Переводы
Из английской поэзии
Перси Биши Шелли
К...
Мы треплем святые слова –
О том я скорбею.
Мы чувствам поверим едва –
Но предан тебе я.
Мы знаем: надежда одна
С отчаяньем схожа,
Но жалости выше цена
Среди безнадёжья.
Того, что зовётся людьми
«Любовью», – не знаю.
Но в дар моё чувство прими:
В нём сила иная:
Влеченье к звезде – мотылька
И ночи – к рассвету,
По светлым вселенным тоска,
Затерянным где-то.
2020
Роберт Саути
Божий суд над злым епископом
Дожди без перерыва всё лето шли,
и урожая нивы не принесли.
Свела людей усилья на нет судьба,
в Германии погнили в тот год хлеба.
Голодомор, неистов, там лютовал.
Зато Гаттон-епископ не бедовал:
по правилам сквалыги живя всегда,
свои заполнил риги он на года.
Народ молил о хлебе, стучась к нему.
«Проклятое отребье! Я вас уйму!», –
кипя негодованьем, решил Гаттон.
И огласил посланье к народу он:
«Несчастные, открою вам закрома,
чтоб вы могли зимою есть задарма!»
И, на призыв ответя, к нему спешат
мужчины, жёны, дети – и стар и млад.
Вся беднота нагая на пир пришла.
Он всех зазвал в сараи и сжёг дотла.
Взывали о пощаде, но не спаслись.
«Я вывел зла исчадий – голодных крыс.
Был костерок на славу. Я рад, зане
признательна держава должна быть мне.
Теперь я твёрдо знаю: все грызуны
в счастливом нашем крае истреблены».
Он пировал, такое содеяв зло,
и восхищён собою он был зело.
Добрался до кровати и, помолясь,
почил он сном дитяти – в последний раз.
Вошёл в он в час рассвета в портретный зал –
но своего портрета не увидал.
Пустое место в раме. Дрожит Гаттон:
«Зубастыми гостями я посещён!»
И тут батрак Гаттону приносит весть:
«Мой господин, урону от крыс не счесть!
От нечисти в амбаре темным-темно.
Сожрали эти твари твоё зерно».
«Впрямь дело здесь нечисто». Другой вослед
вбегает: «Крыс-то! Крыс-то! Нам спасу нет!
И так уж горя много, терпеть нет сил.
Беги, хозяин! Бога ты прогневил.
Тебя за грех вчерашний карает он».
«Укроюсь в рейнской башне, – решил Гаттон. –
Весь край наш обыщите, но рейнский форт –
вернейшее укрытье от крысьих орд».
И Рейн без промедленья он пересёк.
«Здесь бурное теченье, поток глубок,
и неприступны стены, и берег крут.
Спасенье, несомненно, найду я тут».
Замкнулся он в темнице, наверх взошёл
и, жаждая забыться, упал на пол.
Тут в башне одинокой раздался вой.
Два пламенные ока перед собой
Гаттон узрел. Злодея бросает в пот.
Вгляделся, холодея: а это кот.
В предчувствии кошмара епископ скис.
Беснуется котяра: он чует крыс.
Пошла потоком лютым зверей орда.
И берег был не крут им, мелка – вода.
Препоны все мгновенно они снесли
и облепили стену – и поползли...
Чудовищные силы со всех сторон
стекались, имя было им – легион.
Никто ещё не мыслил игрой ума
таких кошмарных чисел. Быть может – тьма?
И пред распятьем кротко епископ пал,
молился он и чётки перебирал.
Да только на колени он падал зря.
Лишь зубы о каменья сильней остря,
они, прорваться силясь, скребли всё злей...
И вдруг ему явились из всех щелей.
Ватаги тьмы крысиной, соединясь,
нахлынули лавиной и вгрызлись враз.
Уймёшь голодных крыс ли? Им несть числа!
Скелет его изгрызли вплоть до мосла.
Чудесную внемли весть и ей дивись:
приходит справедливость и в виде крыс.
2017
Роберт Стивенсон
Вересковый эль (гэльская легенда)
Вольный перевод
О вересковом эле
предание идёт.
Забористее хмеля,
медвянее, чем мёд,
варить его умели,
заваривать пиры
и в недрах подземелий
лететь в тартарары.
Но вот на пиктов малых
шотландский вождь напал
и, как косуль, погнал их
до самых алых скал.
Телами край засея –
поживой для ворон, –
он травлею своею
был удовлетворен.
Тела давно истлели,
и всходы вновь щедры,
но в гэльских землях эля
не варят с той поры.
И верещатник даром
по манию весны
алеет. Медоварам,
что смертью учтены,
смешавшимся с землёю,
не встать из той земли,
куда они с собою
секрет свой унесли.
