённом месте.

 

1938 – 1956

 

Вечер

 

Толпятся ли в прозорливый

тот час вокруг нас умершие...

А.Грин «Корабли в Лиссе»

 

Гаснет, гаснет летний вечер,

Молится земля...

Ты накинь платок на плечи

И пойдём в поля.

 

На холме, поросшем рожью,

Там, где тишь и глушь,

Вступим мы со сладкой дрожью

В рой незримых душ.

 

В этом сумраке закатном

Тайна жизни есть,

Всё, что мнилось невозвратным,

Шлёт свиданья весть.

 

1934

 

 

Воспоминания о старой Москве 

 

Опять с московских колоколен

В морозный сумрак льётся звон.

Опять зима,  и день Николин,

И лучезарен Орион.

 

Опять от молодого снега

По переулкам тишь и гладь,

И санок радостного бега

Отрадно шорох услыхать.

 

И снова праздник в светлом храме,

Живой рождественский канон,

А дома – радостное пламя

Лампадок алых у икон.

 

Но сердце, сердце? Что с тобою?

Откуда эти облака?

Зачем с доверчивой мольбою

Смешалась тайная тоска?

 

1931

 

* * *

 

Горная речка несётся, шумит,*

Зеленоватые струи сплетаются,

А над водою шиповник висит,

Прямо над бездной повис и качается.

 

Это не речка несётся, шумит –

Это поёт, протекая, вселенная.

Это над ней не шиповник висит –

Это на вечном явилось мгновенное.

 

Слава тебе, неустанный поток.

Все мы плывём во всемирном течении.

Слава тому, кто нашёл и сберёг

В вечной струе золотое мгновение.

 

После 1946

 

Две заутрени

 

Светлая заутреня в отрочестве

 

В домовой церкви тлеет золото,

Поблёскивая в полумраке.

На грудь сестры сирень приколота,

Вся в белом мать, отец – во фраке.

 

Мучительно волнуясь внутренне,

Гляжу я на входные двери.

Не так, не так светла заутреня

Без кружевного платья Мэри.

 

Вдруг, по таинственному голосу

Переступив, я вижу сбоку

Её распущенные волосы,

Её зардевшуюся щёку.

 

И в тот же миг паникадилами

Зажглись и города, и веси,

И полетело легкокрылое

Блаженное: Христос Воскресе!

 

1914

 

Светлая заутреня в старости

 

По небу тёмному волокнами

Несутся тучи…

Блудный сын,

У храма я стою под окнами

В большой толпе как перст один.

 

Там свет, заутреня пасхальная,

Там пир, там Отчий дом родной

Для всех, кому дорога дальняя,

И кто закончил путь земной.

 

За возносящимися дымами,

В сиянии паникадил

Мне мнится – полон храм любимыми,

Которых я похоронил.

 

Там мама празднично лучистая,

Отец с улыбкой доброты,

Головка дочки шелковистая

И братьев милые черты.

 

Но, отделён решёткой кованой

От мира тайны и чудес,

Молюсь: да будет уготовано

Обнять их мне…

 

Христос Воскрес!

 

1960

 

* * *

 

Дорожу я воспоминаньем,

Как отец меня плавать учил.

Покидал средь реки на купанье,

Но рядом со мною плыл.

 

И когда я в испуге и мýке

Задыхался и шёл ко дну,

Отцовские сильные руки

Поднимали меня в вышину.

 

И теперь, когда я утопаю,

И воочию вижу конец,

Я, как мальчик тот, уповаю,

Что рядом со мной Отец.

 

Он вернёт из любой разлуки,

Вознесёт из любой глубины,

Предаюсь в Его крепкие руки,

И спокойные вижу сны.

 

1938 – 1956

 

Дочке

 

О, Посылающий цветочку

Тепло, и солнце, и дожди,

Взгляни, Господь, на нашу дочку

И жизнь её благослови.

 

Пусть перед нею мир, как новый,

Как первозданный расцветёт –

Могучий бор тёмноголовый,

И блеск небес, и говор вод.

 

Но мир узорною парчою

Да не закроет ей Тебя,

Пускай она горит душою,

Христа взыскуя и любя.

