Александр Ратнер

Александр Ратнер

Четвёртое измерение № 29 (593) от 11 октября 2022 года

Репетиция

* * *

 

Всю ночь не спал. Не хочется вставать.

Притягивает, как магнит, кровать

Меня за острокрылые ключицы.

Не потому ли я лишился сна,

Что за окном бесчинствует весна,

И, оглушая мир, хлопочут птицы?!

 

При каждом повороте простыня

Слегка хрустит, тепло твоё храня,

И я по ней качусь к другому краю,

Где, по уши лицо своё топя,

Подушку обнимаю, как тебя,

И, замирая, запах твой вдыхаю.

 

Под утро, отодвинувшись к стене, 

Я видел – ты спала лицом ко мне,

С себя бесстыдно сбросив одеяло,

Хоть с вечера укуталась в него,

Да так, что от дыханья твоего,

Казалось мне, оно само дышало.

 

Ты помнишь, как до этого под ним

Мы были существом с тобой одним,

Когда, обнявшись и отвергнув спешку,

Совместно сочиняли сказку из

Порывов, перерывов и реприз –

Отрывистых и долгих – вперемежку?

 

Что было дальше, помнишь ты едва...

Когда вступила ночь в свои права

И высыпала звёзды из подола,

По неба перевёрнутой воде

Плыла-скользила от звезды к звезде

Златая полумесяца гондола.

 

* * *

 

Пить некому. Стоят вино и водка.

Наполнены бокалы. Тостов нет.

И на плите забыта сковородка,

В которой пляшет бешеный омлет.

 

Не праздник, и не памятная дата.

Сегодня балом жизни правит злость –

Ведь из того, за что я пил когда-то,

Пересчитать по пальцам, что сбылось.

 

Мы на земле с тобой не новосёлы.

Здесь мало сути, много чепухи...

Когда бы мог, за стих один весёлый

Я б отдал все печальные стихи.

 

Прощёное воскресенье

 

Неминуемо в дни весенние

Без посредников и помех

Нас Прощёное воскресение

Настигает, стегая всех.

 

Каждый, мысленно став на паперти,

Нечестивым боясь прослыть,

Извлекает грехи из памяти,

Чтоб прощенья за них просить.

 

Только с Господом – невезение:

Он молчит и невидим он.

Как в Прощёное воскресение

Ты узнаешь, что им прощён?

 

Да никак. Потому заранее

Знаешь то, что за грех любой

Покаяние – покарание,

И не кем-то – самим собой.

 

Что прощения зря воскресного

Ждёшь, как зелени в феврале.

Это просто Суда небесного

Репетиция на земле.

 

* * *

 

Ты ладонями голыми,

Исполненными огня,

Стиснула мою голову,

Будто лепишь меня

 

Из одушевлённой глины.

И вот на лице всерьёз

Возникли глаза-маслины,

Уши, с горбинкой нос…

 

Рождался мой облик, глупый

От счастья, и, впредь глупя,

Скорей мне вылепи губы,

Чтоб целовать тебя.

 

* * *

 

Вагон. Купе. Четыре полки.

На каждой полке – по душе,

Чьи сны разбиты на осколки,

Как если б яйца Фаберже

 

Упали с неба. В дебрях сонных

Полз поезд, верный рельсов раб,

И перестук колёс вагонных

Перекрывал за стенкой храп.

 

Соседи по купе вертелись,

Сна – ни в одном у них глазу.

Потом вскочили и оделись,

Чтоб снова встретиться внизу.

 

И вмиг, без щучьего веленья,

В купе, напоминавшем склеп,

Возникли водка, и соленья,

И красный лук, и чёрный хлеб.

 

И, как возникли, так исчезли.

Пир полуночный сон сулил,

И храп грассировавший если

Их прежде злил, то веселил.

 

Шёл поезд через перелесок.

В купе блаженно каждый дрых,

И, как с экранов, с занавесок

Исчезли тени четверых.

 

Им душно было, будто в бане.

Лишь на столе, пустом уже,

При встречах сталкивались лбами

Крутые яйца Фаберже.

 

* * *

 

Поддерживают сосны свод небес

И облака, прилипшие к нему,

И, ежели стереть с пейзажа лес,

То небо с ними рухнет. Одному

 

Ли мне такое в голову пришло?

Да нет, уже всё было – поучал

Философ, чьё высокое чело

Рождало мысль – начало всех начал.

 

Так, значит, мир ничем не удивишь?

И первым быть ни в чём нельзя? Ну что ж:

А кто-нибудь подметил, что камыш

На эскимо на палочке похож?!

