Подборка стихов, участвующая в конкурсе «45-й калибр – 2018»

Геннадий Михлин

Финляндия, Хельсинки


Северное побережье

Лысые скалы облизаны волнами.
Волны ленивы, сонливы на солнце.
Солнце задумчиво смотрит на море,
местность щетиною будто поросшую
и на деревья фигурой нестройные,
что не желают протягивать ветви,
скромно к стволам сиротливым прижатые.
Им не хватает энергии солнца,
щедро раздаренной южным широтам.
Солнце невесело в этих краях.

А заштормит, и деревья пригнутся,
трогая землю в молебном поклоне.
Редкий листочек в смятении выдержит
шквальный удар безрассудного ветра.
Шторм беспощаден к уставшим, но с истовой
верой прильнувшим к граниту корням.
Будет ли шторм для деревьев последним?
Их не спасает ни мох, ни расщелины.
Солнце не хочет на это глядеть,
И поспешает уйти восвояси.

Где-то Земля, может быть, на слонах,
здесь же она на трех льдинах покоится.


Финская тайга

Сопки,  покрытые девственным лесом,

Камни, обильно поросшие мхом.

Кто-то в суровом миру поднебесном,

смело с котомкой бредет напролом.

 
Путник чужой, как видать, издалёка.

Кто, окаянный, заглянет сюда?

С Запада, Юга он или с Востока?

Что его гонит? Любовь – не беда!

 

Знает ли этот бесстрашный бродяга,

страстно гонимый обманной мечтой,

что за любовь не получит награды

и никогда не вернется домой?

 

Шелесты – будто бы кто-то талдычит

голосом вкрадчивым свой приговор,

то ли какие-то птицы курлычат,

то ли колдуньи словесный узор.


Словно расступятся ели и сосны,  

солнце пробьется, мелькнет синева…

Эти глаза! Эти кущи, как космы,  

будто ресницы – осока-трава.

 

В этих глубоких глазах лучезарных

очень легко невзначай утонуть.  

И незаметно в пучине коварной

тихо закончится тягостный путь.


Бессонница

Улица – рампа, а ночь – режиссер,

может быть, странный и слишком упрямый.

День отгорел, как сигнальный костер,

в окна врываются блики рекламы.

Синий – «Спешите смотреть кинофильм!»

Красный – «Комедия очень смешная!»

Видел – комедия для простофиль,

словно бутылка портвейна пустая.

Светят в домах перфокартой огни,

в них распорядок, программные чувства,

самодовольство, беспечные дни...

Только в программу не втиснешь искусство.

Синий – «Спешите смотреть кинофильм!»

Тронул сосед за стеной выключатель.

Вечер негромко огни загасил,

ночь распростерла немые объятья.

Долго напротив – маячит окно,

чья-то душа бьется в кубике света.

Бьется, но будет ли ей суждено

прикосновение теплого лета?

В этой ночи – как призывный огонь...

Может быть, в душном рекламном пространстве

кто-то бредет, подставляя ладонь,

скромному свету в оконном убранстве?

Нет – ни души!

Штабеля этажей

множатся нагроможденьем ячейным.

Город во сне и вдруг станет родней

скрип половицы шальной и ничейный.

Только зачем, выбиваясь из сил,

бредит реклама, покоя не зная?

Синий – «Спешите смотреть кинофильм!»

Красный – «Комедия очень смешная!»


Вот старый дом

Вот старый дом,

хозяйка в нем,

такая ж старая, как дом.

А вот хозяин –

тоже стар,

апоплексический удар

ему грозит который год,

а он живет себе, живет.

А вот и Васька – старый кот,

мышей не ловит, обормот.

Зачем? Ведь не дают грошей,

да и вообще здесь нет мышей.

Покинули все мыши дом,

здесь нет объедков на прокорм.

Корова старая была,

и не давала молока.

В округе не было быка,

а значит, и молодняка.

Но вот явился к ним внучок,

редиски выдернул пучок.

Вот он-то  молод – паучок!

Хитрющий – тот еще жучок!

Идея-фикс в душе – озноб:

заполучить наследство чтоб.

Наследство-то – о, Боже мой!

На раз иль полтора запой.

Глядь – профита здесь ни шиша.

И, не оставив ни гроша,

вздохнув: «Живите все пока»,

исчез, как будто в облаках.

А старички глаза протрут,

и только ручками взмахнут.

 

Тот старый дом, с ним соток пять,

Внучок проведает опять.


О прекрасной драме

Я читал Прекрасной Даме сочиненный мною стих.

В нем про чудное мгновенье и ее прелестный лик.

 

И ответила мне Дама:

– Ты пургу-то не гони,

ты лукавый, как предметы на картине у Дали.

Хоть ты, юноша, конечно, и достоин всех похвал,

но про чудное мгновенье Саша Пушкин все сказал.

 

Я продолжил вдохновенно декламировать ей всласть:  

«В ночь ушла ты так печально, завернувшись в синий плащ...» 

 

Удивилась очень Дама:

– Разве ты еще не знал,

«синий плащ» и «ночь сырую» Саша Блок уже писал?

 

Я тогда ей: про ланиты, красоту ее десниц,

будто льется свет зарницы от лучей ее ресниц...

 

Весело взглянула Дама:

– Хохотать мне нету сил,

если б слышал Ваня Бунин, он бы щас тебя убил!

Ты отныне и вовеки будешь мною не прощен.

Кроме виршей бесполезных можешь что-нибудь еще?

 

Тут губами, как пиявка, я к руке ее приник.

Но сказала Дама строго:

– Ты нахал и баловник.


Перейти к странице конкурса «45-й калибр – 2018»