 

О, Посылающий цветочку

Тепло, и солнце, и дожди,

Взгляни, Господь, на нашу дочку

И жизнь её благослови.

 

1925

 

* * *

 

Как Ты решаешь, так и надо.

Любою болью уязви.

Ты нас ведёшь на свет и радость

Путями скорби и любви.

 

Сквозь невозвратные утраты,

Сквозь дуновенье чёрных бед

В тоске взмывает дух крылатый

И обретает в скорби свет.

 

Из рук Твоих любую муку

Покорно, Господи, приму.

С ребёнком смертную разлуку,

Темницу, горькую суму.

 

И, если лягу без движенья,

Когда я буду слеп и стар,

Сподоби даже те мученья

Принять, как благодатный дар.

 

Как Ты решаешь, так и надо.

Любою болью уязви.

Ты нас ведёшь во свет и радость

Путями скорби и любви.

 

1934

 

* * *

 

Как поле утренней росою

Ты милостью покрыл меня.

Я – как Израиль столп огня –

Твой образ вижу пред собою.

 

На землю, как прозревший, я

Гляжу счастливыми глазами,

Как вновь отверстыми ушами

Внимаю гимнам бытия.

 

Как Товий, ангелом храним,

Я осенён добром людским,

Как Даниил,  во рву у львов, 

Спасён от смерти и оков.

 

Но что во мне? Идут года,

Живу, не принося плода.

О, как смоковницу, меня

Не иссуши к исходу дня.

 

1932

 

 

* * *

 

Книга жизни почти дочитана,

Нарастая, грядёт финал.

Всё, что мной на Земле испытано

Благодарственный гимн вобрал.

 

Славословлю Творца и Автора

Потрясавших меня страниц.

Не могу вспоминать их наскоро,

Перед каждою падаю ниц.

 

Верю: Смертью не нарушается

Связь с Художником и Творцом,

В новой жизни, что занимается,

Открывается новый том.

 

Лишь бы только за прегрешения

Не лишиться мне дара зрения.

                       ___

 

В годы старости в лечении

Думай бодрости почерпнуть.

Но смирясь с самораспадением,

Ты молись о благословении

На безвестный надмирный путь.

 

1971

 

Колыбельная

 

Спи, мой родимый малыш,

Тоненький, новенький месяц

Встал над пустынею крыш.

 

Город с волненьем своим

Замер. Запели рояли

По переулкам ночным.

 

Души тоскуют во мгле

В скученных тёмных жилищах

По небывалой земле.

 

Тяжек невидимый плен.

Скорбного ангела крылья

Реют меж мачт и антенн.

 

Слышно, как в ближнем саду

Тополь, молоденький тополь

Шепчет в блаженном бреду.

 

Спи, мой родимый малыш.

Тоненький, новенький месяц

Встал над пустынею крыш.

 

1926

 

Ландыш

 

Маленький, беленький, радостный,

Благоуханный,

Вот мой коханый

Ландыш желанный,

Гость долгожданный –

Дар весны.

 

Я его не сорву,

Я его сберегу,

Трогать не буду,

Поцеловав, побегу

К новому чуду.

 

1960 – 1961

 

Лешковская элегия

 

Не потому ль, что в этот год

Тепла была весна,

Иль, может, сам я стал не тот –

На сердце тишина...

 

Глаза ли научились вдруг

По-новому смотреть,

Но мне, как в детстве, летний луг

Стал родственно звенеть.

 

Как будто я таких цветов

Полвека не видал,

И молодых берёз стволов

Всю жизнь не целовал,

 

И не ступал босой ногой

На шелковистый луг...

Всё это сделалось со мной

Под старость, как-то вдруг...

 

И вот, задумчивый старик,

Сижу один на пне,

Всё, что собрал я в свой тайник,

Сейчас растёт во мне.

 

Родные голоса растут

Из самых дальних лет,

И лица милые встают,

Неся бывалый свет.

 

И я люблю, люблю, люблю

У ног своих цветок.

Не наступлю, не погублю

Прильнувший стебелёк.

 

И вместе с тем (я буду ль прав,

Тая в себе печаль),

Мне и цветов, и птиц, и трав

Невыразимо жаль.

 

Они беспечно на просторе

Цветут, поют, качаются,

А в глубине лабораторий

Им смерть уготовляется.

