Александр Межиров

Александр Межиров

Из книги судеб. Александр Петрович Межиров родился 26 сентября 1923 года. В Москве. Воевал, ранен, контужен и демобилизован в сорок третьем… Через пять лет окончил Литературный институт имени А.М. Горького. Активно печатался, издавал книги, преподавал. И много переводил. Получил признание, премии... С 1992-го живёт в США...

Всё, о чём я очень коротко упомянул, подробно изложено в Сети и книгах. И о многих деталях биографии Александра Межирова мне довелось узнать из самых разных источников. Всё это я читал, изучал, ещё не подозревая, что познакомлюсь с АП в Нью-Йорке, в начале 2005 года. Да, классик советской и русской поэзии уже давным-давно обосновался в центре Манхеттена…

 

Александр МежировМы встретились-пересеклись с Александром Петровичем на очередной презентации журнала «Слово/Word». Авторы читали стихи, гости слушали, главный редактор – вещал. И я читал, а потом подошёл к АП – ну как не подойти?! – что-то невнятно сказал о моём почтении к патриарху, как всё неожиданно и приятно и т. д. и т. п. И, грешен, дерзнул спросить о своих стихах – мол, слушали ли, как вам, что посоветуете...

Ответ был немногословен, Александр Межиров вообще немногословен – тем более в таком возрасте. Но он сказал главное:

– Да, конечно, внимательно слушал. Вам не нужны советы. У вас есть главное: Вы – свободны.

– Но ведь есть какие-то систематические ошибки, слабые стороны...

– Это всё второстепенно.

О какой свободе он говорил? Нет, не о свободном владении техникой стиха. Это можно набрать, наработать. Думаю, о личной свободе – как в темах, так и средствах их раскрытия. Об элементарной «небоязни» в выборе – «о чём писать» и «как писать».

Не раз я вспоминал этот неожиданный ответ. И всё больше соглашаюсь, что «свобода» – главное.

Думаю, что вопрос личной творческой свободы, раскрепощённости, свободы от всем известного «как бы чего не вышло» – был важным вопросом и для самого Александра Межирова – в течение всей его жизни. Надо ли напоминать, что в ТОЙ жизни, в ТЕ времена это было важным вопросом для всех…

Позже мы ещё несколько раз встречались на презентациях и в клубе поэтов Нью-Йорка. Несколько раз я заезжал за ним, чтобы помочь собраться, привезти на встречу и отвезти домой. Бывал у Межировых дома, где всегда с улыбкой меня встречала его жена Елена.

Нью-Йорк подавляет АП. Несколько раз мы ездили с ним по Манхеттену, и каждый раз он вслух выражал своё восхищение:

– Какая громадина! Ведь что понастроили, это просто немыслимо – всё это построено человеком... Это нечто!

И опять я поддерживаю разговор, тем более что и сам каждый раз, уже семнадцать лет, удивляюсь нагромождению небоскрёбов на этом небольшом острове.

– Это ведь невозможно описать в поэзии, – говорит Межиров, – достойно описать невозможно, нет тех слов!

Соглашаюсь, опять соглашаюсь… Но при очередной встрече всё же решаюсь прочесть ему свою версию о Нью-Йорке:

 

Город-улей – миллионов. Я – один.

Гонят улиц мили в молы: «Welcome in!»

Подо мной червей сабвеи вглубь ползут,

выгрызают, как себе я, – землю, путь.

Надо мною небоскрёбов миражи –

муравейники, где в робах – мураши.

Город-призрак: и знакомый и чужой,

вниз летящий – в катакомбы, ввысь – чижом.

Город стонет под бетоном, тянет вниз,

за мостами вместе тонут – Бруклин, Квинс.

Давят здания-колоссы слизь толпы.

Давят жёлтых такс колёса – в топь и пыль.

Словно осы нас уносят, как пыльцу,

опылять подъездов розы, местный ЦУМ.

За спиной пролёты-плети – авеню –

бьют со стритами дуплетом... Не виню...

 

Он выслушал, помолчал...

– Ну, знаете, Вы такое написали... даже не знаю... наверное... Это да... Это нечто...

