Александр
Следков

Alter ego

Я был безрассудно молод.

Был он бесконечно стар.

Я веровал в серп и молот,

А он ни во что. Устал.

Я выделиться пытался,

Корпел, сочинял, искал,

А он ни за что не брался,

Живя как живут. Устал.

Ночами в квартирной келье

Я дольше прожить мечтал,

А он, тяготясь бездельем,

Мечтал умереть. Устал.

Так жили мы друг для друга,

Друг в друге себя храня,

Покуда в собачью вьюге

Он не схоронил меня

В родимой земле кабацкой

Вдали от кремлёвских стен,

А сам на ремне солдатском

Повесился в тот же день.

май 1989

Автобиографическая

На немощном краю Советской власти

В руинах обезглавленной часовни

Я доживал последние года.

За стенкой опустившийся профессор

Курочил коммунальную посуду

И клялся не жениться никогда.

Спасённый из зубов акульей пасти

Наивный и неопытный подводник,

Причина ненарочного вреда,

Курочил задохнувшийся компрессор,

Надеясь не на знанья, а на чудо,

И клялся не жениться никогда.

Прозаикопоэт, словесный мастер,

Поодаль проживающий на говнах,

В припадке мимолётного труда

Курочил том знакомой поэтессы,

Ругая матом критика-иуду,

И клялся не жениться никогда.

Лишь я один не принимал участья,

Лишь я один спокойным был и ровным

Как пред Ксантиппой выпивший Сократ,

И, вдалеке от бурного процесса,

Залёг в траву и наблюдал оттуда,

Поскольку был в четвёртый раз женат.

май 1993

В тот cамый час…

Когда линялый мим намазывает грим на сморщенную кожу,

И сигаретный дым летит, неповторим, в разбитое стекло,

В тот предзакатный час, когда любой из нас ещё чего-то может,

И открывает газ иль множит напоказ трёхзначное число,

В тот самый час когда сдвигается вода, влекомая луною,

И сонная беда с собою не в ладах ладах и взять не может след,

И жёны ждут мужей из чёрных гаражей к столу, и планы строят,

И жимолость свежей в тот час, когда уже меня с тобою нет.

июнь-июль 1996

Встреча

В который раз победно кончилась война,

Распалась рать на составные гайки,

И он приехал в город, где жила она

В отдельной многолюдной коммуналке.

Вслед за войной окончен был последний бал,

Мы шли домой проспектом коридорным,

А на асфальте между нами танцевал

Гуляка-ветер, мальчик беспризорный.

Бутылка красного вина, одна на всех,

По ходу дела вкруг передавалась,

Там, на войне оставлен был последний грех,

Как предрекал товарищ Нострадамус.

Обнявшись пальцами, они брели средь нас,

Все чаще и все больше отставая,

И, как случалось до войны, в который раз

Умчались в первом утреннем трамвае,

Умчались вновь, чтоб до войны побыть вдвоём

И не бояться никого на свете,

А может даже расписаться вдруг тайком

В каком-нибудь муниципалитете.

Витал над ними в небесах незримый рок

И предстояло вскоре расставаться.

О них вам многое поведать бы я мог,

Но вновь война, и надо собираться.

январь 1994

Когда…

Когда расступится над нами

Сплошной и бесконечный страх,

Растает лёд на проводах,

И телефонными звонками

Мы будем подняты впотьмах,

Смахнём лежащий в головах

Магический гранитный камень

И онемевшими руками

Шутя расправимся с замками

На бронированных дверях,

Толкнув плечом, осыплем прах

Кирпичный, вместе с пауками,

И половица под ногами

Сойдёт лавиною в горах,

Когда, запутавшись в словах

Ненужных, выйдем чужаками,

Подслеповатыми глазами

Узнаем время на крестах

И вздрогнем, обретая память,

От неожиданного «ах»,

И жалуясь, что живы сами,

Зашепчем лёгкими стихами,

Лаская имя на губах.

февраль-март 1994

Лунный камень

Моё окно разбивший лунный камень

Я отогрел тщеславными руками

И положил на полку в книжный шкаф,

Где, полные немыслимой печали,

Скорешковавшись, классики стояли,

Заначку пряча меж последних глав.

Средь них, не зная слова по латыни,

Я угорал, как эскимос в пустыне,

Не веря в препинания значки,

Но каждое божественное утро

Глядел в не загружавшийся компьютер

И рисовал чего-то от руки,

Рассеянно, как машинальный призрак,

Включал христопродажный телевизор,

Следя за объявлениями войн,

И долгими вечерни часами

Сидел перед слепыми зеркалами,

Влюбляясь в отражение икон,

Предпочитая медицине веру

И, ощущая собственную меру,

Держал сведённый палец на крючке,

Не уставая жить и ждать, а мимо

Шли в никуда иные пилигримы

С пожитками в тряпичном узелке.

март-апрель 1996

Отзвук

Застывший отзвук колокольный

Деревню вялую крестил.

Я, кажется, уже здесь был

Когда-то с бабушкой покойной

И видел солнце и траву,

Дома из брёвен просмолённых,

Крестьянок одухотворённых,

Узлы их рук и синеву

Их глаз рассеянных и чутких,

Морщинки, что вдоль век легли...

Там исходил из-под земли

Тончайший запах незабудки.

Теплее было, чем сейчас

Немного. Впрочем, нет. Едва ли.

