Подборка стихов, участвующая в конкурсе «45-й калибр – 2018»

Марина Матвеева

Россия, Симферополь


Хочешь, я душу твою до себя дотяну?

Хочешь, я душу твою до себя дотяну? 
Или вообще до Небес? Впрочем, это игра. 
Если твою же беду тебе ставят в вину, 
се означает, что в чём-то ты все же не прав. 

Души бывают похожими на искосок 
от человечьих протонов, амперов и ватт. 
Хочешь, беду твою я заключу под замок, 
чтобы ты больше не думал, что ты виноват? 

Нежность распластана в Боге, и кажется ей: 
мы рождены, чтобы внять и остаться вне вин, 
тех, в коих истина, тех, в коих шорох-хорей 
Салафииловых крыл в сонме ангельских спин – 

да, отвернулись от нас, ибо беды легки, – 
значит, виновны. Роскошен твой маленький яд: 
что же ты горе своё заключаешь в стихи, 
где виновата душа твоя, если не я? 

Хочешь, ты станешь единственным тем, для кого 
я искупаюсь в вине, как гетеры царей? 
Хочешь, возьму твои муки, как громоотвод, 
хочешь, верну тебе ангельский шорох-хорей? 

Просят: грустны твои строки, что сердце болит, – 
сделай светлее хотя бы на пару свечей… 
…Стану грустить за тебя – и сорвётся болид 
света из глаз твоих, мир захлебнётся в луче 

ваттовом… Будет ещё один над-искосок. 
Под – человек. Нет, растерянный ангел стоит. 
Будь же виновен – тогда лишь узнаешь, что Бог 
так же виновен в размашистых бедах Своих. 



Ваза (Принцип жертв)

Самый край – и зачем ты ко мне? 
Пошатнулась… и кто ты, задевший? 
Мир, как хлыст, надо мною взлетевший… 
Ни опоры, ни воздуха нет… 

И ни воздуха, воздуха нет!!! 
Астматический бал. Белый танец. 
Ох, и вьётся же этот поганец, 
наступая на легкие мне! 

Притяже… При-тя-же… (принцип жертв) 
У Земли его много. И птица, 
если с жизнью решит распроститься, 
тоже F приравняет к mg. 

…Вот и всё. Не отдышишься уж. 
Не отдышишься, уж. И зачем ты 
с камня прыгнул? Ведь знал, что ничем-то 
ты летально-падучих не хуж. 


Мне себя собирать – не внове
Я-то ваза: осколки – не горе. 
Я-то амфора – склеит историк, 
и прославленным сделаю век. 

Только мне с каждым разом страшней 
приближаться к земле с ускореньем, 
будто в спринтерском беге на время 
против воздуха. 

                          …воздуха нет…


Над телом

Почему твоя Настасья, светлый князь, 
не свенчалась-та с тобою, а ко мне, 
сластолюбцу и мерзавцу, понеслась, 
да лежит теперь в кровавой простыне? 

Да, своим меня она не назвала, 
но себя моей, рогожинской, – крича 
во все уши, называла – ай, дела! 
Не твоею, князь, не розой белой, чай! 

Потому что пожалеть-то пожалел, 
да княгинею бы сделал, чай, верно, 
а чтоб так, как я, да в ноги на коле- 
ни... когда – а ей бы это и одно 

во борение и было б со смертёй, 
что тебя бы кто за сердце пожалей... 
Чтоб такую, какова она – дитё! – 
из её же смрада – кровью бы своей... 

Чтоб болело не за муки за её – 
чтобы сам по ней ты в муках бы лежал... 
Вот тогда бы было княжее житьё: 
весь бы мир вас поднял, Бог бы вас держал! 

Я бы мог, да вот не вышел розой бел... 
Ей моё у – сердье к сердцу не пришлось. 
Так гляди теперь – я душу проглядел... 
Да, я спас её. Как мог. Как мне далось. 
 


ЕдИночество

…Бессильным матом кроется полено

противу смерти медленной в огне…

 

В конкретно-данный миг

во всей Вселенной

не сущ никто,

чтоб думал обо мне.

 

Ни мама, ни подруга, ни любимый,

ни Бог вокупе с аггелы Его…

Такой вот миг – весомо-измеримо-

циферблатированный в торжество

недоменяемой модели мира.

 

А по углам –

не видно

ни черта!

 

Похоже, и они гуляют мимо.

Оно понятно: комната пуста,

в ней – ни души. Что побирать во плен им?

И тела – ни. Пожалуй, даже – не…

 

А есть ли я,

понеже у Вселенной

нет ни единой мысли обо мне?

 


 


А я летала...

А я летала.

 

Истинно, когда

принять за воздух воду, а за крыльев

движения – гребки. И чтоб вода

была прозрачней воздуха…Чтоб были

баллоны как приросшие к спине,

точнее, вырастающие, словно

всё те же крылья… птичьи? рыбьи?...

 

Нет,

похоже, виснет слишком много слов на

естественнейшем действии – лечу!

От жадности земного притяженья

лечусь. От  гулких сталетонных «чуд»,

которым только и дано движенье

по воздуху, по страху перед «Бац!

И – всмятку!» – это и назвать полётом

позорно… Или жалкий ветропляс,

где тело под куском раздутой плёнки

на человека не похоже – кто б

посмел сравнить парашютиста с птицей?

 

Падения всемирного потоп…

 

Нам воздух – не летать: мы в нём топиться

ещё не разучились. Видит Бог,

в нём толком даже и ходить не можем:

все утомляемся и болью ног

страдаем, жаром и ознобом кожи…

 

А я летала.

 

Не велел дышать

в воде нам Бог, чем приказал поверить,

что истинно летает – лишь душа.

 

А телу всё равно пора на берег.


Перейти к странице конкурса «45-й калибр – 2018»