Примерно так он и выражает свои впечатления. Как оценить такой отклик? Трудно... Но позже, читая ему разные стихи по телефону, я научился распознавать реакцию АП. Когда очень понравилось: «Ну, вы – Поэт...» или: «Вы написали вещь!». А межировское «Нечто!» – это оценка, поверьте мне. Услышать «Вы молодец» – тоже похвала стихотворения, а не вас лично.

В остальных случаях будут полунейтральные слова... И это я тоже слышал. Конечно, стихи о войне вызывают у него обострённую реакцию – это межировское, сердцевинное. Но у мэтра нет ревности к посягающим на «его» тему. Он давно выше этого. Очень давно…

Он живёт в центре Манхеттена в многоэтажном доме, из окон которого открывается вид на город. Недалеко проплывает тот самый Гудзон, который Маяковский росчерком пера переместил под Бруклинский мост. Где-то в закоулках Манхеттена живёт и дочь Маяковского, удивительно похожая на отца. И ещё 14 миллионов живёт в этом огромном городе и его пригородах. И множество «наших» – русских эмигрантов. И среди них Александр Межиров – обычный американский пенсионер.

Обычный?! В определённом смысле да, – таких пожилых людей, всю жизнь обитавших в других странах, работавших иногда во вред Америке (о! не только генерал Калугин) сейчас на пенсии «по старости» (так и называется) в цитадели международного империализма предостаточно.

Но, конечно, Александр Межиров не обычный пенсионер. И дело не в его знаменитом «Коммунисты, вперёд!», за которое одни до сих пор ему благодарны, а другие – с усмешкой вспоминают как нонсенс: автор стихотворения теперь в Америке! Ну да – в Америке. И Евтушенко – в Америке, и Коржавин – в Америке...

А кто помоложе, из современных?! Хватает. Ох, эти поэты...

Только поэты? Ладно, не будем сейчас о певцах, композиторах, фигуристах, хоккеистах... Где кроется проблема, почему это вызывает если не осуждение (причём, немалое), то раздражение.

А Тургенев и Горький своей прошлой зарубежной жизнью не раздражают? Почему американцы не вычеркнули из списка «американских» писателей Хемингуэя, прожившего двадцать четыре года в Гаване? В чём разница?

Неужели только в новом человеке – «гомо советикус» – со своим уникальным менталитетом?

Уверен: дело не в том, что кто-то живёт там, а в том, как живут в это время тут. Не потому ли к Хемингуэю претензий нет? Ну жил себе в Гаване и ладно. Жил-то не лучше, чем средний американский писатель в это же время в самой Америке. И к Артуру Кларку, жившему с 1956-го в Шри-Ланке тем более претензий нет. Его жизнь – его Шри-Ланка. Но вот эти все евтушенки, межировы, коржавины... Думаю, живи они в Шри-Ланке, всё было бы спокойнее. А лучше бы в Уганде или Гаити. Тогда вообще – герои!

Евгений Евтушенко продолжает преподавать, успевает выступать, выпускает антологии русской поэзии и не забывает о своём учителе Александре Межирове. С теплом говорит о нём на каждом выступлении и обязательно навещает, приезжая в Нью-Йорк. Именно его заслуга в том, что появилась последняя книга избранного АП – он её готовил вместе с автором. Не раз я слышал от Елены: «Это всё Женя, если бы не он…»

Вот мы и снова обратились к Межирову, написавшему «Коммунисты, вперёд!». Да, написал. И не раскаивается. Не в чем раскаиваться! Так тогда дышалось, так тогда писалось. И не о коммунистах оно, а о войне в первую очередь. Собственно, моё знакомство с поэзией Межирова началось с этого стихотворения. Оно звучало на каждом официальном концерте в честь... в годовщину... в юбилей... в ознаменование... Кто этого не помнит? Разве что совсем молодые... Но вот что удивительно – я опять и опять был готов слушать пронзительные строки. Да и сейчас, когда та эра в прошлом и столько разного, вполне справедливого и не очень, сказано об эпохе строительства коммунизма во благо такого непонятливого к неизбежным жертвам и неблагодарного за стойкость вождей народа, даже здесь, в Нью-Йорке, – вдали от мест столь отдалённых, после Шаламова, Солженицына и Разгона – я читаю это стихотворение снова, и отдаю должное поэтической мощи автора. Если оценить текст одним словом, то прозвучит, извините за пафос: «Шедевр!»