Автобусы не прибывали

Столь часто, чрез каждый час

Сюда из свергнутой столицы,

Был ближе корабельный лес

И представляло интерес

Здесь умереть или родиться

Среди пословиц и примет,

И жить убого, по старинке.

Вот так сквозь три десятка лет

Влекут лубочные картинки

Назад, куда дороги нет.

сентябрь-октябрь 1989

Побег

Тек наркотик по ржавым венам.

Как душа, неприкосновенна,

Моя тень прижималась к стенам

И считала мои шаги.

За спиной во дворе тюремном

Добывали песок и кремний,

Пробавляясь водою с хреном

От покорнейшего слуги.

Я ушёл от них незамечен,

Не задет кулаком и речью,

Под ладонью бесилась печень,

Увеличенная вдвойне,

А в домах ожидали встречи,

Зажигали огни и свечи,

Коротая привычно вечер

С зеркалами наедине.

ноябрь 1992

Рождество

Прощальный год. Прощёная пора.

Кухонный стол. 0,7 в бутылке виски.

Тень женщины, которая вчера

Меня переводила на английский.

Под пухом оренбургского платка

Тень бабушки. И тень седого деда,

Который бы со мной наверняка

Употребил стопарь перед обедом.

Прошедшее столетье, месяц, день,

Собак пастушьих три лохматых тени.

Входная дверь не пропускает тень

Гэбэшников, стоящих на ступенях.

За ними тени зданий, городов

В тени страны, которая пропала,

Где вечный ветер носит тени снов

Как лоскутки ручного одеяла,

Где средь теней любезного ворья

Разыскивает истину моя...

январь 2015

Сон

За воротами сада вешнего,

Запираемого ключом,

С ангелами – детьми умершими –

Я играю цветным мячом.

ноябрь 1990

Судьба

Вперёд и вниз, до рокового круга,

До плена безнадёжной глубины

Судьба моя, неверная подруга,

Вела сквозь неразгаданные сны

По восковой поверхности Луны,

Бессмысленности выжженного луга,

Предчувствиям смертельного недуга,

Кошмарам слепоты и тишины,

Сквозь мрак бараков душных и чумных,

Конвойную озлобленность и ругань,

Когда я просыпался от испуга

И страха недоказанной вины.

июль 2003

Триптих

I

По тротуарам нищих городов

Печаль моя бродила неустанно,

Заторкана, пуглива, окаянна,

Испачкана в помоях грязных слов.

Ей вслед швыряли вялые цветы,

Ей посыпали путь иглою хвойной...

Печаль искала дом, где беспокойно

Спал человек, избранник суеты,

И, если бы его она нашла,

Будить не стала, только б поглядела

На равнодушно дышащее тело,

Немножко посидела и ушла

На цыпочках, боясь всего сильней,

Что он, проснувшись, выбежит за ней.

II

На свалке царства голых королей

Меж куч святой любви и славы тухлой

Валялась в унавоженной земле

Судьбы моей поломанная кукла.

А был ли я хозяином судьбы

Единственным или равным среди прочих?

Я никогда не возвращался ночью,

Чтоб убеждаться в верности рабынь,

Не возвращался, чтоб не ощутить

Коньячными губами вкус алоэ

И треснувший под кожей целлулоид

Не растревожить и не разлюбить.

Ведь никогда не знаешь наперёд,

Какую нитку дёрнет кукловод.

III

Сползая с крыш небесного дворца,

Прикрытого туманной паутиной,

Крупнокристальный, радиоактивный

Снег лег на лоб застывшего лица.

Одетый скудно, исхудавший царь

Среди кольца друзей двуногой стаи

Лежал в гробу, и снег чудесно таял

В порезах от тернового венца.

Любовь и смерть без меры и конца

Соединились, перейдя друг в друга.

Закоченев от страха и испуга,

Стоял поодаль стриженый пацан,

Догадываясь менее всего,

Что наступило царствие его.

ноябрь 1990

Фрагмент

Я Вам, когда совсем уйду,

Порой ночною буду сниться,

Брат черногривой кобылицы,

Мечтатель, странник и колдун.

А чуть шагнёте за порог –

Над ухом прядку приподнимет

И Вам моё нашепчет имя

Наивный лёгкий ветерок.

Ладонью если из ручья

Вам будет суждено напиться,

Моё лицо в ней отразится

И вновь Вас поцелую я,

А если на берег валун,

Прибоем брошенный, найдёте,

Сквозь слизь и ил на нем прочтёте:

«...мечтатель, странник и колдун».

январь 1987

Этюд

Осень в листьях меня хоронит,

Студит солнце на небесах,

Я смотрю на её ладони,

Закрывающие глаза,

Я утаиваю от зимних

Протянувшихся цепких рук

Беззащитность кленовых линий

И берез напускной испуг.

январь 1988

Я мог бы…

Я мог бы сбросить сто веков,

Швырнуть миллиард на кон,

Чтоб кончиков твоих сосков

Коснуться языком,

Я пил бы с ласковых ресниц

Шум вешнего дождя,

По линиям твоих ключиц

Ладонью проводя,

Я бога б в сердце поселил,

Сойдя с ума от слёз

И пальцы жадные спалил

В костре твоих волос,

И кожа лопнула б моя,

Открыв волокна мышц,

И мной пополнилась семья

Слепых самоубийц,

И я б уснул в твоей стране

Под куполом святым

На белой смятой простыне

С рисунком озорным,

И разгадал последний сон,

Себя в тебе губя,

Что был затем и порождён,

Чтоб полюбить тебя.

апрель 1991