Анастасия Трифонова

На жёрдочке, как певчий кенар,

свистит и прыгает веселое житьё.

Такое многоклеточное тело

окажется ничьё

и растворится, не оставив

надежды повторить по нотным образáм

такое пение: до белого незнания,

до чистоты в глазах.

***

...не заметили, как

поменялись местами –

дочки-матери, камень

в огород первородства.

В заключении дня

терпеливее станет

переросток, вчерашний

подросток.

Не беспомощность даже,

перелом ориентиров,

событийные скрепки

разбросаны.

Без памяти машет

проходящему миру

девочка,

бывшая взрослая.

Что ни слово, то сложно.

Недетское время

отодвинуть

себя напоследок.

Прошлое крошится

печеньем

ванильным

и осыпается с неба.

Мы возвращались домой,

день был жарок и прян –

июль обретал равновесие,

акробат на температурном столбе.

Мы искали дорогу в тени,

чтобы спрятать себя от огня,

долгожданного и нетерпимого,

глупые человечки, не знаем, чего желаем.

Земляная тропа между деревьями

поросла травой, которая переносила

тяжесть шагов, словно йог,

и вновь выпрямляла спину.

Мы едва заметили у подошв

маленькое чёрное тельце,

падшую птичью душу

с обречённо раздвоенным рыбьим хвостом.

– Кажется, стрижи не взлетают с земли, –

это ты, –

их надо немного подбросить,

чтобы крылья воздух поймали –

вот так.

...Мы сидели на балконе под самой крышей

и не слышали ни ярости автомобилей,

ни ругани соседей снизу,

только даль щебетала о невозможном.

И солнце уходило

за новостройки и краны,

за далёкое полосатое поле,

за крикливой стрижиной стаей,

за новой радостью.

– Сфотографируй меня на краю!

Над Мисхором, где движется только небо,

мы стояли, инопланетяне в северной синеве

кожи, не успевшей обжечься о южные угли,

и смотрели вниз, прикидывая траекторию,

время полета до пёстрых кишащих крыш

в вагончике фуникулёра при отсутствии прочих опор

кроме пола и поручня, кажется, тоже лишних.

Мне хотелось купить – как это правильно называть? –
тюбетейку, феску с кисточкой наперевес,
потому как присутствие вышнее ощущалось

гораздо отчетливее, чем предзакатный ветер –
 

слишком явственно: схватишь щелбан, проспорив.

Мы посмотрели вверх. У лица вились комары,
а за ними – даль, из которой не вырвать ни взгляд, ни слово,

сколько слов в ожидании ни говори.

Убрали ёлку. Комната, как в детстве,
пространство без конца,
пронизанная на велосипеде
улица.

В паласе россыпь игл – напоминание
о лучших днях.
Сухой остаток летом ступни ранит,
пусть так.

Сейчас – простор, дыхание сорвётся,
как жизнь в отлёт.
И хочется не знать ничего
наперёд.