Александр Екимцев

Александр Екимцев

Все стихи Александра Екимцева

Баллада о фотографии

 

Я бежал через лес к лесниковой хатёнке,

Оставляя на росных тропинках следы.

У оврага в редеющих рыжих потёмках

Я услышал: «Во-о-ды!».

Я его бинтовал. Удалялась кукушка.

Он лежал, еле-еле дыша.

Я кепчонкою воду таскал из речушки,

И поил я его, как поят малыша.

Вот уже вдалеке пулемёты утихли.

Только знал он, наверно, что ему уж не встать.

Фотографию матери голосом тихим

Он меня попросил из планшетки достать.

Он лежал на спине под столетней осиной.

Меж ветвей полыхала небес глубина.

С фотографии женщина взглянула на сына –

Поседела, окаменела она.

Чтобы сына-солдата могла она видеть получше,

Фотографию я прикрепил на сосне.

Мать осталась в глуши, в чаще леса дремучего,

С русоволосым сыном наедине.

И сегодня она за полями, за балками.

В брянском древнем лесу, как в далёком году,

Всё глядит с фотографии на лесные фиалки,

На большую упавшую в эти фиалки звезду.

 

Брянщина родимая

 

Брянщина родимая –

Сосен позолота.

Глушь непроходимая,

Топкие болота.

Солнышко неяркое

Над плакун-деревьями.

Кружит ворон, каркая,

Над холмами древними.

 

Брянщина родимая –

Горький-горький голос.

Боль неутолимая,

Одинокий колос.

Дымные пожарища,

Тополь что-то ропчущий.

Враг, повсюду шарящий,

Всё живое топчущий.

 

Брянщина родимая –

Матерь Пересвета.

Вижу из-за дыма я,

Как, во что одета!

На ногах дырявые

Сапоги солдатские.

А кругом под травами

Всё могилы братские.

 

Брянщина родимая –

Мать – земля сырая.

До чего ж терпимая,

До чего – не знаю.

Шаль, фуфайка рваная,

И вокруг – ни колышка.

У берёзки раненой

Ты встаёшь до солнышка.

 

Брянщина родимая –

Рокот пулемёта.

Боль неодолимая,

Где-то стонет кто-то.

Дерево стоящее

В пламени, как в замяти.

Ты такой мне, Брянщина,

И осталась в памяти!

 

 

В лесу

 

В лесу, где зреет ежевика

И дремлют пни, наморщив лбы,

Мы видели, как ёж с ежихой

Несли в своё гнездо грибы.

Вдруг – дождь!

И гром ногой как топнет!

Мы разбежались под дубы.

А ёж с ежихой шли по тропке,

Неся, как зонтики, грибы.

 

* * *

 

В моей душе всегда не тает,

Не тает грусти синий лёд:

Всё мне чего-то не хватает,

Чего-то мне недостаёт.

 

Мне не хватает талых речек,

Недостаёт мне вешних вод,

Что в половодье на крылечко,

Гляди, поднимутся вот-вот.

 

Мне не хватает троп, что рожью

Бегут с зарёй во все концы,

И рослых трав, что с ливнем схожи,

Как будто братья-близнецы.

 

Мне не хватает тех нелёгких

Дорог, конца которым нет.

Дорог далёких-предалёких,

Похожих на хвосты комет.

 

И если снег лежит, не тает,

И на дыбы встают дымы,

Мне слишком лета не хватает,

А летом – этой вот зимы!

 

И повторял я не однажды:

В степи морозной и в тепле

Мне не хватает дружбы с каждым,

Живущим на моей земле!

 


Поэтическая викторина

Ваша светлость, берёзы...

 

Предосенние грозы,

Синий дым на реке.

Ваша светлость, берёзы,

Как вы там, вдалеке?

 

В родниковом заречье.

На горе, под горой,

Льются ль песни под вечер

И рассветной порой?

 

О продымленных пущах

И сгоревших ночах,

О России, несущей

Шар земной на плечах?

 

О метелях и грозах,

Позолоте жнивья?

Ваша светлость, берёзы,

Как там мама моя?

 

Так ли ярок платочек

Средь лугов и полей,

Что кукушки пророчат

Старой маме моей?

 

Вы смущенье отбросьте,

И, туманно легки,

Загляните к ней в гости

В старый дом у реки.

 

Обогните покосы,

Перейдите жнивьё,

Ваша светлость, берёзы.

Навестите eё.

 

В полночь ли, на рассвете ль,

Как меня, как отца,

Добрым взглядом приветит

У ступенек крыльца.

 

Вы ступайте смелее

Вдоль лугов и полей.

Станет в доме светлее

Старой маме моей.

 

Предосенние грозы,

Синий дым на реке,

Ваша светлость, берёзы,

Как вы там, вдалеке?

 

Грустил в Баку Сергей Есенин

 

Грустил в Баку Сергей Есенин:

На журавлях издалека

Летели, торопясь на Север,

Весенним утром облака.

 

И поезда на Север мчались,

И видел он, как поутру.

Дымы в берёзы превращались

И гнулись, гнулись на ветру.

 

С высокой кручи, их приметив,

Он без тропинок и дорог

Искал, искал берёзы эти

И всё никак найти не мог.

 

Дедушка Туман

 

Лес – в карман,

Поля – в карман

 

Спрятал

Дедушка Туман.

 

Спрятал копны

И стога.

И лужайки,

И луга.

 

Даже солнышко

В карман

Спрятал

Дедушка Туман.

 

Только он

Совсем забыл,

Что карман

Дырявым был.

 

За рекою

В гору лез –

Потерял

Поля и лес.

