Александр Карпенко

Александр Карпенко

Четвёртое измерение № 11 (359) от 11 апреля 2016 года

Пограничник зимы и осени

* * *

 

Красный конь по стремнине пройдёт,

Кувыркнётся на горных просторах –

И дряхлеющий мир обоймёт

Светозарный и радостный сполох.

 

И по контурам тёмным земли

Пронесётся как вихрь, загрохочет –

И воронкой проснётся вдали

Кутерьма этой пламенной ночи…

 

Второе рождение

 

…Шло время – и стрелки дрожали:

Минуты решали спасенье!

Но странно, как дни не совпали:

В субботу твоё воскресенье!

 

И мщенье поруганной воли,

Как верно заметил Набоков,

И смерть, и рожденье – всего лишь…

Причуды смешливого бога.

 

И кратно присутствие пули

Полётному вымыслу чаек,

Как будто тебе намекнули,

Что в мире ты

Не случаен.

 

* * *

 

Безоглядно бреду

                   по лесу я.

Что несу я в себе,

                   вы спросите.

Я – шаткое равновесие,

Пограничник

          зимы и осени.

 

Я студент

          затянувшейся сессии –

Той, что даст

          просветление якобы.

Я – шаткое равновесие,

Винтовая лестница Якоба.

 

Что же там, вдалеке, за взорами?

Там вершина, там бездна,

                          глыбы там.

И тебя я маню озёрами,

Пленной плавая

                  пенной рыбиной.

 

Астролог

 

В туннеле страха путь так долог…

Он не приемлет ворожбы.

Что знаешь ты, больной астролог

Своей мятущейся судьбы?

 

Как напоён тревогой воздух!

Какой туман в пространстве лет!

И кажется, на небе звёзды

Все поменяют вдруг свой цвет.

 

И наши вздорные привычки

Не будут значить ничего,

И кормится из рук, как птичка,

Безумье – шаткостью всего.

 

Но помнишь: под покровом ночи,

Когда по листьям дождь хлестал,

Ты сам себе всё напророчил,

Ты сам свой путь предначертал –

 

И эти северные строки,

Немое зарево мольбы,

Где сердцу светит одиноко

Туманная звезда судьбы.

 

На мыслях бороздится мета,

И странно постигаем мы:

Кто исчерпал дорогу света,

Спускается тропою тьмы.

 

…Что знаешь ты, больной астролог,

Трагикомистик и мифолог?

 

* * *

 

Воздух вечности сух и чист.

Как идёт тебе платье Евы

Там, где ветер, судьбы флейтист,

Выдувает свои напевы;

 

Там, где жаром сердец мольба

Проступает на пепелищах,

Там, где зреет твоя судьба,

Я – твоя неземная пища.

 

Я живу только в снах твоих –

Там, где меркнут резон и принцип,

И совсем не напрасно в них

Предстаю я прекрасным принцем.

 

Академик РАН*

 

Кто-то смертью сыт, кто-то жизнью пьян,

Кто-то износил платья и жакеты.

Ну а я теперь – академик ран:

Пламенный привет, братья-моджахеды!

 

Жизнь берёт судьбу грубо на таран,

Ей дурной пример подал Талалихин.

Только я теперь – академик ран,

И ко мне репьём не пристанет лихо.

 

Бредит, но бредёт мыслей караван.

Не к добру подчас людям перемены.

Ну а я теперь – академик ран:

На себя я взял боли ойкумены.

_____

* РАН – распространённая аббревиатура: Российская Академия Наук. Здесь: игра слов.

 

* * *

 

Поезда не уходят

с вокзала в далёкую Лету,

пока Древо Любви

охраняет свой трепетный лист:

Они тихо маячат

в пространстве от лета до лета,

ждут, когда их наставит

на путь Машинист.

 

Корабли не сжигают

в бескрайнем бушующем море:

эти мили мирские

им надо пройти до конца –

даже если ненастно,

и нечем топить своё горе,

корабли не сжигают –

сжигают сердца.

 

Поезда из Нирваны

сорвали в смятенье стоп-краны,

чтоб прорваться в наш мир –

и по жизни лететь без следа,

где под кровом лазурным

устало бредут караваны,

и где птицы и люди

не свили гнезда.

 

Корабли бурлаками

тянули мой якорь надежды,

только компаса стрелку

сбивало с пути вороньё,

и, продрогший до нитки,

я снял дождевые одежды,

и повесил на якорь

я сердце своё.

 

Пока путь не закончен,

любовь непременно спасётся:

у неё в закромах

есть немало надёжных личин.

Только сердце (случайно ль?),

увы, так по-разному бьётся

у стремительных женщин

и стройных мужчин.

 

* * *

 

Всё пройдёт. Вот и листья вспорхнули из сада;

Всё о счастье каком-то мечтали – и вот...

Будто всей нашей жизни оседлой награда –

Неожиданных крыльев прощальный полёт.

 

Боже мой, как же миру мы все надоели,

Выпадая из цепи грядущих времён;

На земле человеки надолго засели –

И природа мечтает нас выдворить вон.