Вот едет кавалькада
вересняка повдоль.
Всё в мире солнцу радо.
Угрюмится король.
Резвятся в небе птицы,
пчелиный слышен гуд,
король всё пуще злится,
и сумрачен, и лют.
«Вождь элевого края…
А где он, этот эль? –
он думал, озирая
предел своих земель. –
Усерден был не в меру,
что ж сделаешь!». И вдруг
заметил он пещеру
и тотчас кликнул слуг.
Они людишек босых
нашли, войдя в дыру,
и тащат на утёс их,
и ставят на юру.
То были карлик с сыном –
точь-в-точь жильцы могил, –
и взглядом ястребиным
король их пригвоздил.
«Дрожит за шкуру всякий.
Спасете вы её,
коль скажете, собаки,
как варится питьё».
Но пленники молчали,
тщедушны и малы.
Смотрели в небо, в дали,
на вереск у скалы,
и снова ввысь, и снова
на дол… И, наконец:
«Наедине... два слова,» –
прощебетал отец.
Вдруг голосочек слабый
стал резок и силён:
«Сказал бы я, когда бы
не сын. Мешает он.
При нём вы не сорвёте
признанья с языка.
Страшна для старой плоти
смерть. Молодым – легка.
Сын не проронит слова,
хоть измочалишь плеть.
Падения отцова
не дай ему узреть».
И мальчика злодеи
согнули пополам,
связавши стопы с шеей,
и предали волнам.
Когда же над казнённым
пронёсся пенный вал,
старик отец со стоном
захватчикам сказал:
«Освобожден теперь я.
Что ж, я морочил вас
и, в молодежь не веря,
от пытки сына спас.
Виной – всего тяжеле –
себя не оскверню.
Со мною тайна эля
достанется огню!»
1987 – 2017
Вильям Хенли
Непокорённый
Сквозь омерзевших дней бедлам
И тьму кромешную ночей
Я возвещаю всем богам
О непокорности своей.
Живя, от бедствий не уйдёшь,
Но не унижусь я до слёз,
Пусть голова в раненьях сплошь,
Я высоко её вознёс.
Нам сокрушительный удар
Сулят по смерти: злую хмарь,
Длиннейший список страшных кар,
Кривлянья инфернальных харь.
Но мой ответ всегда один
Угрозе злых фата-морган:
Своей судьбы я господин.
Своей души я капитан.
2020
Из французской поэзии
Жоашен дю Белле
Сонет 150
Господь, что делать мне, когда талант не дан
поверить и считать, исполнясь пиетета,
что лучшие мужи в отечестве – вот эта
помпезная толпа облезлых обезьян!
Вожак, как дышит, врёт, но это не обман,
а мудрость! Фимиам кадят ему клевреты.
При нём сверкает ночь от солнечного света,
а в полдень небосвод луною осиян.
Пред тем, кого вожак возвёл из грязи в князи,
пластаются они, холопствуют в экстазе,
но ошибётся чуть – и он уже изгой,
кривляются они, в беднягу пальцем тыча.
Но мерзостней всего – уже до неприличья –
готовность их заржать над шуткою тупой.
2018
Шарль Бодлер
Созерцание
Печаль моя, умней и набирайся силы.
На город мрак ползёт? Так что же? Поделом:
тебя влекло во мглу – она и подступила,
в ком возбуждая страх, кого дурманя сном.
Пусть на холопский пир сбегаются кутилы,
стегаемы страстей безжалостным бичом,
чтоб их самих потом от оргии мутило.
Ты протяни, Печаль, мне руку – и уйдём
в себя! Прочь от рабов, чтоб больше я не знал их!
Прошедшие Года в одеждах обветшалых
с балконов облаков сочувственно глядят,
и Совесть нас зовёт, но не разит жестоко.
Ты видишь: отпылал над аркою закат,
и траурный покров к нам тянет Ночь с Востока.
2017
Сюлли Прюдом
Славный человек
Жил скромный человек – прошёл он краткий путь,
Полировал стекло, болезненный и хилый,
Но изумившей мир логическою силой
Поверил естества божественную суть.
На зло и на добро осмелился взглянуть
Он вечности зрачком, и, воли призрак милый
Развеяв, мысль его зависимость открыла
Всеобщую, где мы не особи отнюдь.
Помыслить он не мог о внеприродном боге.
И на себя навлёк проклятье синагоги,
Хоть праведником был и чтил Писанья дух.
Он линзы шлифовал в углу уединённом,
Чтоб логику небес прочитывал астроном.
Тот скромный человек Спиноза был Барух.
2020
© Александр Флоря, 1987–2020.
© 45-я параллель, 2021.