Михаил Белоногов

А на Урале снегопады и метели,
а на прилавках мандарины и хурма…
Тебе уютно и тепло в своей постели,
хотя на сердце и на улице – зима.

А в райских кущах листья с яблонь облетели –
не кушать грешникам ворованных плодов,
не отмечать  тайком восьмые дни недели,
под сенью яблони,  до первых холодов.

Над сонным садом зимней ночью тихо-тихо,
а в чистом поле за позёмкой бродит лихо -
всё ищет-свищет у отступников приют.

Но лишь утихнут снегопады и метели,
в наш сад из рощи прилетают свиристели
и подмороженные яблоки клюют.

С резким понижением градуса в стекле
клонит притяжением голову к земле.
Белое кружение в небе над страной –
тихое крушение в практике земной –
сыплется и кружится манная мука…
В подворотне лужица – мель для сапога –
в первый крепкий утренник выкрошится льдом.
В личный хаос внутренний – в тёплый жёлтый дом,
погружаюсь затемно, пялясь в потолок,
слушая внимательно жуткий монолог.
Речь, как речка сонная, медленно течёт…
Печка раскалённая, словно топит чёрт…
На дворе покойница пробует метлу –
верно, нездоровится – змей шипит в углу…
Сплю или мерещится, сон или не сон?
Паутиной трещина, в зазеркалье звон…
Всё в избушке розово, чёрен лишь ухват –
с первыми морозами ночи нарасхват.
Рвут кусками крупными оборотни тьму.
Сладок сон в предутреннем розовом дыму,
с ладаном ли, с гарью ли… к худу ли, к добру…
Сколь ни кочегарили – выстыло к утру.

когда Резо работал продавцом,
а я был пьяницей, плохим отцом
и никудышным бесполезным мужем,
я, приходя за пивом в магазин,
наивно думал, что Резо грузин,
а он абхаз, что мне ничуть не хуже
и по большому счёту – всё равно…
сегодня пьют абхазское вино
мои коллеги за моё здоровье...
«На холмах Грузии» – ночь, тишина…
и мандарина жёлтая луна
в горах Абхазии набухла кровью.

Расчерти поверхность на квадраты.
По осям абсцисс и ординат
рассчитай мои координаты
и пусти ракету в мой квадрат.

Пусть горит земля под сапогами, –
сгинет недруг в огненном котле…
Пусть летит журавлик-оригами
в хлопьях снега к выжженной земле.

Филька, чёрт, теперь пляши
на костях, на крышке гроба –
был кураж больной души
земледельца-хлебороба,

победителя-солдата,
хулигана-выпивохи…
в грунт врезается лопата
под сочувственные вздохи…

совесть – мудрая волчица,
всё расслышит чутким ухом.
мать – кормилица-землица
всё же стала сыну пухом.

в тех местах, где зреет клюква,
так случается нередко –
оступился и каюк вам –
подшутил болотный дедко…