Подборка стихов, участвующая в конкурсе «45-й калибр – 2019»

Владислав Пеньков

Эстония, Таллин


На тему Хафиза

"Легкой жизни я просил у Бога".
И. Т.


Попросил я смерти лёгкой.
Лёгкой жизни дал мне Бог,
этой маленькой уловкой
Он просившему помог.

Он помог мне быть полёвкой,
степью сладкою дышать.
Не сумел Он жизнью лёгкой
страшной жизни помешать.

Степь свободна, степь прекрасна,
вьётся птица вдалеке,
и настоян месяц ясный
на кобыльем молоке.

И от лёгкой жизни жутко.
Ничего не сделать с ней -
с горько-сладким промежутком
кочевых её огней.


Хлоя и Колен

У меня болит колено,
а ещё - с трудом дышу.
Полписьма пишу Колену,
полписьма тебе пишу.

Тень бежит и мостовая
еле слышно дребезжит,
под колёсами трамвая
отблеск бронзовый лежит.

Фонари зажглись и светят.
Лужи тихо просят пить.
Мне, наверно, не ответят.
Без ответа мне не жить.

Здравствуй, Хлоя! Хлоя, здравствуй!
Здравствуй, девочка. Простись.
У меня - режим матрасный,
только этим не спастись.

Здравствуй, мальчик! Плачь по Хлое!
По лицу весна течёт.
Всё хорошее-плохое,
всё привычное не в счёт. 

Я ведь тоже задыхаюсь.
Я ведь тоже вне игры.
И смотрю я (и прощаюсь)
на печальные дворы.

Окна всё темней и глуше.
Всё темней, темней, темней.
Свет уходит бить баклуши
в сером царствии теней.

И ко мне с утра стучится
лишь сосед за табачком.
На окно слетает птица
с головою-кулачком.


Шоша

Зажигалка вспыхнет, словно слава.
На просторах мира пахнет ночью.
Я люблю тебя, моя Варшава,
девочка, представшая воочью.

Под напевы потной негритянки -
россыпи гортанные горошин -
после самой-самой чёрной пьянки
обниму худое тельце Шоши.

Гнойная ли улица приснится,
отопью ли брагу Лангедока,
сквозь еврейской музыки ресницы
просверкает огненное око.

И - в слепом волненьи - обнимаю
запахи акаций и сирени,
бронзу тишины - закаты мая,
детские колючие колени.

Дурочек люблю, убогих деток,
пение невинной идиотки,
запахи сиреневые веток,
жалкие дырявые колготки,

ночи и сияния и мрака.
Доброго сиянья! Тьма всё глубже.
Вечером провоет нам собака -
вот и всё, что надо нам на ужин.

Я пьянею по утрам от боли,
я в тоске, которая навеки.
Шоша мне насыплет горькой соли
под мои неправедные веки.

Я пойду, куда глаза глядели,
забывая всё от этой страсти -
в польские ознобные метели,
в жуткие варшавские напасти.

Доберусь до маленького дома,
дочитаю Зингера до корки.
Девочка певучая, без кома
в горле, запахнула в спальне шторки.


После армянского вина

В. И.

Горы снега на асфальте -
Арагац и Арарат.
Ты навек в январской смальте,
мой родной печальный брат.

В смальте лужиц Эривани.
Ничего не говори,
потому что ты - из рвани
и - армянские цари.

Ходит белая голубка.
Если пьян, то вечно пьян.
Смотрит нежно, смотрит хрупко
виноградный Ереван.

Говорю, почти что брежу -
так глаза твои тихи.
Самого себя зарежу
за армянские стихи.

Я пишу, ты строчку кл`онишь,
а быть может, и клон`ишь.
Лес, дубрава и Воронеж,
Ереван, Эдем, Париж 

Император или нищий,
нищий или Тагавор.
День плывёт, сверкает днище,
завязался разговор

между белою голубкой
и горами. Синий свет!
Кроме жизни, самой хрупкой,
ничего на свете нет.

Есть гора, есть город снизу,
есть вино и нет вины.
И шагает по карнизу
белый голубь тишины.

Мы давно пропели, ара,
Божий свет. Целую, брат!
Снег обочин тротуара -
потемневший Арарат.

У меня голубка тоже
на окне танцует. Всё!
Всё станцует, подытожит,
подытожит и спасёт.


Как в лучших фильмах

Поэзии

Когда мне умиралось не шутя,
когда я умирал от Солнцедара,
ты шла одна, глазницами блестя,
совсем как в лучших фильмах у Годара.

Годар - козёл. Загнулся юный май.
Всё в тишине, порядке и покое.
Но ты сказала мне - Не умирай!
Коснулась лба прохладною рукою.

И спела песню русскую. Гроши
дала и погнала опохмелиться.
Цветёт калина. Падает Шукшин.
С тех самых пор мне только это снится.

Не Пазолини, не Феллини. Нет.
Тем более, не мальчик-Бертолуччи.
Калины цвет. Мерцающий рассвет.
Чижолые беременные тучи.


Перейти к странице конкурса «45-й калибр – 2019»