Геннадий Акимов

... Но ни фонарь, ни спичка, ни очки,
Ни глянец фотографии старинной,
Ни  звезды, ни поблекшие зрачки,
Затянутые снежной паутиной,

Вам не помогут высмотреть впотьмах,
В мелькании теней и ряби верткой,
Что за пришельцы прячутся в кустах -
Из прошлого? Из склепа? Из реторты?

И даже если встанешь у окна,
Прижавшись лбом, ресницами, плечами,
То видишь только полночь, а она -
Она тебя в упор не замечает.

На службу провожали хлопца.
Сказать точнее - на войну.
В молочной мгле исчезло солнце,
Пропало в дымчатом плену.

А новобранцы на перроне
Лепились массой - серый фарш.
Веселье глупое гармони
Перекрывал имперский марш.

Слова любви, слова печали,
Гудки, команды, всхлипы, гам...
Лишь облака вверху молчали.
И правда - что мы облакам?

Я печалюсь, Господи, я печалюсь.
На земле Твоей как на зоне чалюсь:
то меня укусят, то я оскалюсь...
Каюсь.

Затянула небо тоской зегзица,
и глаза тускнеют, сереют лица,
но не хочет с этим душа мириться -
злится.

Не поймёт она, что же тут виною,
суждено ли вновь расцвести весною.
Ты пошли ей весть, как когда-то Ною...
Ною.

Знаю: сладок сок Твоих виноградин,
негасимый свет над землёй восставлен,
но приходит вечер. И он - печален...
Амен.

На поверхность выходят подземные короли
через мглистую трещину в чреве земли,
остывающий воздух утаптывают сапогами,
королевства их — черный лед и камень.

Так кончается последняя мировая война,
трещина поглощает, дымясь, технику и пехоту,
все несметные полчища достигают земного дна
и становятся кремнием, грязную сделав работу.

В безвоздушном календаре дни не имеют числа,
ледяные часы лишены кровеносных стрелок.
Наступает и наш черед. Никого любовь не спасла.
Все равно — поцелуй меня напоследок.

Источая холодное пламя,
Пучеглазые лампы висят.
Шевели, водолаз, плавниками,
Погружаясь в муреновый сад.
Полон рот золотого молчанья
У летящего наоборот,
Есть каленые стрелы в колчане
Да заплечный тугой кислород.
Тут свобода струится по жабрам,
Что никто не поставит в вину.
Стань чешуйчатым, жестким, поджарым,
Плоским телом прилипни ко дну.
Быть чужим - словно высшая милость:
Потемнеть - замереть - просветлеть.
Тут мелькнет молодой наутилус,
Там сверкнет поднебесная сельдь,
Звякнет колокол. Сдвинутся тали.
Время течь сквозь великую течь...
В глубине занемевшей гортани
Острой косточкой тычется речь.