Свистят в разводах темноты
Полуслепые струи ливня,
Вода со звоном с крыш стекает...
За что планету в эту ночь
Гроза безжалостно стегает,
Как провинившуюся дочь?
когда руководители государства
возлагают цветы
к памятнику великого поэта,
не прочитав
ни единой его строки;
а если прочитали бы,
то узнали,
что этот поэт
стал великим потому,
что всю жизнь
боролся с такими,
как они.
Жизнь начинаем повсюду сначала –
В доме, на службе, в метро ли, в кафе ли;
Фракции делят министров портфели.
Их утверждать полномочный парламент
Вновь голосует полдня за регламент,
Спикер взывает: «Имейте же совесть!»
Климактерический муж за стеною
Жаркой любви предаётся с женою,
Стонут они и пружины в матрасе;
Сын их единственный мчится по трассе
Мимо избушек, опушек и просек;
В яму песочную писает пёсик –
Ржавой дворняжки с овчаркою помесь.
Резко с парковки взлетела «Ямаха»,
Лжец получил оплеуху с размаха,
Вышел в пустыне к оазису путник,
Вспыхнул звездою в созвездии спутник,
В жертву, потея, прицелился киллер,
Вновь на иврит переводится Шиллер –
Это ему превеликая почесть.
Гибнут шахтёры, спускаясь в забои,
Столь же глубокие, как и запои;
В пробке застрявшая автомобильной
Дама становится любвеобильной,
Поочередно моргает соседям –
Мол, мы успеем, покуда уедем,
Можно задаром, без долларов то есть.
Лазером выжжены все катаракты,
Обсуждены все дела и контракты,
Акты и пакты подписаны всюду,
Дали бомжам беспроцентную ссуду;
Антисемитов без спроса и паник
Возят в Освенцим, Дахау, Майданек,
Чтоб заглянули в минувшего прорезь.
Снова бесчинствует, будь он неладен,
Богопротивный бродяга бен Ладен,
Против него – всепланетный консенсус;
В детских садах изучают косеканс,
Вырубить зодчий планирует рощу,
Зять безутешный клонирует тёщу,
Спутав от радости счастье и горесть.
К ней приступаю внезапно и жадно,
И не взирая, что мысли спешат, но,
Словно от страха, стараясь прижаться,
Буквы одна на другую ложатся,
Пляшут слова, извиваются строки,
Замысел тает, как небо высокий,
Повествованье стоглазо, стоусто.
А у меня в голове пусто.
Знать бы, как отыскать его.
В центре города рушат «сталинки»,
Наводнились дворы хрычевками,
Говорящими там и тут,
Что поступят так и с «хрущёвками» –
Всё сегодня переоценено,
Может умником слыть дебил.
С пьедестала свергает Ленина
Президенты на руку скорую,
Возражения не терпя,
Переписывают историю
А пройдёт лишь немного времени,
И, невзгоды на них валя,
Всем им тоже дадут по темени
И на то я, ребята, сетую,
Что, летя под казацкий гимн,
Стала Родина эстафетою
От одних дураков к другим.
26 апреля 2008 года в одном из городов Украины
приготовили бутерброд с салом
шириной 1 метр и длиной 50 метров,
Кто от веянья моды губу раскатал
Без учёта того, что был рад бы иной
На хрена он вам сдался, такой бутерброд,
Что ж вы дразните их, обнищавших людей,
О труде вашем весть дразнит также и власть,
Что же это такое: до нынешних пор
Вы, наверно ребята, забыли о нём.
Ах, вы, сволочи, славы хотите, молвы?
Снова замер народ возле смертной черты.
Чтобы сало полезло из всех ваших дыр,
От бомжей и до лордов, – а смех всей земли
В книгу чудо-рекордов уж точно б внесли.
В научной и в писательской среде,
Что у меня заветного нигде –
В любви сгорев, я воскресал в труде,
Не бунтовал, когда иных венчали,
А падал на земном пути в печали,
Но всё, чего достигну и достиг,
Ничто в сравненье с тем, когда на миг
Пожалуйста, не плачь передо мной –
Ведь я не то что слёз, а и одной
Твоей слезы, любимая, не стою.
Мы все уйдём – иного нет удела.
Душа, как птица, вырвется из тела
Ну а пока она не отлетела,
Спешу запечатлеть твои черты,
Мечтая, чтоб в моих сонетах ты
Мне не дано узнать, на сколько лет
Я в памяти людской оставлю след,
Но коль не обессмертит мой сонет
Тебя, то он, – и в том сомненья нет –
Благодаря тебе, бессмертным станет.
