Александр
Ратнер

* * *

Летний день случился, как подарок.
Солнцем горизонт размыт вдали.
Заблудилась между иномарок
Старая «шестёрка» «Жигули».

Да и сам я, если честно, тоже
Заблудился между молодых.
И хоть с ними становлюсь моложе,
Но не откажусь от лет своих.

Ни одно своё воспоминанье
Не отдам, как новые мечты.
Из годов давно я строю зданье,
И оно заметной высоты.

Я с него намного дальше вижу
Молодых, которые живут
По соседству, этажами ниже,
И благославляю их уют.

Нет во мне к ним зависти и злости,
Ибо годы всех согнут в дугу…
Я бы к молодым спустился в гости,
Но потом подняться не смогу.

Сонет

Порою пережить чужой успех
Трудней провала собственного вдвое.
И зависть задевает за живое
Того, кто гложим ею, как на грех.

Не стерпит униженье он такое:
Лишится сна, его покинет смех,
Среди былых пристрастий и утех
Ему уже ни дня не жить в покое.

И перед визави, прошу учесть,
Он будет рассыпаться в ложной лести,
При этом втайне строя планы мести.

Рифмуются не зря же «лесть» и «месть».
Но и не зря созвучно с ними вместе
То, что завистник не имеет, ‒ честь.

* * *

Снег шёл всю ночь, и первым делом
Покинув даль и высоту,
Он, словно мелом, крася белым,
Под всем земным подвёл черту.

Снег сочинён небесным магом,
И в честь него прервав ночлег,
Я выхожу и первым шагом
Лишаю девственности снег.

А он мне отвечает хрустом,
Как будто сообщает код.
Я ослеплён его искусством
Свой афишировать приход.

В часы небесного набега
Мне б прогуляться по дворам,
Дабы из снега, как из «Лего»,
В любом из них построить храм.

А после, может, улыбнуться,
Взглянув на девушку тайком,
И специально промахнуться
В неё запущенным снежком.

* * *

Когда б вы знали, из какого сора
Растёт между возлюбленными ссора, ‒
Почти из ничего, из пустоты,
Как у забора жёлтые цветы.

Когда б вы знали, как искрятся взоры,
Сопровождая встречные укоры,
И вслух какие страшные слова
Одна другой дарует голова.

Когда бы знали вы, насколько скоро
Погаснет разгоревшаяся ссора,
И те, кто из неё создали ад,
Вдвоём возьмут свои слова назад.

Они узнают, из какого вздора
Растут сплетенье рук и нежность взора,
И о любви наперебой слова,
Губами увлажнённые едва...

* * *

Ты под жизни финал,
Дней последний виток,
Вспомни первый фингал,
Первый водки глоток.

И заплывы за буй,
В драке выбитый зуб,
И смешной поцелуй
Мимо девичьих губ.

Их доверчивый плен,
Сам в него взятый вдруг,
И ожог от колен
Их раздвинувших рук.

И морскую волну,
Что в накате поёт.
Первых строк слабину
И последних ‒ полёт.

Вспомни тех в том числе,
Кто тебя, и не раз,
В прошлом ждал на земле,
Как на небе сейчас.

И тогда, о мудрец,
Могут, будь на то власть,
Первой жизни конец
И бессмертье совпасть.

* * *

Меня уже пытаются спасать,
По сути же, в судьбу мою вмешаться,
Советуя для вечности писать,
Чтоб, уходя, в поэзии остаться.

Но не забочусь я об этом ‒ мне
Важней остаться в жизни, и тогда я,
Быть может, что-то вечное вполне
И напишу, влюбляясь и страдая.

Призвание поэта с давних дней ‒
Писать, к чужим отвергнув зависть перлам,
О чём-то, но предтеч своих сильней,
А лучше ‒ написать о чём-то первым.

Прекрасно понимаю это, но
Боюсь, чем ближе к аду или к раю,
Что не взлететь мне выше, чем дано,
Хоть до конца я, что дано, не знаю.

В незнанье том, досаде вопреки,
Живёт надежда слог поймать высокий,
Чтоб вырывались им из-под руки
Досель недосягаемые строки.

И, щедрый вдохновенья господин,
Ты, получив с небес благословенье,
Напишешь (ай да Сашка, сукин сын!)
Своё «Я помню чудное мгновенье...».

* * *

Когда, метаясь по равнине,
Метель вошла в свои права,
По вечерам в моём камине
Воюют пламя и дрова.

