Константин Емельянов

Я - прочитанная книга И тяжелый переплёт. Сжатый рот. В кармане фига И слегка торчит живот. Родился в шестидесятых, Двадцать лет после войны: Патриоты, демократы И Отечества сыны Для меня как марсиане – Я живу сам по себе. Для меня вопрос не встанет: С кем быть в классовой борьбе? Я не шёл на баррикады, Белый дом не защищал. Я не знаю слова: «Надо», Знаю слово: «Задолбал». Подросли и вышли дети, Жизнь для них не есть борьба. И за них я не в ответе, Как и, впрочем, за себя. Иногда бывает грустно – Дым Отчизны мне не мил, Я не прожил жизнь как русский, Хоть по-русски говорил.

Чудище безвредное, Чудище нестрашное После долгих-долгих лет Вдруг приснилось мне. Серое, панельное, Четырёхэтажное. С занавеской тюлевой На большом окне. Там, за хлипкой форточкой, Сад стоит заброшенный. Кошаки бездомные На окно глядят. Во дворе на корточках - Пацаны с наркошами, И слышны до полночи - Крики или мат. А за стенкой ветхою, На площадке лестничной То ли песня слышится, То ли пьяный хор. Там сосед с соседкою От простуды лечатся: Припасли для праздничка Водку и топор. По утрам на лестницу Выхожу с опаскою: Утащили лампочку Ночью алкаши. Дни бегут безвестные, Жизнь течёт напрасная, И по кругу носимся, Словно мураши... Жизнь копейкой медною Разменяла счастье нам. Затерялся в памяти Прошлогодний снег. Чудище безвредное И совсем не страшное, Ты зачем зовёшь меня После стольких лет?

Полдня его гуляю я, Полдня меня гуляет он. Такая странная семья, Такой привычный моцион. Гуляем в дождь, гуляем в снег, В жару и холод. Круглый год Ведёт собаку человек, А может быть, наоборот. Мы с ним по улице пройдём И поваляемся в траве, Присядем быстро под кустом, Зароем кость, а то и две. Как тот бесценный сувенир (Чтоб не достался никому). Он по-другому видит мир, И я завидую ему. Пускай на уровне колен, Пускай всегда на поводке. Но без вранья, вражды, измен, И где дурак на дураке... Собачий мир куда добрей. И я подумал - Просто так - Вот я живу среди людей, А лучше б жил среди собак.

Ужасное, долгое лето… Кошмарно короткая осень Бежит, спотыкается где-то. Темнеет без четверти восемь. Зеленые, длинные ветки От долгого лета устали. Паук свои хитрые сетки В дверные проемы расставил. А ночью гроза пронесётся Раскатами страшного грома, И воздух слегка встрепенется, И снова уляжется в дрёму. Уж скоро двадцатые числа, А дышится все еле-еле. И жар с духотою зависли, Как эти пустые недели. Опутанный липкой дремотой Жары, духоты, несвободы, В окно я гляжу без охоты И жажду хорошей погоды. Сентябрь, фальшивый изгнанник, Плетёт свои лживые сказки. Коварного лета посланник, Одетый в осенние краски...

В пиджаке, обсыпанном перхотью и табаком, Ты сидишь в полумраке, вещая о том, Что, пожалуй, не все мосты удается сжечь И как лечит людей в зарубежье родная речь. Ты почти не глядишь на меня, ведь со мной Она, То ей спичку зажжешь, то нальешь вина Молодой подруге моей. Я всего лишь поэт. Для тебя двух поэтов в Нью-Йорке и в мире нет. В полумраке бара висит сигаретный туман. Понимаю я, что слова лишь сплошной обман. Но под утро я расстаюсь с тобой без обид, Все, что ты уже пережил, мне еще предстоит...