Ольга Флярковская-Левкина

Покуда луг простоволосый
В ночной остуде не продрог,
Ведёт тропинкою белёсой
Цветочный синеглазый бог

К ромашкам, что бегут босыми,
Коленки вымочив росой...
И бродят молнии косые
За дальней лесополосой.

И жарит царственное лето
Румяный блин к поминкам дня,
И ходит смерть моя по свету,
Но не отыщет здесь меня.

А я счастливой и свободной
Стою и пью  стихи с листа,
И светит кровью благородной
Берёзы юной береста.

Мы шли заброшенной тропой,
Где резеда с крапивой спорит,
Где комарьё воздушный бой
Начав, выигрывает вскоре.

Где ветви тонкие сплелись,
А связи прежние распались,
Где мы ещё не начались,
Но с каждым словом начинались,

Где терпкий запах земляной
Таил листвы опавшей сырость...
Где ты впервые был со мной,
И нам впервые говорилось,

О книгах говорилось нам.
Мне так хотелось стать взрослее!
Ещё лежал в руинах храм
За тёмной липовой аллеей.

Вождя суровый постамент
Зиял отсутствием фигуры,
И, словно клочья чёрных лент,
Неслись ворон фиоритуры.

Как львицы, древние скамьи
Оберегали тень в шинели.
Надзора любящей семьи
В тот раз мы избежать сумели.

Белел щербатый парапет.
Ты дал мне курточку – не жарко!
И лил вечерний мягкий свет,
И лез вьюнок на постамент
В пятиконечном сердце парка.

Уже сознание больного
коснулось берега иного,
иной неведомой земли,
когда за жизнь боролось тело,
и доктор, действуя умело,
сестре приказывал: «Коли!»

Там тихо было и привольно,
там выдыхать совсем не больно,
вдохнуть – как выпить из ковша
неизъяснимой благодати...
И только нянечка в халате
напрасно силится мешать.

И светят лампы прямо в душу...
Да, ничего с утра не кушал,
теперь другой он пищей сыт.
Ах, отпустите, не держите!
Он не жилец уже, но житель –
на мир иной получен вид.

Всё остаётся, вы не знали?
Цветы и ноты на рояле,
знакомой книги переплёт...
Но к той, единственной на свете,
Одолевая рябь и ветер,
Сейчас в размашку он плывёт.

Девочка-весна в приютском ситце,
В башмаках с налипшею листвой...
Что тебе, пичуга, не сидится,
Чем заполнен день продрогший твой?
Нет... прилёта птиц не проморгала –
Встретила, восторженно шепча,
Россыпи грачей на снеге талом –
Сахарной макушке кулича.
Дотемна в пустынном гулком зале
Всё глядишь в старинное окно
Синими огромными глазами,
Словно мир познавшими давно.
А когда в умолкнувшей палате
Пахнет хлоркой кафель голубой,
Нежность материнского обьятья
Разливает ангел над тобой.
В тонком сне твои трепещут веки...
Ангельскому веянью внемля,
Крепко спят в постелях человеки,
Дышит обновлённая земля.
...Завтра хрустнут крашеные рамы,
Хлынет внутрь прозрачная река...
И настанет день, обычный самый
Для апреля, муторный слегка.

И быстрые, и медленные воды,
на городище – ветер и простор,
и ясные прощальные погоды,
и августа рябиновый убор,

и робкое дыхание Успенья...
Три Спаса, отзвонившие зарю.
Пусть будет всё по Твоему хотенью,
я медленно и тихо говорю.

Купель охватит обжигом студёным!
Сгорят грехи, и в дар от этих мест 
Блеснёт на солнце алый листик клёна –
Родной земли живой нательный крест.