Взираю не без удивленья
И к сожаленью своему,
Как пламя жадно жрёт поленья,
А те противятся ему.

На каждом ‒ то сучок, то складка.
А пламя пляшет, ворожа.
Оно потрескивает сладко
От дровяного мятежа.

Ползёт без спроса по полену,
Шьёт из огня ему пальто.
(Сюда бы рифму: папа Лену,
Но папы нет, а Лена ‒ кто?).

Как ненасытна пасть камина
И огрызается огнём.
О, сколько бедных Буратино
Сгорят, невыструганых, в нём?!

Огонь становится строками,
Едва подвластными перу.
Ста золотыми языками
Сначала слижет с дров кору,

Потом в два счёта их состарит
До состояния трухи,
А мне зато тепло подарит,
Чтоб я вам с ним дарил стихи.

Прощальный сонет

Памяти Дмитра Павлычко

 
Учитель мой, мы онемели оба,
Хоть разная у нас молчанья суть.
Я, к сожаленью, не стоял у гроба,
В котором плыли Вы в последний путь.

Но в лучшем мире мы когда-нибудь
Вновь встретимся, и нашей дружбы проба
Не потускнеет, и ничья нас злоба
Не сможет друг от друга отвернуть.

Я, Вашему оставшись верен слову,
Из уст еврейских выдыхаю мову ‒
Не это ли Вы ждали от меня,

Ученика, но и единоверца,
Живя в котором, как второе сердце,
Не гаснет искра Вашего огня?!

* * *

В том доме, где я родился,
Теперь магазин «Подарки».
Там свет из витрин пробился
К подъезду, почти под арки.

Составили там соседство
Бокалы, вазы, сервизы.
И я захожу, как в детство,
В слепящий салон без визы.

В нём всё убираю взглядом,
И прошлое вмиг воскресло:
Диван, раскладушка рядом,
Сервант, пианино, кресло.

В нём ‒ дедушка-иждивенец,
Презрев валидол напрасный,
Шепнул себе: ‒ Спи, младенец
Мой... (дух перевёл) прекрасный...

И дух испустил... Впервые
Я радовался, рыдая,
Что мама с папой живые
И бабушка, вся седая.

Очнулся и, если честно,
Так больно было для глаза
Увидеть, что там, где кресло
Стояло, сверкает ваза

Высокая, дорогая,
Казавшаяся кометой.
А я стоял, не мигая,
Ослепший от слёз и этой

Одной из салонных пленниц.
И шёпот, до боли ясный,
Услышал вдруг: ‒ Спи, младенец
Мой... (пауза вновь) прекрасный.

* * *

Наши годы ‒ это наши друзья,
От которых отказаться нельзя,
Ими надо дорожить, чтобы жить,
И всего себя в них надо вложить.

Наши годы ‒ это наши враги,
От которых ты ‒ беги не беги –
Но за жизнь заплатишь ими долги,
А в остатке ‒ под глазами круги.

Наши годы ‒ это наши кнуты,
Торопясь под их ударами, ты
Миру лучшие являешь черты,
Достигая, как мечты, высоты.

Наши годы ‒ это наши следы,
Но не те, что на песке у воды,
А иные ‒ чтобы, даже седы́,
Наши внуки были ими горды.

Наши годы... Разве наши они?
Пролетают ‒ только глазом моргни.
Не убавить чтобы, ‒ Боже храни!
Не добавить их, похоже, ни-ни...

* * *

Подпирают высь плечами
Вдалеке вершины гор.
Утро спицами-лучами
Вяжет солнечный узор.

Обезумев от мороза
И прикинувшись святой,
Белокожая берёза
Щеголяет наготой.

Приютило небо птицу
С облаками наравне.
Разрезают, точно пиццу,
Ветви солнце в вышине.

Ветерок ласкает кручу
И предвидит с ней ночлег.
Поднебесье нянчит тучу,
Ну а туча нянчит снег.

И снежинки, кроме шуток,
Из господней мчатся тьмы
Вниз на белых парашютах,
Как десантники зимы.

* * *

Будь другу другом,
А не рабом.
Свети округам
Высоким лбом.

Сотри ладони
До мозоле́й.
Забудь на троне
Про мавзолей.

Ты не Сенека ‒
Его лишь тень.
Пусть дольше века
Твой длится день.

Дари усердью
Тех дней сполна,
Чтоб жизнь бессмертью
Была равна.