* * *
Здравствуй, Волга и свежесть моряны,
Дом родной и дымок из трубы!
Как давно не бывал я в Икряном,
У истоков капризной судьбы!
Здесь без матушки холодно в доме,
Без любимой сестры и отца…
Лишь лампадка горит у иконы,
И Россию всю видно с крыльца.
В ней церквей златоглавые свечи,
А на травах роса, как слеза,
И звенит, где солотник, у речки
С мелодичным шуршаньем коса.
А в серванте тетрадки из школы,
Где лиловые кляксы с пера…
Здесь мои зарождались глаголы
Из уроков любви и добра.
Обмелели речные протоки,
И всё реже поют соловьи…
Я поэт переломной эпохи,
С деревенской живинкой в крови!
А вокруг меркантильные нравы,
Нувориши стригут барыши…
Слава Богу, что эти отравы
Не спалили крестьянской души.
Хлещет время, как пиво из крана.
Вижу, предок седлает коня…
Все надежды мои и утраты
Бумерангом стреляют в меня.
* * *
Я с трудом размыкаю капкан немоты,
Не могу докричаться до ровней своих…
А на Красном бугре вырастают кресты
Закадычных друзей – одногодков моих.
Ах, какие все были они пацаны!
Но спились иль погибли в разборке крутой…
Мы – последние дети великой страны.
Это кто там стоит у обрыва с клюкой?
Лейтенанту в походах не жмут сапоги:
Он в боях пол-Кавказа прошёл без дорог
И в Чечне схоронил половину ноги,
Но безногий сапог, как зеницу, берёг…
Я оглох от словесной пальбы и вранья,
От казённых бумаг леденеет висок…
На колхозных полях – караван воронья,
Да седую полынь заметает песок.
На лугах у Икрянки растёт лебеда.
На корявых дорогах – удушливый смог…
И опять я шагаю, видать, не туда.
А куда, если ерик совсем пересох?..
Есть примета, что много грибов не к добру:
Будет много гробов и семейных утрат.
…Это кто там стоит на кручёном яру –
Мой двойник, лейтенант или маленький брат?..
* * *
Владимиру Подлузскому
Я отстал от сумрачного века,
Где погоду делает «Газпром»
И в руке блажного человека
Верещит обласканный смартфон.
Я читаю по старинке книги,
Иногда пишу карандашом…
И ложатся солнечные блики
На полы, где топал малышом.
А теперь вот перегуды-гусли
Слышу я над русой головой….
То не лебеди, а в небе гуси
Над Россией и моей судьбой.
Было дело – рассыпали гранки,
Как экзамен, жизнь не пересдашь…
И кувшинки ерика Икрянки
Не заманишь в бодрый репортаж.
А в чулане пахнет керосином,
Вечностью и бражкой молодой…
Я колдую пёрышком гусиным,
И лечусь травою-чередой.
И растёт берёзка из слезинки, –
Вырвалась, кудрявая, на свет!
Гусли-перегуды из глубинки
Берегут нас в окаянный век.
Чирик
Среди заснеженных ветвей
Вдруг зачирикал воробей!
Другие не поют в мороз,
А он не прячет клювик-нос:
– Чирик – прыг-скок – чирик-чи-рик!
К погоде снежной он привык.
Не улетел на тёплый юг
Со стаей ласковых подруг.
Отважно прыгает у ног:
– Чирик – прыг-скок – чирик – прыг-скок…
За крошкой хлеба под трамвай
Стрельнул, – чирик, – не унывай!
Романтик, озорник, поэт!
Роднее птиц на свете нет.
И городской его мотив
Дороже благостных молитв!
Он предан Родине и смел.
С утра чирикает – пострел!
Проспект ему и дом, и стол.
– Чирик! – божественный глагол.
В этом доме колючие сны…
В этом доме колючие сны,
Будто хвоей набили подушку,
И шершавые шишки сосны
Бередят мою грешную душу.
Чуть колеблется пламя свечи,
На окне отражаются блики…
Это тёща в кромешной ночи
У иконы читает молитвы.
Как знакомы святые слова,
Что глаголила бабушка в детстве!
Поседела моя голова,
Потерялся серебряный крестик…
Только тянет в родные места
К заповедным кувшинкам лимана.
Слава Богу, что совесть чиста,
И жива моя добрая мама.
Сколько бурь пронеслось над страной!
Ветер свеж и, как рельсы, протяжен…
Ничего – мы тряхнём стариной
И отважно по рюмочке вмажем!
Я испил свою чашу сполна
И в распутье не сбился с дороги.
Краснопёркой вплывает луна
Прямо с неба в заветные строки.
Я опять у обрыва стою.
Мне до крови обветрило губы.
Всё равно эту землю люблю,
Как умеют любить однолюбы.
* * *
От рожденья до вечности
Только Родины свет!
Вновь за окнами плещется
Волга в сизый рассвет.
И туман над осокою
Вяжет млечный узор…
Мне бы кречетом-соколом
На отеческий двор!
Там под шиферной крышею
Распевает скворец.
Под раскидистой вишнею
Вяжет снасти отец.