Произнести обиднейшую фразу,
Которую из уст моих ни разу
Сонетами твой слух, едва лишь с глазу
На глаз мы оставались... Сверхвелик
Мой грех, любимый омрачивший лик
Мой ангел, во спасение любви
Чадру печали чёртовой сорви
Что слава, что признанье, что престиж?!
Быть иль не быть?
Простишь иль не простишь? –
Вот в чём вопрос. Дожить бы до ответа.
Пред тобою, поскольку повинна.
Как ты мне дорога,
Я целую твой след
И, любя без подсказок и правил,
Я бы тысячу лет
Вся чиста, как родник,
Взгляд глубок и провидчески зорок.
Верно: мал золотник,
Мой сверхпреданный друг,
Ты меня, как никто, понимаешь,
Рук спасательный круг
Гасишь разницу лет
Между нами, когда при вопросах
Ты мне даришь ответ
В мир предательств и лжи,
Где ценой верховодит Иуда,
Ты откуда, скажи,
Словно утро зимой,
Озаряешь собою обитель,
Мой мираж, ангел мой,
Искуситель, хранитель, спаситель.
* * *
Над Сан-Мишель со мною рядом,
А я гляжу безумным взглядом
И сам парю под стать птенцу,
Предчувствуя твои объятья.
Единственное, что сказать я
Могу, – тебе Париж к лицу.
Поклонники повсюду вьются рядом
И осыпают комплиментов градом
По одному преследуют и стадом,
Покуда повод не найдут любой
Отвлечь меня, чтоб встретиться с тобой
Невольно воздыхателей маня,
Не забывай о том, что на меня
Но только не гони и не брани
Завистников моих. Да что они? —
Я сам себе завидую, Марина.
Погулять во дворе.
Обожаю октябрь
В этом месяце я
Появился на свет.
Дорогая моя,
Чтоб чуть-чуть отдохнуть.
Почему бы двоим
Нам с тобой не махнуть
Там я буду спасать
Своё тело и дух,
Там я буду писать
И в осеннему Крыму,
Словно вызов летам,
Как века, обниму
Трёхсотлетний платан.
Я чувствовал не раз мороз по коже –
Такое чувство на ожог похоже,
Я жить хочу, но да поможет Боже
Из жизни раньше мне уйти, чем ты,
Хоть окуну в печаль твои черты
Как я тебя хранил в былые дни,
Так без меня Господь тебя храни,
То всё равно с богиней наравне
Ты будешь даже в трауре по мне, -
Собратьям по перу
За жизнью гаснет жизнь –
одна, вторая, третья...
Неважно, кто из нас кого переживёт,
Для правды не щадим ни духа, ни горба, –
Пусть лавры отберут и с пьедесталов стянут.
Неважно, с кем из нас повенчана судьба,
Пусть будет бездна книг, а бед – наперечёт,
Где не был, – будет мир,
а там, где был, – продлится.
Неважно, в ком из нас какая кровь течёт,
А важно, чьи стихи ей не дадут пролиться.
* * *
Под небеса, куда-нибудь спеша,
Моя неотделимая от плоти
Ей тренировка эта пригодится:
Когда-нибудь под вздох последний мой
Придётся ей от плоти отделиться
Предсмертная записка
(Вариант)
День рожденья. Тире. Дата смерти.
Не взыщите – я так поступил
Это мой и удел, и предел.
Новых лет жизнь не выдала ссуду.
Извините, ведь я не хотел.
Слово чести – я больше не буду.
Болваны и умы,
В чертовской круговерти
Живя на свете, мы
И мысль о ней пока
Мы гоним прочь куда-то,
Точь-в-точь спустя века
Нам даже думать лень
О том, что время дарит…
Но каждый божий день
И каждый час. Да что
Там день и час, коль даже
Мгновение, и то
Всех старит на себя же?!
Но это пустяки:
Нет более печали,
Чем быть в конце строки
Всё выходило так, как надо,
Без грома пушек и атак,
Покуда к целям шла команда,
Когда же цели были взяты,
То стала вдруг в борьбе за трон
Команда что кулак разжатый,
Где пальцы смотрят в пять сторон.
Когда ещё я молод был
И «Жигулёвское» из бочки,
Сия традиция живая
Поныне: я, почти седой,
Грущу, в машину заливая,
И президентского предтечи,
И президента самого
Слыхал и слушаю я речи,
В которых та же H2O.