 

А кто-нибудь писал или сказал –

Учёный ли, философ ли, мудрец –

Что наша жизнь похожа на вокзал,

Где продают билет в один конец?..

 

* * *

 

Бежит река. Ей берега тесны.

Она их расширяет половодьем,

Когда скрипят слепые льды весны

И угрожают дремлющим угодьям

 

Разливом. Сквозь века бежит река,

Издалека – так, будто убегает,

И тесные, как платье, берега

Теченьем, точно шторы, раздвигает.

 

Река растёт притоками, и в ней

Они рекой становятся. Она же,

Хотя от них становится полней,

Но веселее и смелее даже.

 

Бежит река с кольцом моста в носу,

Без визы убегает за границу.

Похожа днём, под солнцем, на лису,

А ночью, под луною, – на волчицу.

 

Бежит река, торопится, как мать

К ребёнку, что погибнуть может вскоре…

Бежит река, мечтая морем стать,

Хоть вся от слез солёная, как море.

 

* * *

 

Крошат июня жернова

Остатки мая, и, соосны,

Стоят, вонзившись в небо, сосны,

Щекочет корни им трава.

 

На крону с кроны, как огонь,

Переметнулась белка, следом –

Другая. Летом, словно пледом,

Река до дна согрета. Конь

 

В ней морду утопил слегка –

Он жаждою такой болеет,

Что, кажется, река мелеет

От каждого его глотка.

 

Заречный луг в росу одет,

Тумана рушатся террасы,

И птицы, скрещивая трассы,

В полёте празднуют рассвет.

 

* * *

 

За женщиной, как за богослуженьем,

Старик, крестясь, следит из-за угла,

Пытаясь угадать воображеньем,

Какой она в девичестве была.

 

Разглаживает в мыслях ей морщины,

Закрашивает пряди седины,

И кажется ему: за ней мужчины

Ухлёстывают, ибо влюблены.

 

И точно так же дама пожилая

Следит за ним, пытаясь угадать,

Каким он был, когда, любви желая,

Мог мирозданье за неё отдать.

 

Она ему расправит в мыслях плечи

И лысину прикроет париком,

И девушки ему кивнут при встрече,

Как будто с каждой издавна знаком.

 

Но это всё игра, воображенье,

Оно погаснет, а взамен его

Приводит память их умы в движенье,

Забыть не позволяя ничего.

 

И возвращает к повседневной драме.

И вот опять идут невдалеке

Та женщина, увядшая с годами,

И тот мужчина с палочкой в руке.

 

И, разминувшись в многолюдной массе,

Она и он плетутся наугад,

Не зная, что в одном учились классе

Всего лишь век какой-нибудь назад.

 

* * *

 

Непостижимо постепенны,

Подбросив солнце, как батут,

Бродяги-волны в шапках пены

Устало к берегу идут.

 

И в каждой дышит шторма трепет

От бесполезной с ним борьбы.

Они идут, а ветер треплет

Им поседевшие чубы.

 

И по одной, вослед поклону,

За что-то каясь неспроста,

Целуют берег, как икону

Их бесконечные уста...

 

* * *

 

Отец-художник не без превосходства

Автопортрет свой сыну показал.

‒ Не удивляйся, что не видишь сходства,

Таким я буду в старости, ‒ сказал.

 

Но до неё он не дожил. Картина

Висела в мастерской его. Она

Не представляла интерес для сына,

И он забыл о ней. Но времена

 

Прошли и шли, имея продолженье.

Сын возмужал, а после ‒ постарел

И в зеркало не раз на отраженье,

Он, не скрывая ужаса, смотрел

 

И сетовал притом на жизнь людскую.

Однажды, незадолго до конца,

Случайно заглянул он в мастерскую

Давным-давно забытого отца.

 

Там доверху всё было в паутине,

И солнце в ней запуталось, слепя.

Внезапно ахнув, на одной картине,

Как в зеркале, увидел он себя.

 

Его от сходства этого знобило,

И замер с удивлённым он лицом,

Которое назад полвека было

Провидчески угадано отцом.

 

И сын-старик на склоне жизни длинной

С тех пор и до своих последних дней

Нередко путал зеркало с картиной,

Да так, что даже брился перед ней...

 

* * *

 

Сестре Элеоноре

 

Как промчались года,

как с тобой мы неслись вместе с ними!

И за каждый из них дорогой заплатили ценой.

Сколько женщин чужих

называл я в порывах родными,

А по сути лишь ты мне была и осталась родной.