 

И даже в небе, чаше дивной,

Нет больше прежней ясности –

От пыли радиоактивной

Оно уже в опасности.

 

Вот дар твой, человек, Сын Божий,

Надежда твари, царь Земли,

Ты самый шар земной, быть может,

Попробуешь испепелить!

 

Ты гибнешь собственной виною,

Вкусив познанья горький плод,

И всё безвинное, земное

С тобой умрёт!

 

Тогда вершись, судьба суровая:

Грядёт Земля и Небо новые!

 

1957, деревня Лешково,

на реке Истре

 

* * *

 

Лён, голубой цветочек,

Сколько муки тебе суждено.

Мнут тебя, трепят и мочат,

Из травинки творя полотно.

 

Всё в тебе обрекли умиранью,

Только часть уцелеть должна,

Чтобы стать драгоценною тканью,

Что бела, и тонка, и прочна.

 

Трепи, трепи меня, Боже!

Разминай, как зелёный лён.

Чтобы стал я судьбой своей тоже

В полотно из травы превращён.

 

1938 – 1956

 

Маленькому брату    

 

Мальчуган был сам, как солнце, золотой,

Он играл...

А в окно к нему влетал

Луч весенний, луч весёлый, молодой.

 

Мальчуган лучи ласкал,

Весь купаясь в свете,

Пламя солнца целовал

На паркете.

 

Я случайно встал на круг

Солнечного блеска.

И заплакал мальчик вдруг

В три ручья, по-детски.

 

«Что с тобою?» – я спросил.

Он сказал: «Я видел,

Ты на солнце наступил,

Солнышко обидел».

 

Я его поцеловал

И теперь уж знаю:

Если на пол луч упал,

Я не наступаю.

 

До 1914 г.

 

Опубликовано в сборнике «Предрассветное» (1916).

 

Мраморный мальчик

 

У поворота, там, где нá  море

Бежит аллея под уклон,

Застыли над фонтаном  в мраморе

Курчавый мальчик и тритон.

 

И вот сюда, где тишь отрадная,

Всегда в одиннадцать часов,

Приходит девочка нарядная

И няня с книжечкой псалмов.

 

Шалунья часто, став на цыпочки,

Пока старушку сон берёт,

Тритону смотрит, платье выпачкав,

В не закрывающийся рот.

 

И мальчик мраморный растерянно

Твердит, смертельно уязвлён:

«Прощай, надежда, всё  потеряно,

Ей больше нравится тритон!»

 

1916

 

 

На Пасхе

 

Хоть он теперь не богомолен,

Наш заблудившийся народ,

И звон умолкших колоколен

Его к молитве не зовёт,

 

Но голос сердца изначальный

В его душе ещё звучит,

И в светлый день первопасхальный

«Христос Воскресе» говорит.

 

Тогда, покорный древним силам,

В распах кладбищенских ворот

Идёт народ к родным могилам,

Идёт, идёт, идёт, идёт.

 

И на могилах теплит свечи,

И крошит хлеб, и кормит птиц,

И молится, и чает встречи

С заветным сонмом милых лиц.

 

Тот голос сердца не задушишь!

Его ничем не истребить.

И каждый, кто имеет уши,

Достоин веровать и жить.

 

1960-е

 

На войну

 

Malbrouk s`en va-t-en querre*,

И ветер дует попутный.

Ах, дайте мне только веру,

Что это лишь сон минутный.

 

Ах, дайте мне только веру,

Что я ещё дом узрею,

Malbrouk s`en va-t-en querre,

И парус ползёт на рею...

 

Malbrouk s`en va-t-en querre,

Гремя, упало забрало.

Ах, только б мою галеру

Надежда не покидала.

 

Ах, только б мою галеру

Лишить щитов и тарана.

Malbrouk s`en va-t-en querre,

И молится у капеллана.

 

Malbrouk s`en va-t-en querre,

И лязгает меч угрюмо,

Ах, уголь, селитру и серу

Стащить бы в море из трюма.

 

Ах, уголь, селитру и серу

Отдать за рыбачьи сети...

Malbrouk s`en va-t-en querre,

И в гавани плачут дети.

