Александр
Романовский

Ночь

Славно квакает лягушка ввечеру –
Будто с неба, а сама невдалеке.
И кузнечик на цимбаликах игру
Затевает где-то в тёмном уголке.

Ветра сонного прохладная волна
Между листьев прошмыгнула кое-как.
В дирижёрском фраке полная луна
К подчиненью приучила хор собак.

А коты сейчас подушечками лап,
Как бы нехотя, щекочут рёбра крыш.
Если вслушаться, по кафелю – кап-кап...
Где-то в душе... Но за всем не уследишь.

Эти звуки захватили не этаж,
А планету – эту сторону и ту.
Это юноши встревоженного блажь –
Он заснуть не может, смотрит в темноту.

Тишина шумит, вы скажете, опять?
Или это тихий шум? Нельзя понять.

Осень

Как стихи, что вспомнились невзначай,
Как вопросы к прошлому, как игра
Тростника, который себе молчал,
Пока был я счастлив... Теперь пора.

Это осень, отверстия просверлив,
Продышав, затянула «Чули ирок».
Это осень. (Весною я был ревнив,
А теперь поэтому одинок.)

На ступеньках, сделанных из минут,
Распластались жёлтые языки.
Это осень: «тик-так» или «тут как тут»...
Тяжело дыханье, шаги легки.

Ночь

Ночью
Брожу в одиночестве.
Темень
И снежная замять.
Тень меня не утешит,
Шелест не ублажит.
Верно, луну
Кто-то сглазил –
Ночью бесчинствует зависть.
Солнце закопано,
Ну а луна...
Где луна?

Зеркало

О, если б я был зеркалом твоим,
В которое глядишься каждым утром...
(А лучше тем, что в сумочке таскаешь.)
О, если б я был зеркалом твоим,
Которое подносишь близко-близко
К лицу...
Глазам,
Губам.

* * *

Приходит вечер,
А следом ночь.
А уж рассвету
И не перечь.
Ведь на границу
Похож рассвет –
Проходит кто-то,
А кто-то нет.

Аплодисменты

Внезапно всё стихло
И так же внезапно стемнело.
Задвигались тучи.
Сначала сверкнуло вдали,
А потом уже грохнуло рядом.
И дождь начался.
Мы панически окна закрыли,
Захлопнули двери.
Кто-то, глядя на улицу, обмер
(Как будто замёрз).
Ну а кто-то, представьте, затрясся.
И было так странно,
Что в комнате нашей зима,
А на улице
Аплодисменты.

* * *

Барабанит ливень – дрожит окно.
Фонари кромсают лучами тьму.
У тоски объясненье теперь одно,
И вопросы сводятся к одному.

Дождь на морось решил разменяться вдруг
(Намекает, что время проходит зря).
А зажмурюсь, так всё, что ни есть вокруг,
Начинает выделывать кренделя.

Пиала сохранила помады след,
Как и зеркало – ямочки этих щёк.
Стул запомнил платье (а платья нет!),
О плаще не может забыть крючок.

Дождь опять разошёлся – давай хлестать!
Но душе, ей богу, не до угроз.
Я в сырую темень гляжу опять –
Боль в глазах, а в комнате запах роз.

Автобус

Понедельник настал,
А рассвет
Ещё нет.
Отвечает автобус зевком на привет –
Пассажиров он видит нечётко.
И в железный, скрипящий, разинутый рот
Входят десять случайных домашних забот,
Плюс пятнадцать учёб и легальных работ,
И вдобавок одна подработка.
Вот автобус, рывками, под сельский акцент,
Через пять остановок направился в центр,
И опять подступила дремота.
Вторник был, как среда,
А четверг – ерунда.
Жаль, за пятницей сразу суббота.

На закате какая-то тяжесть во всём –
Солнце может собой продавить окоём,
У автобуса воет колодка.
И в него (что, кряхтя, одолел разворот)
Загружаются десять домашних забот,
Плюс пятнадцать учёб и легальных работ,
И, конечно, одна подработка.
И рывками, обратным путём, кое-как,
Через пять остановок он едет в кишлак...

В воскресенье затоплена баня,
На верёвке сорочка и брюки висят,
Запах города смыт от макушки до пят,
А затем уже плова густой аромат
Воцаряется главным желаньем.
И штанину, как саблю, заточит утюг.
И башмак в гуталине блестящ и упруг.
Наконец (городская примета),
Будет галстук для новой недели готов...
Тут и ключик подводит пружинку часов –
В понедельник вставать до рассвета.

* * *

С высоты
четвёртого этажа
птичьим глазом смотрю на мир.
Кто-то бьёт в нагору,
кто-то ветер дразнит автомобилем...
Иногда всё смолкает:
гудки,
барабаны
и речи.
Можно к небу глаза приподнять –
скоро вечер.

* * *

Любовь, хотя и океан, судов не рейде нет.
Язык влюблённому был дан, а слов пригодных нет.
Хоть сто веков растёт платан – плодов приличных нет.
Возможно, здесь какой-то план? Вы знаете ответ?

Был предрассветным ветерком, но вдруг тайфуном стал.
Любовью чистой был влеком – почти Меджнуном стал.
Я по земле бреду пешком, пока землёй не стал.
А кто-то любит воспарить, но вот, глядишь, упал.

Рука со страстью руку жмёт – отныне ты мне брат.
Но юной девы нежный рот отрадней во сто крат.
Когда душа с душой поёт, мы входим в райский сад.
А что земля не этот сад, никто не виноват.

Осень

Деревья облетают оробело.
Где пыль была, повис недвижный пар.
Они сейчас молчат, но то и дело
Роняют золото на тротуар.
И листья так безропотно ложатся,
Так валятся к подножью октября…
(О, ветер странствий! Где бы ему взяться?)
За них досадно, честно говоря.
В реке вода тиха, как из колодца.
Сады прохладней стали и нежней.
Деревья облетают. Сердце бьётся.
Начнутся ливни через пару дней.

Ушедшая весна
(Газель)

Весна, что тешила в пути, осталась за спиной.
А капли слёз, как и роса, не вызваны весной.

Кап-кап... И юность утекла – скатилась по листу.
Кап-кап... (Теперь уже из глаз – как будто не со мной!)

А некогда в любой слезе мерещилась звезда,
Цветок дыханье поражал дрожащей новизной.

Но что же с вами вдруг стряслось, весенние мечты?
Как молнии сверкали вы, но путь лежал иной.

И вот вся влага, что была, все слёзы и роса,
Смешались с проливным дождём, затем с речной волной.

Настало лето, мой Джамал, а с прочим без труда
Покончил жгучий поцелуй красавицы одной.