Но, конечно, поэт Межиров заслужил себе место в Поэзии не этим стихотворением, вернее, не только этим. Он прежде всего поэт-фронтовик. Тема войны звучит в его стихах, подписанных разными датами на протяжении десятилетий. Помните его знаменитое:

 

Пули, которые посланы мной,

не возвращаются из полёта,

Очереди пулемета

режут под корень траву.

Я сплю,

положив голову

на Синявинские болота,

А ноги мои упираются

в Ладогу и в Неву…

 

А кто не слышал:

 

Мы под Колпино скопом стоим,

артиллерия бьёт по своим...?

 

Именно так – «Артиллерия бьёт по своим» – названа последняя книга Александра Межирова, подготовленная его учеником (о чём он сам с гордостью говорит) – Евгением Евтушенко. Презентация тома избранных произведений АП состоялась в известном «21 книжном магазине» Нью-Йорка. Александр Петрович, как обычно, был молчалив, казалось, он не слушает выступающих... Он погружён в себя. Иногда рассеян. И все уже привыкли к этому. Но вот кто-то говорит о стихотворении «Артиллерия бьёт по своим»: мол, прошло около полувека с момента его написания, а оно...

 

И вдруг Александр Межиров вставляет мгновенную фразу, как ударом кия по шару: Сегодня ровно 50 лет! Удивление у многих. Но мне уже знаком такой Межиров. И мне иногда казалось, что он невнимателен, не слушает, и, скорее всего, были такие моменты тоже. Но вдруг его ответ, его реакция на вопрос или поэтический текст – абсолютно чёткие, понятные. Без суеты, без недомолвок…

Он чувствует себя неуютно, когда вокруг много людей, особенно незнакомых ему. Лучше один на один. Ещё лучше по телефону. Тогда он раскрывается, более разговорчив. Он с жадностью берёт предложенные ему книги или распечатки стихов. Я не был уверен, читает ли он сам. Всё же – ЗА 80!

Но на одной из презентаций АП читал прямо с листа и без очков. И удивил многих.

Вот и на презентации книги – удивил.

Дошла очередь и до меня. Хорошо зная стихи Александра Межирова, включая эмиграционные, я уже заметил огневое чувство юмора поэта. Разве не замечательно:

 

Кто мне она? Не друг и не жена.

Так, на душе ничтожная царапина.

А вот – нужна, а между тем – важна,

Как партия трубы в поэме Скрябина.

 

Или:

 

За то, что на чужбине

Жил, а не выживал,

Неясен был общине,

Но не претендовал

На дружбы, на участья, –

Избегнуть жизнь смогла

Смертельной скуки счастья

Её Добра и Зла.

Как жил? Да так – безбытно,

Ни рай, ни благодать, –

И было любопытно

Всё это наблюдать.

 

И я решился на шутку под названием «Эмигранты, вперёд!».

Читал и наблюдал за реакцией Межирова.

И завершил:

 

Хоть когда, хоть куда,

Хоть на маленький срок,

За железный забор, до закрытых ворот,

Сквозь Овиры

по миру,

но чаще

в Нью-Йорк,

– Эмигранты, вперед! Эмигранты, вперёд!

 

Межиров улыбался.

А ведь могло быть иначе. Зрители тоже встретили хорошо, смех и аплодисменты.

Свою книгу с этим посвящением я и подарил Межирову.

Но выговор всё же получил: от главреда «Слово/Word» – Ларисы Шенкер.

Смутившись – не обидел ли Поэта?! – я позвонил через несколько дней Межировым.

Подняты две трубки в разных комнатах, на другом конце провода – Александр Межиров и его жена Елена. Объясняюсь, вопрошаю...

– Ну что вы, Миша, перестаньте. Очень милое посвящение, мы смеялись. И предавайте привет вашей очаровательной жене...

– Миша, всё замечательно, это было нечто, – вторит сам Александр Межиров.

Ну слава тебе... Конечно, «свобода», столь ценимая Межировым, но в пределах свободы других... Не так ли? Оценка «нечто» тоже мне уже знакома.

А привет жене... передаётся постоянно с того визита, когда мы были в их доме перед очередной презентацией. Ну очень приглянулась жена поэта жене Поэта.

И всё же, меня не отпускает главное воспоминание о Межирове, не имеющее отношение к поэзии.

