Александр
Чижевский

15 сентября 1939 года

Утро. На кухонном задворке, замещая кухарку,

Я чищу картошку, срезая шкурку лентой...

И одновременно на Всемирном конгрессе

За меня поднимают заздравную чарку,

За меня – за своего почётного президента.

Доктора и профессоры-колумбийцы

Сейчас читают мои доклады,

Ставя меня в разряд великих, –

А вокруг – российские учёные-убийцы

Устраивают мне капканы и засады

И травят меня стаей волков диких.

Постыдной кажется великая глупость,

Гнусная зависть и мерзкая злоба

Подлейших учёных лакеев, –

Превращающих мудрость науки в тупость,

Думающих только о сытой утробе

И для властей предержащих фабрикующих елеи.

От такой, с позволенья сказать, науки

Нам нечего ждать, кроме одного срама.

Следует говорить об этом прямо и открыто:

Только одни подлецы умывают руки,

Когда нужно громить зарвавшегося подхалима и хама,

Чтоб не остаться у разбитого вдребезги корыта.

Галилей

И вновь и вновь взошли на Солнце пятна,

И омрачились трезвые умы,

И пал престол, и были неотвратны

Голодный мор и ужасы чумы.

И вал морской вскипел от колебаний,

И норд сверкал, и двигались смерчи,

И родились на ниве состязаний

Фанатики, герои, палачи.

И жизни лик подёрнулся гримасой;

Метался компас, буйствовал народ,

А над Землёй и над людскою массой

Свершало Солнце свой законный ход.

О ты, узревший солнечные пятна

С великолепной дерзостью своей,

Не ведал ты, как будут мне понятны

И близки твои скорби, Галилей!

1921

* * *

Мастабы, пирамиды и гробницы

К нам донесли от сгибнувщих эпох

Египетских поэтов небылицы –

Любовных радостей блаженный вздох

При мумиях – древнейшие границы

Поэзии, и из заветных крох

Мы бережно слагаем вереницы

Сердечных человеческих тревог.

Так, в мир иной стремились египтяне

Унесть любви неповторимый дар,

И запасались в смертный путь заране

Стихом любви – врачом всех бед и кар.

Осирис рёк: придёт жених к невесте!

Любовь и Смерть от века слиты вместе.

1943

* * *

Мне чужд и труден день, а ночь, как мир, длинна:

С надземной высоты так зрима глубина.

Творимое в ночи в пустынный день уходит,

Толчётся, мечется и места не находит,

И снова ночи ждёт, и снова ночь тяжка:

Не размотать душе упорного клубка,

И воспалённый мозг уснуть никак не может

И ночи черноту сверлит, пытает, гложет.

1941

Начало рассвета

Трепещет полумрак. Жемчужный свет небес.

Как паутина сон. Овраги и поляны

Ещё наполнены виденьями чудес.

Деревья и кусты одушевлённо-странны.

Как запоздала ночь! Не поймана едва:

Мистерия идёт и совершает в дрёме

Свои деяния. Проснулась лишь листва

И терпким трепетом тревожно будит время.

* * *

К.Э. Циолковскому

Привет тебе, небо!

Привет вам, звёзды-малютки

От всего сердца

И помышленья.

Вечно вы мерцаете в чёрно-синем небе

И маните моё одинокое сердце.

Сколько раз, стоя под вашими лучами,

Сняв шляпу и любуясь вами,

Я говорил земными словами

Вдохновенные речи.

И мне порой казалось, что вы понимаете меня

И отвечаете мне своими светло-голубыми лучами

Вы – огромные огненные светила.

О, жалкое безумие! Разве огонь имеет душу?

Нет, нет – не то...

Но там, в глубоких ущельях бесконечности.

Приютились планеты.

Может быть, там

Такой же жалкий и такой же одинокий странник

Обнажив голову, простирает руки

К нам, к нашему солнечному миру,

И говорит те же вдохновенные,

Те же вечные слова

Изумления, восторга и тайной надежды.

О, мы понимаем друг друга!

Привет тебе, далёкий брат по Вселенной!

1919

Сванте Аррениусу

Не потому ль спокойна так природа,

Не оттого ль безумствуем мы так,

Что мраку мысли не видать исхода,

Вселенной же неведом этот мрак.

В ней все так просто, лучезарно-ясно:

Рожденье! Смерть! – Блаженный мир во всем.

И вопль души, неистовой и страстной,

Увы, смешон пред вечным торжеством.

Стихия тьмы

Течёт таинственно живущего вода

Из вечной темноты в Земли ночное устье.

Свет – мимолетный миг, а вечность – темнота

И в этой темноте томящее предчувствье.

