Андрей Родионов

окружающих вальс: чуть замедленно суть обречённо
обволакивать прикосновеньем и флёром и спорным теплом
всех приближенных с шансами стать приближённым
и орехом попасть новой белке в срамное дупло –
очутиться хоть чуть частью шейха, а чаще туристом
череды бижутерий в шумном шейкере центра ночных распродаж:
окружение прорвано стрелкой чулка и - Hasta la vista –
просто так ничего уже ты мне не дашь…

скормленный птицам на мраморе пасмурный хлеб,
малость от водки и палочка грёз сигареты -
знавших попытка загладить внезапный ущерб
в доме событий текущих из крана дуплетом:
сложено ложное, но остаётся в углу
или чулане от звуков и слов настороженность,
и, выливаясь в обилие бархата клумб,
c капсулой или таблеткой, и тает горошина… 

перезревшие яблоки падают в шорох травы,
на пустом постаменте нагадил болеющий голубь –
по-плохому заброшенный парк, сад кровит
суицидом смородины… Хорхе, че, ола,
эту книжку ты мне моментально найдёшь –
где не смог санитар себя вынуть из смерти,
где дорожка снежка упирается в дот,
переделанный в бар на исходе столетья…
обезлюдело, но там ещё подают,
не разбавив ни бренди, ни водку, ни пиво,
настоящие кофе, стихи и уют –
умирать стоит тоже красиво…

Auschwitz – блиц:
огороженный город утраченных лиц –
города спешно взятых названий соседств
или кличек овчарок питомника: вмиг обнулить
все нули и достать единиц – недостаточно средств:
знать, кошмар проживает как жил всё внутри   
в концентрации – в мясе нелепых фигур
у руля: вот и Дрезден в напалме горит –
кто-то хочет быть первым, ботинки сменив на бегу:
позволяют нули прибавлять именам,
и пусть позже плюют в бюсты вамп,
но им нравились пьесы, а кровь разбавляла страна
именами напитков, героев, но крап
проявляется в картах на все времена:
единицы не спят - бедный Auschwitz проба пера:
притупляются ужас и боль без границ,
умирая с носителем, новые жители требуют фраз
в общежитие быстро утраченных лиц…

кто тогда записать мог: к чему оживление мумий и мук из истории в привкусах для
лихорадочных поисков вечером вечера и не вчера – рюмка, лёгкий укол внешней части бедра,
и поехали в ночь в перевёрнутых санках: пусть быстро растает сугроб, все свои ля-ля-ля    
перепрёшь у гитар – возвратишь целой женщиной, если не спутаешь ракурс костра:
визы нет, визуально рисуется – вот и опять кто-то богом не стал:
фонари зажигают и гасят нам улицы, зеркало жмурится утром, шнурки
притворяются бантиком дважды, и где тут сюрприз, аксакал?..
провожает жена до успевших прожить – лишь бы не было зряшной тоски…