Там у мостика с яликом
Рай для жёлтых утят,
Пахнет морем и яблоком,
И золою утрат.
Там под сливой на лавочке
Я девчат целовал!
Мама, милая мамочка,
Ставь скорей самовар.
Мы нащёлкаем чурочек,
Чтобы круче был чай,
Прибауткою-шуточкой
Всю разгоним печаль.
По обычаю веником
Подметём у ворот.
Над Икрянкою-ериком
Красно солнце замрёт.
И, подковами цокая,
Конь взлетит на бугор!
…Мне бы кречетом-соколом
На отеческий двор!
Кукушка
А кукушка с берёзы опять куковала:
Всё «ку-ку» да «ку-ку». И отважно «ку-ку»!
И считал я «ку-ку» – сколько жить на веку.
А она, как на грех, куковать перестала.
И обидно мне стало до вещей слезы,
Что я скоро уйду из прекрасного мира,
Где любил постоянство Полярной звезды,
Шорох трав, всплески вёсел и волн Бахтемира.
Где нашёл я однажды подкову в золе –
«Опалённое счастье», – промолвила мама.
Я влюблялся и пел, как скворец на заре,
И меня целовала Крестовая Дама!
Каркал ворон – предвестник разлуки-беды,
И дрожала роса на кустах краснотала.
Я стоял на яру у дремучей ветлы.
…А кукушка с берёзы опять куковала.
В Икряном
Отечества и дым
Нам сладок и приятен!
Гавриил Державин
Вот опять я босой, без рубашки и кепки,
В жаркий полдень стою на пригорке крутом,
Где мои православные русые предки
Всей артелью над Волгой поставили дом.
Стал посёлок намного уютней и краше!
И, как век, опалённый тугим кумачом,
Обложился по самые древние крыши
Красно-бурым и белым кой-где кирпичом.
На высоких верандах – корзины черешен.
Не в печах, а в духовках пекут пироги.
Красотища кругом! Да не видно скворечен,
И беднее уловы из вечной реки…
Отступает вода. Дальний берег всё ближе.
Все слышней над ракитником гомон грачат!
А над жёлтым песком головёнки мальчишек,
Точно крепкие шляпки опёнков торчат!
Зной густеет, как сок передавленной сливы.
Выгорает трава вдоль седых берегов…
По горячей тропе я спускаюсь к заливу,
В голубую прохладу, как в толщу веков.
Все печали мои, как рукою снимает,
Утишается боль, отступает беда!
Кто сказал, что живою вода не бывает?
В речках детства осталась живая вода!
Я наплаваюсь всласть и взойду на пригорок
Просветлённым душой и таким молодым!
… Дым Отечества сладок, приятен и горек.
Только где он, Отечества сладостный дым?
По-над Волгой туман. Красный бакен мигает
Догорающим углём в древесной золе…
Клён печально шумит – клён меня понимает,
Прикипая корнями к родимой земле.
Примета
Когда под моряной пружинили ветки,
И волны качали изменчивый мир,
Я бросил на стрежень три звонких монетки,
Чтоб снова вернуться к реке Бахтемир.
Чтоб снова увидеть морские разливы,
По берегу детства пройтись босиком…
Услышать, как в сумерках падают сливы,
И гуси на Каспий летят косяком.
Чтоб вспомнить друзей закадычных ватагу,
Футбольные страсти и знойную тишь…
Но там, где купал я гнедую конягу,
В протоке шумит шелопутный камыш.
Белёсые чайки похожи на плавки,
Рыбацкие шлюпки гребут по волнам.
И вечный трудяга – знакомый мой бакен,
Рисует фарватер гудящим судам.
Я помню: под вётлами дымно и жарко,
Мы смолим бударку с умелым отцом.
…Где вётлы и добрая наша бударка?
Спилили тутник у ворот, за крыльцом…
Под ним мы в обнимку с девчонкой сидели,
Всё было впервые и сложно у нас.
И сердце стучало на самом пределе,
Как севший на мель одинокий баркас.
…Гуляет моряна, и сушатся сетки.
И чалится к пирсу могучий паром.
А я уезжаю. Бросаю монетки…
И белая лебедь мне машет крылом!
Январские ночи
Январские ночи студёны и долги.
Луна налипает на стёкла фрамуги,
И сыплется хвоя с божественной ёлки,
Как будто заколки с причёски подруги.
И тикают ходики возле гардины,
И капает ямбом вода из-под крана,
Как звонкая рифма великой Марины –
Слегка приглушённо, морозно и странно.
Воркует голубкой вода в батарее.
Тепло и уютно. Все в доме уснули.
Янтарною каплей густой акварели
Мерцает нарядное платье на стуле.
Но дышат соблазном другие картины,
Старинные вальсы, бенгальские свечи,
И вкуса прогорклой осенней калины
Открытые томно роскошные плечи!
Все было и будет прекрасно и мудро:
И ёлки, и вальсы, и шорохи снега!
…Январь истекает. За окнами утро.
И длится любовь до скончания века.
© Александр Лайков, 1988–2021.
© 45-я параллель, 2021.