Ольга Нежданова

Такая тишь, что дышишь невпопад,
Прислушиваясь нервно – мёртв ли, жив ли.
Но забытьё, вливаясь в кровь по жилам,
Влечёт тебя, как щепку – водопад,
И ты ныряешь в предрассветный сон,
Где прошлое устроилось уютно.

Дежурный бог звенит струной на лютне
Твоей любимой песне в унисон.
И оживает яблоневый сад,
И тёплым светом делятся Стожары.
И поцелуй, и щёки пышут жаром.
И паутинка в рыжих волосах.
Зелёным ложем – терпкая трава,
А пологом – светлеющее небо…
Охотно быль меняется на небыль,
И длинен путь, и короток привал.
И страха нет, и горе – не беда,
И в каждом шаге слышится надежда –
Ты будешь там, где не бывали прежде,
Увидишь то, что прежде не видал.

В твой хрупкий сон вливается рассвет,
Дремота ускользает сквозь ресницы,
Увозит прочь полуночный возница
И сад, и звёздный свет, и детский смех.
И бьёт под дых холодная волна,
Одним ударом с ног тебя сбивая.
На васильковом блюдце остывает
Скупая на сочувствие луна –
Она к расстрелу приговорена,
И первый луч пробьёт её навылет.
Ты разменяешь небыли на были
И вспомнишь ту, что не была верна,
И ту, которой после был неверен.
И старый дом, и запертые двери,
И яблоню у ветхого окна.

Дома размыты гуашью ночи, неразличимы чужие лица, и если ты затеряться хочешь – спеши среди чужаков укрыться. Беги пугающей чёрной кошкой, лети невидимой, юркой птицей, тебе не нужно прогорклых крошек, тебе бы чистой речной водицы. Спеши на зов перелётных мыслей, взмывай в подлунные перигеи. Быть может, там, в запредельных высях, иные звёзды тебя согреют. Быть может, ты избежишь искуса и не погибнешь назло пророкам, не станешь жертвой глупцов и трусов и маяком для людских пороков. Сумеешь выйти из вязкой тени, растопишь тёмное сердце ночи, и посмеёшься к утру над теми, кто неудачу тебе пророчил.

Всегда одна, только ночь – подруга, а лунный свет – проводник до края. Бежишь, как белка - опять, по кругу, а счастье в прятки с тобой играет.

Долгожданные праздники. Выходной!
Выбирай – на прогулку, в кафе, в кино?
Не по чину настырный весенний зной
говорит – прогулка!
Оживлённые парки, галдящий люд,
Бесконечным потоком авто бегут,
мне вдогонку летящее "very good!"
рикошетит гулко –
от высоток, растущих до самых звёзд,
и витрин с разноцветьем шикарных роз.
Я смеюсь. А парфюм от моих волос
мёдом душу мажет.
Скачет шустрая девочка-егоза,
озоруют бесята в её глазах.
Я такой же была много лет назад –
и улыбка та же.
Пешеходная улица. Гитарист,
воплощающий в музыке страсть и риск.
Взмыло гордое танго вперёд и ввысь,
догоняя звёзды,
отодвинув на миг инстаграмный век,
призывая – прислушайся, человек,
вспомни горькие веточки майских верб
и мужские слёзы!
И в толпе, околдованной пареньком,
каждый чувствовал в горле щемящий ком,
старичок в орденах всем шептал: "Какой
молодчина, малый!"
А парнишка играл, словно понял жизнь,
тронув каждую струнку чужой души,
подарив на прощание виражи
финала.

Дождит. Бреду по захолустью вдоль самой кромки февраля.
Моё пальто подбито грустью, не греет – как ни поправляй.
При мне рюкзак добротной лени и старых глупостей мешок.
Ни перемен, ни откровений, ни новой песни за душой.
Судьба, играя в дартс от скуки, меня дурачила не раз,
Казалось, метит прямо в руки, а попадала точно в глаз.
Перемываю кости шансам и пресловутой C'est La Vie.
Да-да, былым не надышаться, в нём больше нечего ловить.
Быть может, кто-то – сразу в дамки, во всём порядок и ажур,
Но мне не впору эти рамки – я фейс-контроль не прохожу.
Года не впрок – я всё туда же, на те же грабли, в ту же степь,
И черти душу будоражат, сидят, поганцы, на хвосте.
Пытает слабостью простуда. А сердце – старый дуралей –
Апрелей хочет безрассудных и сумасшедших февралей.

Скупые звёзды совсем не светят, такая темень – хоть глаз коли.
В порыве гнева лютует ветер, пытаясь кожу содрать с земли.
Ревёт от бешенства диким зверем, взбивает лапами жухлый лист,
Скрипят под грозным напором двери, как судно ветхое на мели.
А в перекрестье оконной рамы вползают стылые языки
И скользким холодом душу ранят, и жадно лижут тепло с руки.
Мне почему-то чертовски больно, а холод жжётся сильней огня,
И я готова ему позволить сковать меня, до костей пронять.
Застыв, слежу за стихией-зверем, смотрюсь, как в зеркало, в темноту
И верю ей – только ей и верю – её приметы во мне цветут.
Растёт внутри роковая пропасть, легко в глубинах её пропасть –
Там затерялся мой звёздный компас. И нет похожего – про запас.