 

После горьких разлук я при встрече от счастья немею,

Ну а если бы мог, марш турецкий сыграл на трубе –

Ведь сильней, чем тебя, видит Бог, я любить не умею,

И смертельней скучать не способен я, чем по тебе.

 

В этом мире земном, неприкаянном и окаянном,

Перевёрнутом трижды за всей нашей жизни года,

Как живётся тебе там, за морем и за океаном,

Разделившими нас, слава Богу, что не навсегда?

 

Ты гостила три дня, и в них так же, как в пору былую,

Оба наперебой мы с тобой выдыхали слова.

Не поверишь, но я до сих пор ту подушку целую,

На которой к утру ты на час засыпала едва.

 

Запах твой – словно воздух.

Ещё мы продолжим беседу,

Будет встреча в ответ, на которой смахну я слезу.

Что бы ни было, знай,

что к тебе я, сестричка, приеду,

Прилечу, приплыву, прибегу, приплетусь, приползу.

 

* * *

 

Марине

 

Это счастье – с рассветом проснуться

И понять, что на свете из всех

Женщин хочешь к одной прикоснуться,

Приглашая спросонья на грех.

 

Что никто тебе больше не нужен,

Только женщина эта одна,

Пред которой ты обезоружен,

Равно как пред тобою она.

 

И рассвет нежелательно-ранний

Поместит в свой бесстыдный Ютуб

Совмещение ваших дыханий,

Замыканье короткое губ.

 

Дольше вечности сцена немая.

Светом плоти разорвана тьма...

И, на руки её поднимая,

Понимаешь, что сходишь с ума.

 

* * *

 

Ну что, февраль, который ты по счёту?

Не помню, да и знать я не хочу.

Послать бы и тебя, и зиму к чёрту

И радоваться первому грачу.

 

Ещё он далеко, хотя в проекте

Весны на март под первым пунктом, но

Возможны изменения – про эти

Подробности узнаем всё равно.

 

Ну, а пока, едва рассвет забрезжит,

Услышать можно, если повезло,

Как первый луч-алмаз для окон режет

И для витрин небесное стекло,

 

А утро в них его вставляет сразу.

Уже природа, склонная ко сну,

Очнувшись от него, проходит фазу

Начала превращения в весну.

 

Ледок на лужах радует подвохом.

Разорван горизонт, как сто рубах,

И тише, чем молитва, с каждым вдохом

Похрустывает воздух на губах.

 

Поэты, поэты...

 

Порою мы живём на выдохе без вдоха,

И ночь сменяет ночь, и в сутках нету дней.

Хорошие стихи идут, когда нам плохо,

И тем они сильней, чем автору больней.

 

Наверно, повелось так от царя Гороха,

Времён молочных рек-кисельных берегов:

Хорошие стихи идут, когда нам плохо,

И голоса богов на стороне врагов.

 

И если счастье – хлеб, то нам досталась кроха,

Но рады мы и ей, приняв счастливый вид.

Хорошие стихи идут, когда нам плохо,

Настолько, что душа бескровная кровит.

 

Стремится нас подчас эпоха, как пройдоха,

По одному и всех, прихлопнуть, словно моль.

Хорошие стихи идут, когда нам плохо,

И мы, спасаясь, в них переливаем боль.

 

Когда ж нам хорошо, мы втайне ждём подвоха,

Как вести из Бермуд, как лести от иуд.

Хорошие стихи идут, когда нам плохо,

И дальше, после нас, в бессмертие идут...

 

* * *

 

Чем пишутся стихи – пером?

Да нет, чернилами и кровью,

А это так вредит здоровью,

И не кончается добром.

 

Где пишутся стихи – везде?

Да нет, скорей в лицейском сквере,

В котором Бог, по меньшей мере,

Нашепчет сказку о Балде.

 

А трудно пишутся? Да нет,

Легко, лишь надо, в одиночку,

Потратить жизнь взамен на строчку,

Чтоб в ней воскреснуть как поэт...

 

* * *

 

М.Р.

 

Живое всё – трава, цветы и сад

Покуда отражает их мой взгляд.

Живые ливень, лошадь и река,

Пока моя их трогает рука.

И даже гром, летя по небесам,

Живой, пока его я слышу сам.

 

А я живым до тех пребуду пор,

Пока меня твой отражает взор,

Пока, до невесомости легка,

Меня твоя касается рука.

Я буду жив, пока твоё «люблю»,

Рождённое дыханием, ловлю...

 

 

© Александр Ратнер, 2022.

© 45-я параллель, 2022.