 

Malbrouk s`en va-t-en querre,

И ветер дует попутный.

Ах, дайте мне только веру,

Что это лишь сон минутный.

 

Ах, дайте мне только веру,

Что я ещё дом узрею,

Malbrouk s`en va-t-en querre,

И парус взлетел на рею...

 

1917

--

*Мальбрук в поход собрался (франц.) – Примечание  автора

 

На московском асфальте

 

Иду по Москве, по асфальтовой корке,

Гляжу: на асфальте топорщатся горки...

Усилием воли, могучей как сталь,

Какой-то силач пробивает асфальт.

 

И вот он просунул победный флажок:

Зелёный листок, тополёвый росток.

Машиною крепко укатано было,

Но сила росточка асфальт победила.

. . . . . . . .

Программа, теория, жёсткий устав

Слабее

живого

давления

трав!

 

Лето 1964

 

На охоте

 

Дергач кричит на болоте,

В низине речной свежо.

Вам скажут: «Он на охоте»,

А я разрядил ружьё.

 

Летят от озера утки.

Их быстрый полёт певуч,

А я нашёл в незабудке

Отсветы лиловых туч.

 

Вода в реке притаилась,

Стоит, отражает зарю,

А я поклоняюсь Царю,

Земле пославшему милость.

 

Я знаю, где, отпылавши,

Мерцает вечерний янтарь,

Светло улыбается Царь,

Всю тварь на праздник позвавший.

 

1915, Сенежское озеро

 

Ночь в полях

 

Лёг в полях, запрокинув голову,

Лишь узорная рожь видна.

После синего дня весёлого –

Прохлада и тишина.

 

Обвевают меня без отдыха

Дуновенья воздушной реки,

И мерцают сквозь струи воздуха

Огоньки, огоньки, огоньки...

 

Это тихо плывут созвездия,

Это вечность открылась мне.

Как волхвы – пастухи халдейские,

Растворяюсь в её глубине.

 

И душа, надёжно укрытая

В полевую душистую мглу,

С мировым тайнодействием слитая,

Воссылает Богу хвалу.

 

1926

 

Ночь под звёздами

В ночной смене на отвале шахты

 

Вот почему, когда дышать так трудно,

Тебе отрадно так поднять чело

С лица земли, где всё темно и скудно,

К нам, в нашу глубь, где пышно и светло.

Фет

 

Свершает ночь своё богослуженье,

Мерцая, движется созвездий крестный ход.

По храму неба стройное движенье

Одной струёй торжественно течёт.

 

Едва свилась закатная завеса,

Пошли огни, которым нет числа:

Крест Лебедя, светильник Геркулеса,

Тройной огонь созвездия Орла.

 

Прекрасной Веги нежная лампада,

Кассиопеи знак, а вслед за ней

Снопом свечей горящие Плеяды,

Пегас, и Андромеда, и Персей.

 

Кастор и Поллукс друг за другом близко

Идут вдвоём. Капеллы хор поёт,

И Орион, небес архиепископ,

Великолепный совершает ход.

 

Обходят все вкруг чаши драгоценной

Медведицы... Таинственно она

В глубинах неба, в алтаре Вселенной

Века веков Творцом утверждена.

 

Но вот прошли небесные светила,

Исполнен чин, творимый бездны лет,

И вспыхнуло зари паникадило,

                 Хвала Тебе,

                        явившему

                                        нам

                                                свет!

 

Зима 1940, Колыма

 

Образ «Всех скорбящих»

 

Ты потому скорбящим радость,

Что испытала свет скорбей.

Ты не отводишь чашу яда,

Но говоришь: «Смелее пей!»

 

Кладёшь ласкающую руку

На голову,  Благая Мать,

И на врачующую муку

Идёшь и нас сопровождать.

 

1930-е

 

 

Под вековой стеной

 

Сегодня в ночь листвою клейкой

Запахли сладко тополя.

Пойдём, пойдём бродить аллейкой

Под вековой стеной Кремля.

 

Целует щёки тёплый ветер

И сердцу шепчет: не забудь

Про вековые стены эти,

Про их израненную грудь.

 

О, не забудь своей России,

Своей земли, своей страны,

Будь верен ей, как в дни лихие

Ей деды прéбыли верны.