 

Всё проходит... а жизнь остаётся загадкой,

Вечным промыслом судеб, стечением лет,

И, быть может, однажды вздохнёшь ты украдкой,

Возвратив мирозданью свой листик-билет.

 

КарамБОЛЬ

 

Андрею Галамаге, поэту и бильярдисту

 

В замке грёз, заколдованном новью,

Где играют мечты в карамболь,

Нас так просто унизить любовью,

Навязав непотребную боль.

 

И вопьётся в души равновесье

Благодетельства цепкий упырь,

Призрак счастья, безмолвную песню

Сдув с ладони, как мыльный пузырь!

 

Только что-то противится эгу,

Восстаёт из глубин естества,

И несём мы усталую негу

В расколдованный замок родства,

 

Где наивен и целостен весь я,

Где играют мечты в карамболь,

Где разбитым шарам равновесья

Нипочём биллиардная боль.

 

* * *

 

Там, где молнии лихие

Спят у ночи на краю,

Разношёрстные стихии

Спор ведут за жизнь мою.

 

Где в иглу судьбы продета

Богом сотканная нить,

Спорят шорохи и ветры,

Быть мне – или мне не быть.

 

Командор

 

Дон Гуан, ты губишь Донну Анну

Чарами бесстрастных небылиц.

Бог любви просыпал с неба манну,

Чтоб кормить в безумство впавших птиц.

 

И не пропадет твоё старанье:

Ты умеешь женщину понять;

Бесконечным было предстоянье,

Чтобы пред тобою устоять!

 

В страстном сердце пауза повисла:

Эту слабость тотчас же лови!

Ты ведь знаешь: там, за гранью смысла,

Ненависть тождественна любви!

 

Дон Гуан, ты губишь Донну Анну,

Чувствами играя, не любя,

И пусть это странно, очень странно,

Но сладка ей гибель от тебя!

 

Только зря играешь ты судьбою,

Закусив, как лошадь, удила,

Чтобы, пресмыкаясь пред тобою,

Мужа Донна Анна предала!

 

Дон Гуан, ты жаждешь абсолюта,

Славу подстрекая – и позор.

Но судить тебя не будут люди.

Бог уже в пути. Он – Командор!

 

* * *

 

Судьба под маской пилигрима

Своё набросила лассо...

О сонмы вас, прошедших мимо,

Я благодарен вам за всё!

 

За то, что слышу звуки лютни

В тиши под талою луной;

За то, что всё не абсолютно –

И в мире зреет мир иной, –

 

И, первородною виною

Вторгаясь в нашу жизнь – как знать? –

Быть может, дерзкой новизною

Вдруг с нами призван враждовать...

 

Что делать сердцу? Всюду – мины,

Простор Большому Кораблю...

И, может быть, пройдёшь ты мимо,

Ты, жизнь, которую люблю,

 

Как царь Нептун, бродя с трезубцем,

Так, словно свыше мне дано,

С отвагой нищих и безумцев,

Бесстрашным сердцем Сирано...

 

* * *

 

Схлынет в душе пустота,

Сгинет голодная вьюга.

Мы – перекрестье креста.

Мы – продолженье друг друга.

 

Мир обоймёт теплота,

Миг – и не выйти из круга.

Мы – перекрестье креста,

Мы – продолженье друг друга.

 

Что же двоих единит

В трудной, блаженной юдоли?

Мыслей проявленный ритм

В предвосхищении боли.

 

* * *

 

Если хорошо нам с тобой

По пескам бродить до зари

И глазами слушать прибой –

Это просто море внутри.

 

Видишь, чайки чинно скользят

Под лазурью ласковых нёб…

Это – свёрнутый в свиток театр.

Это наше время взахлёб.

 

Ты твори меня, прекословь,

Зажигай в душе города.

Пусть внутри пульсирует кровь,

Как в волне – морская вода.

 

И, когда догорает закат

На углях вечерней зари,

Ты не прячь загадочный взгляд:

Это наше небо внутри.

 

* * *

 

Поэты начала века,

Взгляните на человека:

Как согнул его, надломил

Феодально-раздробленный мир!

Подивился бы древний грек:

Обветшал, измельчал человек!

Цельными быть

Нам не дано:

Жаждем любить –

Но всё равно

Мы и воители,

Мы и ваятели,

И сокрушители,

И созидатели...

И брезжит мысль, безумна и крылата:

Чем больше книг – тем больше плагиата,

И потому здесь процвело так зло,

Что человеку предпочли... число.

Но человек –

Века чело

Жаждет навек

Вымести зло,

Из преисподней

Выплеснуть в Лету,

Чтобы свободней

Пелось поэту.

Вытравим ложь!

Морщится всё ж

Чело воспалённого века.

Поэты начала века,

Взгляните на человека!

 

* * *

 

Чужого горя не бывает.

Нам сопричастна жизни соль –

И беспрестанно обжигает.

Воруя сердце, чья-то боль...

 

И мнится – нас лишь не хватает,

Чтоб разлетелось вороньё...

Чужого горя не бывает.

Пусть оно тише, чем своё.