Юлия Миланес

и скоро ты поймешь что время перехода
ведь бабочка рождается три раза —
сначала гусеница после смерть
потом переродится в кокон после смерть
потом родится бабочкой а после смерть

и я родилась после умерла
потом родилась после умерла
и лишь сейчас настал рубеж
когда я в третий раз умру
о сколько можно умирать
рождаться вновь
никто не знает

и вечно умираешь — в этом риск
что в этот раз уходишь насовсем
что крошечная жизнь не возродится

и этот риск у каждого из нас
и этот страх у каждого из нас
и каждый от него спасается
как может

и говорят пускай на голову кирпич
чтоб сразу и на этом все
пожалуй все желают смерть во сне
без боли без болезней без печали
и все боятся перед смертью
испугаться
есть страх испуга —
в этом парадокс

никто не просит мужества у смерти

юноша ищет, чем же он отличается от других?
да, он кудряв, но мало ль таких кудрявых?
да, он румян, но мало ль таких румяных?
он похож на других словно патрон в обойме —
точно такие же в армии служат сержантами.

он верит в свою звезду,
а ему предназначено быть продавцом,
или промоутером Розовым кроликом —
рекламировать одноименный бутик,
где из ценного только презервативы.

он приедет в областной центр
из пропахшей стариками провинции —
он будет помнить этот запах как свой —
он приедет со своим длинноватым носом,
тонкой костью, влажными как у оленя глазами…
но его здесь не ждут, и он будет мечтать:
о столице
об Америке,
об Европе.

но только для мамы он — особенный,
да, он кудряв — в этом его особенность,
да, он румян — в этом его особенность,
а еще — маленький шрам на запястье,
где его в детстве укусила собака,
а еще — крошечная родинка под левой лопаткой,
он у мамы — один,
и, пока мама жива, он — уникален,
а потом... так, рядовой товарищ. 

выпейте белую чашку с ласковым молоком
съешьте тарелку хлеба с заклятым ворогом
тесто замесят в полночь каркнет ворона с сыром
женщина пожилая вдруг разродится сыном

в землю врастает ветка обглоданными костями
сядет уже ворона раскаркается новостями
сядет уж непременно с черным блестящим зобом
мальчик родится первый сразу с молочным зубом

ветка уже врастает… вылупился воронёнок
пей воронёнок чашку с ласковым молоком
я заготовлю люльку я накуплю пелёнок
может не воронёнок? может быть сорокот?

мимо рождённых истин
мимо простых теорий
силой своей мысли
я его назову Егорий

это эффект плацебо это житье без боли
что неподвластно людям — это подвластно Богу
это же курам на смех — скажете не бывает?
а как же дева Мария — дочь от старухи Анны?

утро началось
с вареных куриных младенцев
по закону правильного бутерброда
который не падает маслом вниз
и масло-то кончилось
чокнулись чаем гринфилд
и разошлись по своим делам
я села работать на дядю
(на самом деле на брата
хорошо что не на большого)
а ты начал мыть посуду

и тут ты говоришь
черт возьми сегодня же годовщина
кака така годовщина спрашиваю
у нас с тобой фарфоровая свадьба сегодня отвечаешь
я холодею опять забыла купить подарок
а ты уже суетишься со своим опять трусики и носочки
дезик хоть бы раз дезик купил
опаньки говорю надо срочно ехать в офис
вернусь отпразднуем и бочком бочком к двери
слетала купила тебе конфетки какие любишь
и вся при подарке возвращаюсь

а дальше что было в тот день спрашиваешь ты сейчас
ничего не было леша ничего из этого не было
не было фарфоровой свадьбы даже ситцевой не было
ты умер задолго до этого
слава богу до такой жизни не дожили

я смотрю как ты вытираешь крылом слезу и просыпаюсь
ну вот и свиделись

Как маленькие девочки
старухи говорят о любви,
собирают слова в веночки,
пекут пирожки из звуков,
сжимают в трубочку губы,
поднимают дужки бровей.

Когда я смеюсь на это,
они говорят в смятеньи:
 – Мы же о внуках!
На самом деле они о мужьях –
глядящих на жен из Рая,
позвякивая орденами.

 – Глупости!
Я всю жизнь с ним промаялась! –
скажут они, а глаза загорятся.
И поставят свечку за упокой,
принеся свои страсти Богу –
боль о прошедшей жизни
и любовь к неживому.

А Бог их простит от души
оттого, что и сам одинок.