Любовь сожжёт быстрее дней остаток,
Который краток и отнюдь не сладок –
И если ослепляет красота,
До коей был ты в молодости падок,
Ум приведёт эмоции в порядок,
А что, коль ум не обуздает чувств,
И, как умалишённый, ты из уст
Да будь что будет! Ибо на черта
Жить без любви, хоть в старые лета
Она не только счастье, но и плаха.
Жалят голову мою.
Самому себе вопросы
Кто, даря любовь и ласку,
Как в далёком детстве, мне
Рассказал бы на ночь сказку
Кто сказал бы, что разбудит
Утром завтрашнего дня,
И что в нём, конечно, будет
Но из тех, кто б сделал это,
Никого на свете нет.
Слишком долго ждёшь рассвета,
Я ворочаюсь упрямо,
Чтоб улечься как-нибудь.
Мне бессонница, как дама,
И ни словом, ни касаньем
Мне отныне не помочь.
Вот уже и наказаньем
Вместо счастья стала ночь.
Ровесники меня пускай простят.
Как страшно говорить «остаток жизни»,
Но давит донельзя годов громада
На следующем круглом рубеже.
Что говорить, кто мне ответит, надо,
А годы лишь у вечности несметны,
Уходят, как вода сквозь решето.
Что надо говорить тебе, о смертный,
Прадедушка мальчишеского роста,
На выцветшем лице морщин печать.
Что говорить, когда за девяносто?
Да ничего. Навеки замолчать.
Зажмурились прибрежные леса
И полуобреченно подпирали
Ночь полную луну в реке купала,
Пока она, как пара пустяков,
Монеткой золотою не упала
Сердце
Рождённым, чёрт побери,
Кровавым смешным мешочком,
Который, нас вместо тары
Используя, просто так
Раздаривает удары –
Немыслимое занятие:
Без мига на перерыв
Работать всю жизнь на сжатие
И только раз на разрыв.
Дорога впереди длинней,
Чем за спиною.
Ты до последних дней по ней
Иди со мною.
Из ранних стихов
Дорога позади длинней.
Умом раскинешь
И станет ясного ясней,
Чем старт, из памяти уже
Годами стёртый.
Пора б на этом рубеже
И, по-ребячьему глупя,
От счастья тая.
Жизнь растранжирить на тебя,
А может, выбрать путь иной,
Жить по-другому
И стать к грядущему спиной,
Перевернуть наоборот
Порядок действа:
Идти назад, а не вперёд,
И будет впереди длинней
Опять дорога.
Я б шёл по ней до первых дней,
Ну, а короче говоря,
Явился б снова
В тот день десятый октября
Чтоб от всего на свете впредь
Отгородиться.
И в день рожденья умереть,
И вновь родиться.
_____________
*Мой день рождения.
Погружённое во тьму,
Море Чёрное названью
Море с небом одногодки,
Любят ночью подремать.
Спят, в причал уткнувшись, лодки,
Спит под лунною дорожкой
Золотая глубина.
Вот бы лодкой, словно ложкой,
Море вычерпать до дна.
Молитва
Срывает листвы золотую парчу,
Хоть я и безбожник, но в страхе счастливом
«Господь, обрати свои взоры к поэту.
Быть может, я слаб в богомольных азах,
Но всё же безгрешную женщину эту,
За жест, преисполненный таинств и дрожи,
За взгляд, что лучится сродни янтарю,
Навек одари её счастием, Боже,
От губ нелюбимых и злого совета,
От слёз и от боли, подобной огню,
Храни её, Боже, на многие лета,
Услышь – и да сбудутся помыслы эти,
Которые к небу восходят мольбой.
Ведь если исполнит их кто-нибудь третий,
Ты волен за дерзость святыми перстами
Меня покарать, но её не покинь.
и знай: если б мы поменялись местами,
Я б все твои просьбы исполнил. Аминь!»
Если дети и внуки
Отошлют меня на фиг,
Я куплю себе дога,
Он, конечно же, будет
Гладкошерстным брюнетом
И лежать у порога
И следить, не жалея
Духа, нюха и слуха,
Чтоб туда не влетела
Ни букашка, ни муха.
Он снесёт бессловесно
Все на свете лишенья,
Чтоб ничто не мешало
Проходя мимо дога,
Сам такой же отшельник,
Я пожму ему лапу
А потом, у камина
Восседая в пижаме,
Помассирую холку,
Встречу взгляд, благодарней
Человечьего вдвое,
По зрачкам прочитаю
Только я опасаюсь
Одного: чтобы Фафик,
Словно дети и внуки,