Александр
Амчиславский

* * *

Вошёл, будто не уезжал, и неслышно, 
в ночном дожде иерусалимской зимы 
двинулся по Экклезиасту, наощупь, 
от второй главы к десятой и обратно к 
     седьмой – 
се город мой, – повторяя, – се город 
     мой, 
ожившее зрение бродячей кошки 
не знакомо с понятием «мы» – 
здесь лишь улица, фонарь, улица, 
     фонарь, площадь, 
я и Всевышний, 
и дом – дверь приросла к стене, вислые 
     провода – 
поджидает меня, горбится, падает на 
     лицо, 
было время – отпускал хлеб свой по 
     водам, но ушла вода, 
теперь местные птицы воронят своих 
     мертвецов, 
а хлебы ссохлись, обратились в камень 
самой последней главы, и с нею 
во вратах Твоих обеими ногами 
я стою опять и войти не смею.