Подборка стихов, участвующая в конкурсе «45-й калибр – 2018»

Аркадий Брязгин

Россия, Москва


Окраина

Скромные домики. Изредка с грядками. В вечных заботах народ.
На горизонте, уже за порядками, вахту несёт метзавод.
Там, где у речки дорога канатная делает плавный вираж,
юркой кукушки свистки многократные одушевляют пейзаж.
Эта речушка - снабженье аортное нижних порядков водой,
в ближних окрестностях цеха реторного не замерзала зимой...

 

Сколько тепла на тебя здесь потратили, если за сорок морей
помнил, как с гордостью нёс ты для матери первый кукан пескарей.
Путь свой и землю, пройдя до экватора, жив и почти невредим,
улицы видишь посёлка горбатого, дымное небо над ним.
И всё ясней на остатке шагреневом перед смиреньем в веках -
строгая девочка в платье сиреневом с красным портфелем в руках.


Дурочка

Я видел – год ходил он сам не свой,
но чтобы так всё вышло… Колька, Колька!
Шептались, что накрыт был с головой,
что на себя не походил нисколько…

К нему пристала кличка Самурай -
желтушный с детства, волосы, как уголь.
Он по весне спать уходил в сарай,
до холодов свой не меняя угол.

У нас сараи воздвигались лишь
на перспективу – будущей скотине.
Под верстаком жила у Кольки мышь
в окне - паук в махровой паутине.

 

Какой-то тайной силою влеком,
он в октябре с последнего урока
ушёл и на крюке под потолком
окончил жизнь намного раньше срока.

Я был к нему допущен лишь в конце -
и, потрясённый, удивлялся всё же,
что мать его стояла на крыльце,
и, улыбаясь, кланялась прохожим.

Ещё слова застряли в голове,
что, мол, на Кольку нет у Бога царства,
что буйных лечат… только и в Москве
для тихих не придумали лекарства.


Письмо римского друга

"Посылаю тебе, Постум, эти книги..."
Иосиф Бродский /Письма римскому другу/

 

"Нынче ветрено, полощутся хоругви,
стук сандалий у трибуны в левом марше,
и надраться тянет так, любезный друг мой,
чтоб забыть - ты Младший Плиний или Старший.

Марши тешат до известного предела,
барабанщики, мой милый, много меньше.
Эх, сказал бы я как всё остолбенело,
неудобно только, вдруг дойдёт до женщин.

Больше книг не шли, какие к чёрту книги?
Вольнодумства нынче не прощает Цезарь.
Спит с мегерой вроде высушенной фиги.
Чтобы Брут его, плешивого, зарезал!

В скором времени, приятель, очень скором,
списки прежние отменят новых ради.
Городской дурак уже ходил на Форум,
бормотал чего-то о триумвирате.

Но я знаю, чем всё кончится в итоге -
будем снова рвать друг другу пуповину,
для того, чтобы попали в полубоги,
те кто сами люди лишь наполовину."

 

Постум встал, прошёл во двор прямой и строгий,
во дворе шёл первый век до нашей эры.
День прошёл и жизнь прошла, прошёл убогий,
в ногу топая, прошли легионеры.

Вся история на нулевом абзаце,
не созрели объективные условья,
для того, чтоб появилось имя Тацит,
далеко ещё пора средневековья.

Далеко ещё столетия тиранов,
равнодушно на мир грешный смотрят звёзды,
и на тех, кому о смерти думать рано,
и на тех, кому о жизни думать поздно.

И, вынашивая будущность в утробе
от любви суровой материализма,
в эру новую не терпится Европе,
по которой бродит призрак атеизма.


Я не пью

”А тебе говорили, не пей вина…”
/Светлана Ос/

Говорила мне мама: 'не пей вина'.
Я не пью. Эта драма - её вина.
Драме нужен театр. С тех давних пор
я в нём лишь декоратор, но не актёр.
В главной роли Хью Лори – колюч, небрит.
Я хотел главной роли, но я не бритт.
Мой кусок хлеба горше слезы любой,
и хромаю я больше, чем ваш герой.
Я затмил бы Хью Лори, но этот Хью,
пьёт, как пьёт всякий тори, а я не пью.
В сериалах мне центром не быть... притом,
что я вешу под центнер, хоть с виду гном.

Всё же прочим не пара - я слёз не лью,
прохожу мимо бара, где я не пью,
и вдруг вижу беззубец, идёт она -
во ладони трезубец, во лбу луна.
остальное ваятель ваял от плеч…
Нету гроба, Создатель, чтоб разом лечь!
Отыскался бы шкворень, себя б сгубил –
зря всю жизнь зрил я в корень и зря не пил.
Мне бы к лету с ней, к морю…создать семью…
Но ведь я  не Хью Лори и я не пью.
Не застрелен картечью, как тот пиит,
что с оборванной речью вселён в гранит.
………
Прохожу мимо храма. Святая Русь.
И ни звука. Ах, мама…

Пойду нажрусь!


У дороги чибис

Портной с поэтом в чём-то схож *** творцам знакома строчек дрожь и в том, и в этом ни на грош породы и величья, но продлевая вещи срок поэт и лыко копит впрок, портной же ценит гладкость строк и в этом их различье… Всю ночь за кройкой униформ и в день сурка и в век реформ, прогулка на подножный корм встаёт себе дороже, но не певцу изящных форм с диетой кофе - панзинорм, кому попдива и попкорн в упор одно и то же … Девиз его программы всей - поэт добро и разум сей, он бы хотел как Моисей преобразить породу, но спал укрывшись с головой, мест не любил где волчий вой и три аккорда про конвой про чёрствый хлеб и воду…И вот, блажь в голову вобрав, защитник вольности и прав вдали дубрав, вдоль тощих трав шагает по просторам,и блажь врастает в плоть, что клещ,  и сердца стук колышет плешь, под коей вызревает вещь для горна с детским хором… Но снова всё не то всё зря, к утру на нет сошла заря, бледней ночного фонаря, запахла перегаром,в окошке муть не белый свет, урчит за стенкою клозет, надрывно кашляет сосед над оверлоком старым … А как всё было, боже мой, опушка золотой каймой, и горн весь исходя слюной, нашёл мотив в итоге - мотивчик простенький такой про куст ракиты над рекой, где левитановский покой и чибис у дороги

*** - принадлежит Юрию Портному


Перейти к странице конкурса «45-й калибр – 2018»