Каждый раз, когда я везу его в своём авто, он повторяет: Вы замечательно водите машину... Опять и опять. А ведь вожу я так себе, средне. В первый раз я ещё не знал, почему и как Межиров оказался в Америке. Своя эмиграция отодвинула все события жизни там на задний план. Позже прочёл. У каждого свои причины, есть они и у Межирова. Готовы осуждать? Обсуждать? Вместе с журналюгами-прощелыгами. Меня – увольте!

Не забыли случайно «не судите, да не судимы будете...» Я не забыл. А наказание – свой крест – каждый несёт сам. Поэтому я столько раз слышал от Поэта: «Вы замечательно водите машину...» – тихо, задумчиво, грустно…

Пусть будет так. Я подвожу его к подъезду, мы поднимаемся в квартиру, нас встречает Елена... Передаю из рук в руки. Прощаюсь. Выхожу из дома и бросаю взгляд наверх. Передо мной небоскрёб в 50 этажей, но я не могу отделаться от впечатления, что это огромный книжный шкаф, где на одной из полок, среди тысячи других, есть книга с названием «Александр Межиров», которую я только что брал и читал. Пытался читать...

 

Михаил Этельзон

 

Нью-Йорк

Декабрь 2006 года

 

P.S. О поэтическом альманахе «45-я параллель» и разделе «Вольтеровское кресло» я Александру Петровичу потихоньку-помаленьку растолковал. Заодно уточнил дату рождения. Ведь зачастую встречаются два варианта: 6 сентября и 26 сентября. Но правильная дата – только 26 сентября. Так сказал классик!

 

Иллюстрации:

Александр Межиров и Михаил Этельзон в Нью-Йорке;

Александр Межиров и главный редактор издательства

«Слово/Word» Лариса Шенкер – на презентации журнала.

 

PS-45. 22 мая 2009 года в США, на 86-ом году жизни, скончался известный русский поэт Александр Межиров... Александр Петрович – один из последних знаменитых поэтов фронтового поколения. Он кремирован в США, а прах Александра Петровича перевезён на Родину. Церемония прощания с поэтом прошла в Переделкино 25 сентября 2009 года.

 

Шар отпустив земной...

 

Без слёз проводили меня...

Не плакала, не голосила,

Лишь крепче губу закусила

Видавшая виды родня.

Александр Межиров

 

9 мая. День Победы. Звоню Межировым – поздравить, как это делал и раньше, всё реже заставая голос на другом конце провода. Трубку берёт жена Лёля, искренне рада звонку... Поздравляю, прошу передать привет и поздравления Александру Петровичу... В ответ почти будничное, усталое, извинительное: «Александр Петрович в больнице, всё очень плохо, последние дни, вот и дочь приехала...»

Плохо было последние годы. Сейчас – очень....

Еду в Манхэттен, в обычный американский «Рузвельт госпиталь», где в обычной палате рядом с обычным чернокожим американцем, ожидающим обычного удаления пропитой в юности печени, лежит под аппаратами гремевший на всю страну – ту страну, в ту эпоху – поэт-фронтовик Александр Межиров

Мы были знакомы с начала 2005-го: несколько встреч на презентациях журнала «Слово/Word», несколько поездок на машине по Манхэттену, несколько визитов домой, несколько разговоров по телефону, стихотворение «Александру Межирову», принятое им с характерным «это нечто», и шутливое «Эмигранты, вперёд!», встреченное с улыбкой и тем же «нечто», – слишком поздно и слишком мало, чтобы писать об этом много.

Но иногда, словно дежавю, аллюзия, реминисценция (называйте, как хотите) вспыхивало: «мы под Колпино скопом стоим, артиллерия бьёт по своим...», «Мальчик жил на окраине города Колпино...», – то самое Колпино, где я четыре года жил и работал «молодым специалистом».

«Межиров»? – да ведь эта фамилия наверняка происходит от подольского местечка Межиров, около моей Винницы, а недалеко от него местечко Снитков, из которого явно вышли Снитковские, включая мою бабушку по отцу. И ведь оказалось, что Межиров знал: его предки по отцу – из Межирова на Подолье, славившегося своими печатниками. Когда-то там была большая синагога, сейчас – её развалины, а местечко теперь называется селом...

