Александр Ёлтышев

Александр Ёлтышев

Четвёртое измерение № 12 (576) от 21 апреля 2022 года

Жизнь с изнанки

Бесконечность

 

Я в этот век пришёл из прошлого столетья,

шампанским закрепив невзрачный свой приход.

 

Всё так же в небесах причудливы созвездья,

всё тот же на земле взволнованный народ.

По-прежнему его в себя вбирает вечность,

не прерывая свой неутомимый вдох.

 

Зачем же мы тогда кромсаем бесконечность

на мелкие куски надуманных эпох?

 

Листья

 

Листья не падают, листья парят,

пламенем тусклым в тумане горят…

 

Падает яблоко в голову Ньютона,

температура и курсы валютные,

 

на остриё опрокинутый конус,

водкой накачанный жизненный тонус.

 

Падает трижды шальной Ниагар,

Кассиус Клей, пропустивший удар,

 

резкий голкипер, взлетевший рывком,

ангел опальный – с небес кувырком,

 

в графский салон – пролетарский булыжник,

в снежную пропасть – крутой горнолыжник…

 

Кружатся листья под музыку сада,

нет безысходности, нет листопада!

 

Часовой

 

Я носил в караул карту звёздного неба

и узоры созвездий изучал на посту.

Я примкнутым штыком разрезал пустоту,

как ржаной каравай испечённого хлеба.

 

Своевольной кометой скользил по вселенной,

в галактических дебрях едва не исчез,

но на пост своевременно падал с небес,

там встречали меня разводящий со сменой…

 

Позабыты уроки стратегий и тактик,

но в истерзанной памяти вечно живёт:

я один на посту, надо мной небосвод

с величавым покоем надменных галактик.

 

Первобытный художник

 

Он творил портреты и пейзажи

без мольберта, красок и холста,

топали к нему на вернисажи

все, кого манила красота.

 

Нынче праздник: выставка открыта,

собралось (все горести – долой)

общество эпохи неолита

под облагороженной скалой.

 

Кто-то нёс к петроглифам букеты

с горных круч и радужных полян,

лоб мохнатый морщили эстеты,

ухмылялся мрачный критикан.

 

Кто мог знать, что этот разудалый

виртуоз отточенных рубил 

экспрессионистское начало

в бездыханном камне застолбил!

 

По земле катились передряги,

гром проблем и шорох пустяков…

Как-то отдыхали здесь бродяги

ночью через 70 веков.

 

О знаменитости

 

В то утро он проснулся знаменитым.

Из многочисленных СМИ

 

Быть знаменитым некрасиво.

Борис Пастернак

 

Я, как ни дёргался во сне,

не просыпался знаменитым

ни осенью, ни по весне,

ни на тахте, ни под корытом.

 

Я храпака давал в гостях,

менял квартиры и кровати,

уснул однажды на гвоздях

и раза три на стекловате.

 

Коварный вечер подступал

и в обещаньях рассыпался,

а я безвестным засыпал,

незнаменитым просыпался.

 

Но наступил прозренья миг –

он искрой вырвался из мрака,

и, улыбнувшись, я постиг

простую мудрость Пастернака.

 

Теперь в спокойной суете,

как в тёплом озере, купаюсь,

и засыпаю в красоте,

и так красиво просыпаюсь.

 

Прозаик Коля

 

Приходит в полночь прозаик Коля

(вот почему я ещё не спал),

сказал нарколог бы: Коля болен,

а он считает: чуть перебрал.

 

Я постелю ему на диване

для самых выдвинутых гостей,

а Коля, чуть не утопший в ванне,

идёт на кухню – там веселей.

 

Я терпеливо ему внимаю

(и сам захаживал на ночлег),

из холодильника вынимаю

НЗ, припрятанный для коллег.

 

Глубоко в сущность копает Коля,

срывать верхушки – не по нутру,

он хочет с помощью алкоголя

все тайны мира постичь к утру!

 

Я похмелю его по утрянке

и на такси провожу домой.

……………………………

Кто не прочувствовал жизнь с изнанки,

тот не поймёт её с лицевой.

 

Зимний букет

 

Тонет в сугробах тропа непослушная,

голых берёз побледневший скелет…

Нам подарила зима благодушная

снежного ельника пышный букет.

 

Молча проходим знакомой дорогою,

нас уж давно не страшат холода.

Может, нам сделать осталось немногое:

вазу слепить из хрустального льда.

 

* * *

 

Мне больно, когда я не чувствую боли

и мною владеет позорная сытость.

Спокойно и вкусно, и всем я доволен,

как после пиров разленившийся витязь.

 

И шепчет лукавый: – Вот это награда,

одни дураки-неумехи страдают…

А муза Евтерпа и муза Эрато

с холодным презреньем меня покидают.

 

* * *

 

Мы так уютно сели визави,

и ты сказала, поглядев коварно:

– Сумей раскрыть понятие любви

и растолкуй его мне популярно.

 

Гордиев бант пытаясь разрубить,

три истины я понял непреложно:

легко влюбиться; трудно полюбить;

понять любовь, по счастью, невозможно.

 

Защита

 

За кафедрой пижонясь и красуясь,

измученный бессонницей бесовскою,

я защищал работу курсовую,

поэзию терзая философскую.

 

Успех, ажур, всё было шито-крыто,

я признан был едва ли не за лучшего…

Лет через двадцать после той защиты

мне показалось, что я понял Тютчева.

 

Свобода

 

Я распрощался с суетой,

балластом серости убогой,

иду, счастливый и пустой,

с наскоку выбранной дорогой.

 

Возможно, впереди тупик,

тоскливый холод отчужденья,

но вечно буду помнить миг

блаженного освобожденья.

 

Память

 

Память стала расплывчатой,

безобразно нечёткой,

словно дед неулыбчивый

с хромоногой походкой

молвит: «Всё позабудется,

пустота в завершении».

И внезапно почудится,

как мелькнёт на мгновение

со слезой покидающий

воспалённый рассудок

навсегда увядающий

яркий цвет незабудок.

 

Мой адрес

 

Студёным днём среди России,

где дятел выдохся стучать,

«Ты где живёшь?» – меня спросили,

а я споткнулся отвечать.

 

И в тесноте, и на просторах,

пронзая смрад и синеву,

в любви, согласии и спорах…

Что остаётся мне? Живу.

 

Живу, пока соображаю,

там, где судьбы круговорот

от урожая к урожаю

вершит задумчивый народ.

 

То веря, то не веря чуду,

газуя или тормозя,

я умудряюсь жить повсюду,

где нужно, можно и нельзя.