 

За суматохою трамвая,

За блеском мёртвых фонарей

Подслушай клёкот орд Мамая

Зарёй, над тишиной степей.

 

Сегодня в ночь листвою клейкой

Запахли сладко тополя.

Пойдём, пойдём бродить аллейкой

Под вековой стеной Кремля.

 

1929

 

Покаяние

             

Глаза мои, где вы были?

Где было сердце моё?

Осколок далёкой были

Вонзил в меня остриё.

 

О, если бы тёмной страсти

Не отдал я чистоты,

И было бы счастье, счастье,

Со мною была бы ТЫ.

 

Но сердце под грудой грозной

Раскаяния и стыда,

И только слезою слёзной

Растопится эта беда.

            ---------

А был ведь и я ребёнком,

Я мальчиком ясным был,

Смеющимся, нежным, звонким,

И вот закопался в ил.

 

О если бы смылись пятна

С моей поникшей души,

Вознёсся б я елью статной

В душистой лесной глуши.

 

Лежу я под грудой грозной

Раскаянья и стыда,

Но жаркой струёю слёзной

Растопится эта беда.

 

Непόнятые намёки,

Неузнанные значки!

Горите, горите, щёки

От боли и от тоски!

 

О если б воздвигнуть мёртвых,

Откинув крышки гробов,

И сколько бы было простёртых

Живых у ног мертвецов!

 

Вина перед ними грозно

Совесть мою тяготит,

Но Господу всё возможно,

Он даже меня простит.

 

1919–1921

 

Предупреждение

 

Старцу Андронику

 

Я долго мечтой обольщался,

Что Старцу запомнились мы,

Все те, кто с ним близко общался

В распадках седой Колымы.

 

Я с ним комариной тайгою

В толпе обречённых шагал,

Сгибался в шахтёрском забое,

На лагерных нарах лежал.

 

По прихоти десятилетий,

Капризные смены судьбы

Всё стёрли... И старец ответил:

– Не знаю, не помню, забыл...

 

Боюсь, когда ангел суровый

Предстанет, о Сроке трубя,

Я снова услышу то слово:

– Не знаю, не помню тебя...

 

1960 – 1961

 

* * *

 

Промчались сани...  Билась полость...

А я стою, вникая в звон.

Я знаю – в церкви нежный голос

Поёт рождественский канон.

 

Вся наша жизнь шумит и мчится,

Так далеко душе до звезд.

А та – моя, не шевелится,

Лишь, наклонясь, положит крест.

 

Пусть это сон… Проста причёска,

Чуть–чуть печален очерк губ,

И запах ладана и воска

Невыразимо сердцу люб.

 

Мы не умрём в пустыне снежной,

Он греет нас, собой одев,

Любимый с детства, нежный, нежный,

Живой рождественский напев.

 

1922

 

* * *

 

Решётка ржавая, спасибо,

Спасибо, старая тюрьма!

Такую волю дать могли бы

Мне только посох да сума.

 

Мной не владеют больше вещи,

Всё затемняя и глуша.

Но солнце, солнце, солнце блещет

И громко говорит душа.

 

Запоры крепкие, спасибо!

Спасибо, лезвие штыка!

Такую мудрость дать могли бы

Мне только долгие века.

 

Не напрягая больше слуха,

Чтоб уцелеть в тревоге дня,

Я слышу всё томленье духа

С Екклезиаста до меня.

 

Спасибо, свет коптилки слабый,

Спасибо, жёсткая постель.

Такую радость дать могла бы

Мне только детства колыбель.

 

Уж я не бьюсь в сетях словесных,

Ища причин добру и злу,

Но в ожиданьи тайн чудесных,

Надеюсь, верю и люблю.

 

1920-е годы

 

Рождество

 

В яслях лежит Ребёнок.

Матери нежен лик.

Слышат волы спросонок

Слабенький детский крик.

 

А где-то в белых Афинах,

Философы среди колонн

Спорят о первопричинах,

Обсуждают новый закон.

 

И толпы в театрах Рима,

Стеснившись по ступеням,

Рукоплещут неутомимо

Гладиаторам и слонам.

 

Придёт Он не в блеске грома,

Не в славе побед земных,

Он трости не переломит

И голосом будет тих.