Мне нравилась чеканность его строк: ничего лишнего, каждое слово на вес свинца (золото и серебро оставим поэтам одноимённых веков русской поэзии) – иначе поэты-фронтовики писать не умели. Жизнь, а вернее, смерть научила писать именно так: каждое слово – пуля, каждая строка – снаряд, каждое стихотворение – бой. Всё – настоящее.

А техника стиха? – редчайшие, отточенные до полузвука рифмы. Сейчас это редкость.

«Который час, который час, который час на свете белом?»

Он был немногословен, по крайней мере, таким я застал его в своей жизни. И сегодня он молчал, с закрытыми глазами уже из какого-то своего «между» слушал классическую музыку. А на радиоприёмнике рядом с койкой была записка с просьбой – ради больного не переключать станцию, с такой музыкой ему легче.

«Какая музыка была, какая музыка играла...», – и бедный сосед по палате, отработавший своё мусорщиком (и это – Профессия!), тоже слушал оперы и симфонии, возможно, впервые в жизни. И ему это помогало в ожидании новой жизни после операции – уже инвалидом. Спрашиваю его, знает ли он, кто лежит рядом. Да, ему сказали, что это известный русский писатель. Даже подарили книги... на русском языке. Возможно, для него это событие… Чёрт его знает… Межиров слушает музыку, и я пытаюсь утешить и обнадёжить его темнокожего соседа.

«Я подымаю веки, лежу усталый и заспанный», – так Межиров написал в своём знаменитом «Воспоминании о пехоте». Именно это стихотворение всплыло в памяти. Нет, – сейчас иначе: «не подымая веки…»

«Я сплю, положив под голову Синявинские болота, а ноги мои упираются ...» Нет, – «положив голову на Манхэттенские высоты...» А ноги? – да, конечно, «в Ладогу и в Неву».

«И на мое плечо на погон полевой, зелёный падают первые капли, майские капли дождя», – поразительно: моросил майский дождь, под которым я возвращался домой и повторял его строки, звучавшие сегодня по-другому.

Дежавю? Жизненные аллюзии? Реминисценции? – называйте, как хотите...

«Пули, которые посланы мной…» Нет, – «строки, которые созданы им».

9 мая... На Брайтоне неровным строем идут ветераны, скрывая под медалями и орденами свои раны. Идут за две отчизны от Москвы…

Памяти Александра Межирова

(Реминисценции)

 

Строки, которые созданы им,

вдруг возвращаются из переплётов,

очередью пулемёта – режут под корень, ревут...

Он спит, положив под голову Манхэттенские высоты,

а ноги его упираются в Ладогу и в Неву.

 

Не подымая веки, лежит усталый и заспанный,

тлея костром неярким, шар отпустив земной.

И, когда я отворачиваюсь, пряча лицо своё за спину,

Манхэттенские высоты хлюпают вместе со мной.

 

А когда-то вставал и делал он – шаг в атаку,

ветер боя летел и свистел у него в ушах.

Но пятился фронт, и рушилась жизнь рейхстагом,

когда он делал – свой... второй... шаг....

 

И белый флаг вывешивал вражеским гарнизонам,

складывая оружие, в сторону отходя.

А по плечам его – отяжелевшим, бессонным –

били вслед, как сегодня, майские капли дождя.

 

А он уходил всё дальше, минуя снарядов разрывы,

шагая за океаны, забыв про военный устав.

И на привале в Портленде жил «эмигрант» игриво,

а пепел с цигарки стряхивал у Бруклинского моста.

 

Весна между тем крепчала, и глотки охрипли станций,

по мировым эфирам денно и нощно пыля,

требуя у противника безоговорочной капитуляции,

чтоб и его знамена бросить к ногам Кремля.

 

Но, просыпаясь словно, вдруг вспоминали что-то,

смежив державы веки: Межирова наяву...

Он спит, положив под голову Манхэттенские высоты,

а ноги его упираются в Ладогу и в Неву.

 

И снится в окопах Колпино, пристрелянные кюветы,

Синявинские болота, и пушками – по своим...

Закончились все вопросы и найдены все ответы:

земля ему... в Переделкино,

он прахом вернётся к ним.

 

Михаил Этельзон

 

Нью-Йорк

9–22 мая, 2009

Подборки стихотворений