Александр Михеев

Где ночь легка, однако глубока,
И цокотом звенит издалека,
Лечу впотьмах петровским иноходцем,
Но конь троянский в глубине колодца
Все ждёт меня, желанного дружка.

О, улица моя, ты не моя,
Испорчена родная колея.
Лирически во тьме подходят трое,
Чтоб закурить и разделить со мною
Кирпич краеугольный бытия.

Фонарь под глазом создает уют,
Но электричества недодают,
Твердят, как попки: — Выход есть из мрака.
Затем печальной павловской собакой
Глядят в глаза
И стылой правдой врут.

Я снова трезв,
А Родина — пьяна,
Белугой поднимается со дна.
Не мы немы, — ревёт она в испуге.
Уже не плавники, ещё не руки
Разводит в изумлении она.

Плывёт, отдав концы, за край угла,
Там, где земля полынью изошла
И лучший выход — притвориться снулым.
Река не спит,
Она не утонула
В той женщине, которая метла.

Да есть ли, право, совесть у меня?
Нырнуть в канал?
Желания звенят:
Попить, поесть
Шампанского и мидий,
Игриво обновить набор хламидий...

Зимой каналам не до человеков.
Кричишь в тоске: — Аптеку мне, аптеку!
ОтдАл бы за аптеку полконя!

Вопреки метеопрогнозу о ясной погоде
И воздухе, прогретом добела,
Сегодня на мой сад небесный
С Земли падали аггелы.

Вместо рассвета было что-то ворчливо-мутное,
Вот и верь после этого искусственным спутникам.

Началось все с нетопыриной мороси,
Потом как зачастило...
Одни были с кошачьими мордами,
Другие — с пёсьими.

Пикировали, сложив крылья,
Ломали ветки в цвету,
Глотали с хрустом спелые плоды на лету.
Потом грохались с визгами в травы,

Трепыхались оторванные конечности,
Дергались в судорогах,
Скатывались в канавы.

В пару минут все закончилось:
Кругом трупы и еще мучающиеся,
Вальсирующие листья, лепестки,
Ручьи чёрной крови,
Смешанные с обломанными сучьями.

Михаил бурчит:
"Ну, красавцы, просто — зашибись".

Среди этого
Стоят голые стволы дерев всяких,
Растущих корнями ввысь.

Птицы мои разлетелись,
Звери мои разбежались.

Слышу и вижу —
Нагая Женщина говорит нагому Мужчине:
"Какая жалость!
Побились все смоквы,
Ни одного плода не осталось".

Сезон открылся веточкою вербы.
На распродаже солнца, леса, ветра
Природа вновь банкует: — Всё беру!
Костями ведьмы шевелит осинник,
Но жаворонка утренний будильник
Дворняжку мрака гонит в конуру.

Рассвет в весну приходит Дон-Жуаном.
Он ночь кутил вдали, за океаном,
Измят и избалован, но любим.
Вмиг разъярившись на речные мели,
Грозою первой дав под дых апрелю,
Драконы неба жалят голубым.

Я задыхаюсь, слепну от укуса,
И прыгают в глазах метели гнуса,
Что жгли лицо прошедшею зимой.
Но доктор Воздух, добрая порода,
Протягивает шкалик кислорода,
Кропя рецепты левою рукой.

Мечтой — в какой простор, в какие дали.
И тайны лета манят нас едва ли.
Бери, кто хочет, вечер. Он — ничей.

Послушай дирижера: — Ра-ды! Ра-ды!
Капустницы, кузнечики, цикады.
И космос
Все прозрачней,
Все звончей.

тихо
медленно
и нельзя по-другому
разгоняю время с нуля
добавляю нейтрон к протону
создаю элемент случайного
намечаю частицу фатума
но это после
пока
отделяю атом от атома
черное от белого
тьму от света
звезду от звезды
низ от верха
луны от солнц
небеса от воды
мыслю как сделать так
чтобы было кому делиться на два
расти побегом
ползти плыть лететь
но пока плююсь лавой и пеплом
сотрясаю твердь
скоро дойду до самого интересного
буду распределять
кто должен чирикать
рычать шипеть
а кто — просто жужжать
глубже дальше выше
к сложному от простого
да
еще надо дать всему имена
расщепить Слово

указать этим большим и малым
кто поживет и вымрет
а кто — будет главным

знаю
за раз такого не выдумать
шаг за шагом
терпеть
быть упорным
не почивать от дел
думать — какую придать форму
чем я их всех укреплю
чем успокою?

уже третий день
ношу в своем чреве китов
и их — трое

Сбереги свой шатёр, остальное — не в счёт.
Мир окутан страданьем и горем,
А божественный Нил всё течёт и течёт
И впадает в Балтийское море.

Прочитай вслух папирус себе самому,
Что с доверенным аистом прислан —
С пролетарских Сахар задувает самум,
Погребает оазисы смысла.

Кто Египту не раб и молчать не привык,
Убегают, покуда не поздно,
Свергнут Ра. Надвигаются на материк
Бедуины в будёновках звёздных.

Где изыскан жираф и свиреп леопард,
Раскалённый песок ночью стынет,
Там гиены поют, что настроят на лад
Эти джунгли, саванны, пустыни.

Пирамиды Кремля слышат сфинксово "Пли!"
Дети смотрят, наивны и юны.
Феодалы, гремя продразвёрсткой в пыли,
Загоняют феллахов в коммуны.

Я не знаю, Осирис, в чём наша вина,
В новых культах понятья другие —
Их священники крестят мои племена
Из наганов служа литургии.

Что там ждёт чужестранца, за краем земли?
В этом взгляде решимость и сила.
В Абиссинию рок повернул корабли.
Николай, не играйте в "Россию".

Пять коней Люцифера видны в облаках —
Миражи предвещают погибель.
Но бредёт караван по безбрежным пескам
И верблюды плывут, словно рыбы.