 

Не царей назовёт друзьями,

Не князей призовёт в совет –

С Галилейскими рыбарями

Образует Новый Завет.

 

Никого не отдаст на муки,

В узилищах не запрёт,

Но Сам, распростёрши руки,

В смертельной муке умрёт.

 

И могучим победным звоном

Легионов не дрогнет строй.

К мироносицам, тихим жёнам,

Победитель придёт зарёй.

 

Со властию непостижимой

Протянет руку, Один,

И рухнет гордыня Рима,

Растает мудрость Афин.

 

В яслях лежит Ребёнок.

Матери кроток лик.

Слышат волы спросонок

Слабенький детский крик.

 

1926

 

* * *

 

Святися, святися

Тюрьмой, душа моя.

Стань чище нарцисса,

Свежее ручья.

 

Оденься, омойся,

Пучёчки трав развесь,

Как домик на Троицу

В берёзках весь.

 

Темница, чем жёстче,

Суровей и темней,

Тем солнечней в роще

Души моей.

 

Чем яростней крики

И толще прут в окне,

Тем льнут повилики

Нежней ко мне.

 

1919–1921

 

 

Слава! («Дивным узором цветы расцвели…»)

 

Пою Богу моему дондеже есмь.

 

1.

Дивным узором цветы расцвели.

                          Господи, слава Тебе!

Благоухает дыханье земли.

                          Господи, слава Тебе!

 

2.

Неугасимые зори горят.

                         Господи, слава Тебе!

Коростели за рекою кричат.

                         Господи, слава Тебе!

 

3.

Ясные реки звенят в тишине.

                        Господи, слава Тебе!

Длинные травы струятся на дне.

                        Господи, слава Тебе!

 

4.

Птицы поют в тайниках своих гнёзд.

                        Господи, слава Тебе!

Вечность мерцает в сиянии звёзд.

                        Господи, слава Тебе!

5.

Светлой грядою встают облака.

                        Господи, слава Тебе!

Чаша небесная дивно легка.

                        Господи, слава Тебе!

 

6.

Люди окончили день трудовой.

                        Господи, слава Тебе!

Песня встаёт над росистой травой.

                        Господи, слава Тебе!

 

7.

Дети уснули, набегавшись днём.

                        Господи, слава Тебе!

Ангелы их осенили крылом.

                        Господи, слава Тебе!

8.

Всё успокоенно гаснет окрест.

                        Господи, слава Тебе!

Но не погаснет над церковью крест.

                        Господи, слава Тебе!

 

1929

 

Сочельник

 

Встал я, бездомный бродяга,

Под тротуарный фонарь

Слушать любимую сагу –

Песенку снега, как встарь.

 

Тихая музыка снега,

Тайное пение звезд...

Пью тебя, грустная нега,

Сердцем, поднятым на крест.

 

В искрах серебряных ельник,

Комната в блеске свечей.

О, как сияет сочельник

В горестном ряде ночей!

 

Лёгкая детская пляска,

Дедушка – добрый шутник!

О, если б страшная маска

С жизни упала на миг!

 

Если бы жизнь улыбнулась,

Как над подарками мать!

Если б глухой переулок

Радостью мог засиять!

 

Если б в открытые двери,

В музыке, в блеске, в огне

Все дорогие потери

Нынче вернулись ко мне!

 

Встал я, бездомный бродяга,

Под тротуарный фонарь,

Слушать любимую сагу –

Песенку снега, как встарь!

 

31 декабря 1934

 

Старец Андроник*

(А. А. Лукаш)

 

Трудящийся в монастыре

да не гнушается и очищением

отхожих мест.

(Из поучений Ефрема Сирина)

 

Охотское море колышется мерно

Преступников в лагерь везёт пароход.

Великое горе, великую скверну,

Людское крушение «Джурма» везёт.

 

И тесен, и тёмен, и сыр, и угрюм,

И полон молчания трюм.

Но вдруг от одной поразительной вести

Народ встрепенулся и шёпот возник:

– В углу на корме раздаёт свои вещи

Одежду и обувь какой-то старик.

 

Какой-то старик. Неизвестный, безликий,

О, как уместился он в этих словах?

