Рубрика: Четвёртое измерение

Не гулял я весенним Парижем,
не был с ним даже в дальнем родстве.
Я за тех, кто оболган, унижен,
я за тех, кто всегда в меньшинстве.

Осыпается память словами,
Будто память – изменчивый лес,
Где чернеют деревья ветвями
На сереющем фоне небес.

Так продолжусь я на свете
Как и жил
А жил я в ласке
И привык к рукам я женским
И не буду отвыкать.

Когда к тебе придут безглазые и злые
властители пустот из полной темноты…
Базлай, блажи, вяжи узоры удалые,
покуда жив язык – не растворишься ты.

Я стал размеренней и тише,
Я стал прозрачен, как хрусталь,
Я призрачен, как кот в кустах,
А за окном деревья дышат.

это то, за что точно нельзя говорить прости
я рифмую тебя/себя через каждый стих
это то, за что молятся плачут теряют сон
и не скажешь замри
заходи, раз уже пришёл

Где завершение до «никогда» отложив,
С веткой (залог постоянства) в оконной оправе
Время, склонившись ко мне, убеждается: жив,
Зеркало утра к истоку дыханья приставя.

Одиночество – моё агрегатное состояние.
Нужно его разбить.
Пусть оно станет
Звонким стеклом,
Дрожащим от уличной дроби...

И пусть бы – всё прахом и пухом,
В потемки. Но ярче свечи
Чутьё абсолютного слуха
К тому, что уже не звучит.

Я возглавлю грядущее племя
по безсмертному праву певца,
облачённый в победное стремя,
джинсы сына и куртку отца.

И в спящей вселенной поют петухи.
И страшен их яростный крик,
что выжил сегодня, и пишет стихи
о том, что он выжил, старик.

День за окошками мается,
Топчет свою колею.
Я как законченный пьяница,
Жизнь допиваю свою.