Там Солнце чёрное на чёрных небесах

Свой испускает свет невидимый и чёрный,

И в чёрной пустоте на чёрных же лучах

Летит в пространство весть о мощи необорной.

Там реки чёрные медлительно текут,

Меж чёрных берегов волнуются и плещут

И зыби чёрные по лону вод бегут

И блики чёрные в невидимое мещут.

И мы все бродим там – мы те же и не те.

Как бродят призраки, видения, фантомы:

О, двойственная жизнь: очами в светлоте,

А умозрением – во тьме нам незнакомой.

Тьма, тьма везде! Эреб! Зияющая тьма!

Круженье чёрных звёзд и чёрных электронов.

В фантасмагории – безумие ума.

Но в том безумии – неистовство законов.

1943

Тождество мира

Смотри на Солнце, милый друг!

Твой глаз смыкается лучами,

Бегущими что день над нами:

Ты видишь огнемётный круг!

Заметь морщины на Луне,

Что все ль они однообразны,

Иль между ними есть и разны:

Скажи: высоки ли оне?

Так, в бесконечности миров,

Есть жизнь, есть звери, гады, люди,

У коих бьётся сердце в груди...

За это спорить я готов!

О, целый мир грядёт из тьмы –

Непостижим, но познаваем,

И если мыслят марсиане,

То они мыслят, как и мы.

Для нас, для них – один чертог –

Торжественный, закономерный,

И в бесконечности безмерной

Единый строй, единый Бог!..

1919

Утреннее приветствие птиц

Набросок

На болотах далёких степных

Меж клочками ночного тумана

Трубным звуком победно встречают

Еле зримый рассвет журавли,

И несутся фанфарные зовы

В отдалённые чащи лесные,

Будят птиц и уснувших зверей,

Будоражат деревья и травы...

В болотистых серебряных мхах,

На расчистках лесных и полянах

Встрепенулись от сна куропатки

И взлетели стремительно вверх,

Своим криком приветствуя солнце.

В чернолесье токует глухарь,

Тянут вальдшнепы, цикают, хорчут,

Дупель крякает, хрипнут бекасы,

И поодаль – сам тетерев чёрный

Собирается важно на ток

И бормочет, чуфыкает, клохчет.

Дрозд-юла начинает свистеть,

Зяблик песней залился внезапно,

Ярко-звучной и светлою песней.

В камышах, на болотцах, в низах

Утки крякают, выпи пугают.

Зимородок свистит над водой,

Чибис носится с утренним криком,

Кроншнеп ловит в воде слизняков,

Цапля тащит неловких лягушек,

Кулики же проворной толпой

Ищут с посвистом малых букашек,

Жёлтых, синих, зелёных жуков...

Но алеет жемчужное небо.

Светло-розовый, шёлковый полог

Отверзает небесные сини,

И в ответ на приветствие птиц

В меднозвучные трубы свои

Говорит восходящее Солнце.

Лишь блеснул первый луч над зёмлей

И рукой золотого коснулся

Розовеющих стройных стволов,

Как уж дятел стучать начинает

По засохшей трухлявой коре,

Выгоняя на свет насекомых.

«Будет спать! Вылезай-ка сюда,

Храпом Солнце встречать не годится!»

На макушках высоких дерев

Дикий голубь подолгу воркует.

Средь густой и зелёной листвы

Лип, осин и берёз одиноких

Уж кукует старушка-кукушка;

Пробудился в кустах соловей,

Завсегдатай черёмухи сладкой,

И запёл свою яркую песню.

И малиновка вторит ему,

И синицы вокруг окликают.

Где-то пеночка нежно поёт

Да задумчивой иволги песнь

В голубом отдаленьи несётся..

И весь лес, как капелла, звучит

Очарованным радостным гимном –

Гимном жизни в честь ясного Солнца.

А в полях вторят лесу грачи.

Пустельги, трясогузки, удоды,

Деркачи, перепёлки, горлицы,

Тихо каркают сизоворонки

Дружно песни чечётки поют.

Мухоловки, щеглы и овсянки.

Подражают всем песням скворцы.

Но всех краше, звончей, веселее

Жаворонок приветствует утро...

Солнце встало и золото в мир

Разбросало широкой пригоршней:

Тает в воздухе синий туман,

Серебрятся полночные росы,

Изумрудом сияет листва,

На лугах точат звонкие косы,

А над всеми – небес синева.

1943

Храм

От мертвеца не жди ответа:

Остыла кровь, замолк язык,

В своём торжественном покое

Он стал загадочно-велик.

Так, пред развалинами храма

Стоит, поникнув, пилигрим

И мнит, что тихий хор струится,

Что жертвенный струится дым.

Но храм молчит в пустыне ночи,

Чуждаясь прихоти людской,

Лишь гимну звездному внимает

Его вневременный покой.

1917