Игорь Панасенко

Звонок вычвиркивает трель -
Негромкий звук терзает уши.
И я распахиваю дверь
Во тьму, разлитую снаружи.

Прикрыв глаза коростой век,
А серный дух - табачным дымом,
Стоит мой чёрный человек.
А может, демон. Всё едино.

"Ты звал меня? Чаи вари!
Ведь так живут в твоём народе?
Давай с тобой поговорим!"
И в кухню, не спросясь, проходит.

Я вслед тащусь, встаю к плите,
Коньяк разбалтываю в чае
И обезглавленную тень
Свою внезапно замечаю.

"Для остановки нет причин.
Длить спор - такое наказанье.
Плесни мне джин - и я, как джинн,
Исполню три твоих желанья."

А мне не надо вспоминать
Давно затверженное счастье.
"Горю желаньем написать
Хоть пару строк о свойствах страсти,

Ходить пешком по облакам,
Лечить печальки шоколадом
И сыпать звёзды рыбакам.
Клянусь: мне большего не надо!"

Я жду. В ответ - ни тпру, ни ну.
Луны огарок в небе тает.
Но прорывает тишину
Звонок последнего трамвая.

Он смотрит пристально в углы,
Кроит брезгливую гримасу
И достаёт из-под полы
Бидон касторового масла.

    И слышится ей в шелесте листьев деревьев над головой
     - "Ты останешься здесь навечно!"
            тоже страшилка

Бесогонский базар. Закорючки заборной латыни.
Тополиный снежок. Никчемушная рябь полумер.
Ты останешься здесь. Не пытайся уехать в Калинин.
Этот рейс вне закона. Сто первый закрыт километр.

Нет цветущих садов за Садовыми кольцами ада.
Позолоту престола крышует чугунный Кинг-Конг.
Ты останешься здесь. Дождь размыл автобан на Саратов.
На Калужской заставе стоит "ОккупайРубикон".

Ты останешься здесь. Меркнут краски на ветхих полотнах.
Летописец латает истлевшего времени вязь.
Император, сутулясь, проходит застывшей Болотной
И приказ о расстреле войскам отдаёт, помолясь.

Бьют в упор по Кремлю заржавевшие пушки "Авроры".
Емельяновы клети съезжаются к Чистым прудам.
Ты останешься здесь вечной стражей Дневного Дозора -
Скороходов из Пизы ловить по горячим следам.

Тычет в небо иглой королевство дешёвых иллюзий.
Всё решится банально - картинкой в вечерних "Вестях".
Ты останешься здесь новой жертвой былых революций,
Безымянным приезжим, пропавшим неделю спустя.

Время - вечный кидала. Ему не верь.
Всех его обещаний итог - нули.
Умножается пухлый реестр потерь,
и ломоть, что отрезан, опять болит.
Каменеет лежаче промеж трясин
мир шагреневых кож и кривых зеркал,
охраняемый сворой свирепых псин
под аккорды нетрезвого матерка.

Самобранка-асфальт режет лес насквозь,
цветом пепла копируя облака.
На обочине топчется строй берёз
в летней форме, застиранной до желтка.
Обходя стоп-сигнал постовых рябин,
ополченье осин обживает падь,
и предвестником скорой войны лавин
на виске у Хибин серебрится прядь.

На морозном ветру истлевает сталь,
но нетленны в кольце ледовитых вод
цвет морошки, громады замшелых скал,
бубен солнца и сполохов хоровод.
Бьются звонкие стрелы в луны мишень.
Небо звёздным засеяно ковылём -
урожай не собрать ни в один кошель.
Время - вечный кидала. Забудь о нём.

Играет жизнь шарами круглых дат -
земля гудит от этого бильярда.
На склоне засидевшись, камнепад
уже трясётся в приступе азарта.

В заснеженном морозном октябре
над кромкой леса светятся туманно
вершины гор в полуденной заре -
как позвонки хребта Левиафана.

Оставив за спиною пастораль,
открыв глазам иную панораму,
дорога завивается в спираль,
легко сходя в задымленную яму,

где знаками различья на плечах
лежит узор тончайшей рудной пыли.
В горе стучит кайлом Тшаккалачак,
а по долине мчится Мяндаш-пырре.

Их естество, а может, колдовство
берёт в полон, и не отвергнуть дара.
И вот - Синай, и рядом с ней - Нево -
стоят над гладью Малого Вудъявра,

вдали от мира треснувших корыт,
свинцовых вьюг, кровавого раздрая.
Здесь остаётся лишь благодарить
за право жить в обетованном крае

хибинских сейдов,
                 не стремясь в князья,
держать ответ на речи незнакомца,
свершать, что должно, сильных не прося -
и будь что будет! Как-нибудь прорвёмся.

P.S.
Йойк - стиль саамских народных песнопений. Совершенно не похожий на предлагаемый текст. :)
Тшаккалачак - персонаж саамских мифов, предводитель народца, живущего в толще гор и добывающего ископаемые разной степени полезности.
Мяндаш-пырре - олень с золотыми рогами, прародитель всех саамов.

Малый Вудъявр - озеро посреди Хибин.

Последняя ступенька позади -
И лестница опять уходит выше.
Пусть там внизу пихаются вожди,
А нам не крыш, зане мы сами - крыша.

Мы можем долго ботать словесы,
Перемешав понятья и приметы.
При тёрках с Богом тасовать рамсы
Способна только мафия поэтов.

Скрипит земля, истёртая до дыр
Толкучкой торга, рынка и базара.
Поэзия крышует грешный мир
И переводит стрелки божьей кары.