Простец добродушный и старец великий

Среди суетливых воров – схимонах.

 

Он не дрожит перед бедой,

Он всех подбодрит шуточкой,

Старик с опрятной бородой

В какой-то старой курточке.

 

В лагере чистить уборные,

Кто выполнит дело позорное?

Выполнит весело, тщательно, честно –

Только один этот старец, известно.

Да ещё скажет: «Ведь я не один,

Или не ведаешь? А Дамаскѝн?»

 

Но вот он санитар в больнице,

С ним хорошо больным лежится

Он как-то помогает им.

Да только ли больным?

 

Чу! Слышен шёпот у дверей:

– Пришли в кандéй** нам сухарей!

Пришли туда и покурить!

Он поспешает… Так и быть!

 

В бараке, в полутёмных сенцах

Он исповедует,

Епитрахилью – полотенце,

Но сердце ведает,

 

Как на тебя легко ложится

Его рука,

Как может дух омолодиться

От старика.

 

1950. Колыма

___

* Старец Андроник, в миру Алексей Андреевич Лукаш (1889–1974), монах Глинской пустыни, в июле 1940 года вместе с Александром Солодовниковым находился на этапе на пароходе «Джурма» и в дальнейшем близко общался с ним в лагере на Колыме. В 2009 году старец Андроник причислен к лику святых: http://www.pravmir.ru/uroki-prepodobnogo-andronika/ (Примечание составителей).

* * кандéй – карцер (Примечание автора).

 

Уголочки губ

 

Уголочки губ насмешливых

Шоколадом чуть измараны.

Как ни важничайте в кресле Вы,

Не обманете, сударыня.

 

Всё открыл разоблачитель шоколад –

Вам 17 лет и страшно тянет в сад.

Ах, невольно вашей бабушке

Отвечаю попугаем я.

Побежать бы с вами взапуски,

Поглупев неузнаваемо.

 

Что вы смотрите на кончик ваших туфель.

Голос бабушки: «Вы, батюшка, не глухи ль?»

Нет, довольно. Не могу и не хочу

Подражать опять учёному грачу.

Вот возьму, да поцелую я и внучке

Майским воздухом надушенные ручки.

 

Режьте, бабушка, мне голову – увы,

Я и так у Вас сижу без головы!

 

1915

 

Царевна Ирис

 

Царевна Ирис не улыбается,

Царевна Ирис лежит больна.

Царевнин рыцарь не знает сна –

Какую ведьму заставить каяться

За то, что Ирис не улыбается,

За то, что Ирис больна!

Царевна Ирис. Скажите рыцарю:

«Мой верный рыцарь, вперёд!»

Какой волшебник меня ни ждёт,

Я брошу вызов хотя бы тьмы царю.

Царевна Ирис, скажите рыцарю:

«Мой верный рыцарь, вперёд!»

 

Царевна Ирис с глазами синими,

Царевна Ирис лежит больна,

И скачет рыцарь, не зная сна,

Плывёт морями, бредёт пустынями.

Ведь Ирис, Ирис с глазами синими,

Царевна Ирис – больна!

 

1915

 

* * *

 

Я не устану славить Бога

За чудеса прожитых дней,

Что так была моя дорога

Полна светящихся людей.

 

За то, что ими был обласкан,

Общался с ними, говорил

Без опасения, без маски

И радость сердцу находил.

 

1960-е

 

Явления счастья

 

1.

Сегодня три счастья меня посетили:

Первое счастье – ливень весенний,

Второе счастье – тополя распустились,

Третье счастье – девчонки босые

Вбежали в подъезд, где я спасся от ливня,

 

Наследили на лестнице мокрые ножки,

Закрутились колечками мокрые косы,

И так смеялись мои баловницы,

Что был я готов расплескаться счастьем.

 

май 1939, Пермь

 

2.

Весна, и синь, и золото, и вишен серебро,

И маленькая школьница на станции метро.

Она шагает весело, припрыжкою идёт

С большим блестящим яблоком и папкою для нот.

 

Размахивает папкою, а яблоко в зубах,

И яблочная сладость в сияющих глазах.

Но от меня не скроется, не спрячется хитрo,

Что это мчится счастье по станции метро.

 

1963