 

Потерял потом

Луга,

Копны сена

И стога.

 

У высокого кургана,

Где дремал

Костра дымок,

Из дырявого кармана

Солнце

Вылезло само!

 

Ехал дождик на коне

 

Незнакомою округой,

Пропылённым большаком,

Крутогорьем, полем, лугом

Тёплый дождик шёл пешком.

 

Шёл пешком – устал немножко:

Ветер с боку, ветер в грудь.

Ой ты, дальняя дорожка,

Ой ты, дальний-дальний путь.

 

Подошёл к селу поближе

Предвечернею порой.

Видит: конь пасётся рыжий

В длинных травах под горой.

 

«Я на нём подъехать должен,

Я устал, я шёл полдня!» –

И вскочил тут тёплый дождик,

Как мальчишка, на коня.

 

Дико фыркнул конь гривастый,

Хвост взметнул под облака.

Не возил ещё ни разу

Он такого седока.

 

В блеске молний, в ярком свете,

У высокого плетня,

Дождь серебряною плетью

Посильней хлестал коня.

 

И под чёрной-чёрной тучей

Он помчался на коне

По оврагам и по кучам,

По заречной стороне!

 

* * *

 

И сердце женщины восстало,

И сердцу женщины невмочь.

Она бежит по снегу талому

В сырую мартовскую ночь.

 

Бежит на шорох краснотала,

На шум вскрывающихся рек.

Коль сердце женщины восстало –

Не покорить его вовек.

 

 

* * *

 

Как бы ни был далёк мой путь,

Одному я верен маршруту.

Я пришёл на тебя взглянуть,

Чтоб забыть тебя на минуту.

 

* * *

 

Луна, сгоревшая на треть,

Цветущий сад у самых окон.

«Ах, как не хочется стареть», –

Ты обронила ненароком.

 

Клён обняла над родником,

Пушистый куст к груди прижала.

В меня метнула светляком,

И к сонной речке побежала.

 

Одуванчики

 

Куда ни глянешь – одуванчики,

Как электрические лампочки.

Когда в селе горят огни,

В степи – ни звёзд, ни месяца,

Когда я сплю,

Тогда они,

Наверно, ярко светятся.

 

Разреши мне грустить о тебе…

 

Вешним утром и в лунной тиши

Отдаюсь терпеливой мольбе:

Разреши мне, прошу,

разреши,

Разреши мне грустить о тебе.

 

С первым ливнем и с первой грозой,

Что гудит в водосточной трубе,

С тёплым ветром и с тёплой росой

Разреши мне грустить о тебе.

 

Ты как хочешь – пиши, не пиши –

Я в твоей затеряюсь судьбе.

Разреши мне, прошу,

разреши,

Разреши мне грустить о тебе.

 

Рубцов

 

Среди Москвы, пред всеми наяву,

Нет, не во сне, а запросто, воочью,

Рубцов, заметив первую траву,

Упал и прошептался с ней до ночи.

 

Ставрополь

 

Глядит на синие просторы,

На гор серебряную цепь

Мой город, уходящий в горы,

Мой город, уходящий в степь.

 

В прохладе тополей могучих,

В тени каштанов вековых,

Остановился он на круче,

У туч, белее снеговых.

 

Остановился южный город

И отряхнул степную пыль.

Широкий плащ степных просторов

Сползает с плеч его в ковыль.

 

Он видит каждым переулком,

Как пухом крыши запыля,

С зарёй вечерней на прогулку

Уходят в небо тополя.

 

И как всегда, без опозданья.

Не у берёз, не на реке.

Здесь назначаются свиданья

От ярких звёзд невдалеке.

 

Да он и сам влюблён в просторы

И гор серебряную цепь,

Мой город, уходящий в горы,

Мой город, уходящий в степь.

 

Сто четыре собаки

 

Не выдумки это, всё это не враки,

Что я приручил сто четыре собаки.

И серых, и белых, и рыжих, и чёрных,

Гривастых, безгривых, ленивых, проворных.

Я так приручал их: идя переулком,

Бросал я собакам то коржик, то булку,

То кость, то кусок колбасы, то котлету,

То корочку сыра, а то и конфету.

 

Я их приручал при луне и во мраке,

И так приручил сто четыре собаки.

Я думал: вот с ними пойду на охоту,

Пойду в сапогах по большому болоту.

Собаки помчат в камышовые чащи

И враз сто четыре мне утки притащат.

Однажды с собаками шёл я в потёмках

И вдруг увидал у оврага котёнка.

 

Наверно, с дороги знакомой он сбился,

Наверно, из дома уйдя, заблудился.

Дрожит и мяукает жалко в потёмках.

Ну что тут поделаешь? Взял я котёнка!

Но тут сто четыре собаки, как волки,

Оскалили зубы, взъерошили холки.

Вы знаете, кошек не терпят собаки

И любят устраивать с кошками драки.

 

«Не злитесь, – кричу я, – вы что, забияки!»

Но слушать меня не желали собаки.

С котёнком мы прыгали через заборы...

Куда бы нам скрыться от лающей своры?

А вслед нам рычанье собачье неслось,

Удрать нам с котёнком едва удалось.

С тех пор по ночам – при луне и во мраке –

Всё ищут меня сто четыре собаки!

 

 

* * *

 

Я пришёл при луне и уйду при луне,

Лишь тайком лозняки загрустят обо мне.

 

Да всплакнет на заре молодая трава,

Да молву невзначай опечалит молва.

 

Только я говорю вам: не надо грустить,

Рано, поздно ли – всем в далеко уходить.

 

Потому и прошу не грустить обо мне:

Я пришёл при луне и уйду при луне.